Книга Извращений

Оба вы – будете одиноки. Одиночество, – подумаешь ты, – живёт друг в друге. Поодиночке – оно чахнет и наконец – гибнет. И нет ничего печальнее, чем – одиночество в одиночестве – оно имеет в себе всю боль слова «всегда», смешивая её с тоской «никогда».

Ты подползёшь к Мюриэль и положишь свою голову ей на колени. Тебе захочется раствориться в этом моменте – когда она нежно начнёт перебирать твои волосы. Почувствуй себя вечностью.

Но ты – фатально конечен. И, ещё молодой – уже чувствуешь себя стариком. Даже после стольких побед и наслаждений – посмотри на свою жизнь: что о ней можно сказать? В ней – ничего не произойдёт. В ней – не будет магии. И всё, что останется – наблюдать не за мыслями, а преследовать чувства.

Всё это – извращение. Слишком человечное. Ты будешь страдать.

И то, что другие – будут страдать сильнее, чем ты – ровно ничего не будет значить. У тебя – будет только то, что будет у тебя. И тебе – станет больно от этого не меньше, чем от пустого живота. Но, правда – так легко говорить, когда в банке – полный бак бабла.

Ты не захочешь того, что имеешь – ты это и не заслужишь. И ты – всё глубже будешь падать в извращения.

С верхнего этажа будут доноситься мелодии молодого композитора. Музыка, одиночество и любовь – всё станет одним целым. И останется – только красота вокруг. А если покажется недостаточно – всегда можно сделать её своими руками.

Ты встанешь с пола и включишь свет. На тебе – по прежнему не будет одежды; на ней – тоже.

– Что ты делаешь? – спросит она.

– Молчи, – заткнёшь её ты, – я хочу сделать этот мир красивее – я нарисую твой портрет.

Она игриво улыбнётся и примет позу.

– Давай, покажи мне больше страсти.

Она будет танцевать, петь, говорить телом.

– Ещё, ещё больше, давай…

Листок за листком – ты будешь откидывать в сторону.

– Этого – мало; мне нужно больше…

Ты станешь работать так, будто от этого – будет зависеть твоя жизнь. И ты – превзойдёшь самого себя. Ты не сможешь нарисовать больше ни одной картины – если сейчас не нарисуешь то, чем мог бы гордиться. Несколько часов беспрерывной работы – пройдут для тебя как пара минут. Наконец, ты сможешь перевести дух и вытереть пот со лба. Ты берёшь конечный результат своей работы в руки – никогда ты не занимался любовью с таким усердием. И вот он – результат. Ещё один шедевр. Ты покажешь его той единственной, кто увидит его. Она внимательно всмотрится в него, улыбнётся и спросит:

– А… а кто это?

Ты посмотришь прямо ей в глаза.

– Как… это же ты!

– Я?!

Это скажет та, которая увидит все твои работы. Увидит все – но, видимо, не поймёт ни одной.

– Это шутка?! – она разозлится, – что это за пятно с сиськами?! Я действительно выгляжу так?

– Говоря откровенно – любой прохожий видит именно это.

– То есть, – она перейдёт на крик, – все, кто хоть когда-либо видел меня – видели пятно с сиськами? Подожди… Почему у меня пять сосков?!

– Ну-у-у… это метафора.

– Чего?

– Пяти сосков.

Она схватит свой рисунок и разорвёт его на мелкие куски. Затем, возьмёт все сделанные тобой наброски – и начнёт беспощадно кромсать их ногтями и зубами.

На рисунке будет изображен кусок мяса с лицом, курящим сигарету; и ногами, застывшими в безумном танце извращений. Ты не раз обратишься к этой теме; но Мюриэль больше – никогда этого не увидит. Ты сумеешь сохранить только один набросок, спрятав под его под шкафом.

Вашей любви придёт конец.

Позднее, Монро, попивая бокал с бордо, будет задумчиво разглядывать «Портрет Мюриэль» – набросок, ставший окончательной версией. Он будет смотреть на него минут пять, а после – скажет:

– Знаешь, а ведь она не совсем похожа на неё.

– Ерунда, – ответишь ты, бросив быстрый взгляд на картину, – вскоре, она сама будет похожа на свой портрет.

– Так или иначе – в нашем маленьком обществе – она ещё долго не появится. Пора бы начинать поиски новых членов.

– Сначала – тебе стоило бы прибраться в «месте встречи поэтов».

Монро осмотрит свой зал: горы мусора, облезлые обои, поцарапанные станы, разорванные книги, разбитые статуэтки и вазы – их никто так и не уберёт после погрома, который устроит Монро.

– Да, пожалуй, – задумчиво ответит Ражаев, всем своим видом показывая, что пребывает сейчас в совсем другом месте.

– Зачем ты вообще делаешь это? – задашь ты вопрос, который долго будет тебя интересовать, – ты ведь понимаешь, что все люди, которые приходят к тебе – извращенцы, а не аристократы.

– Все мы – в той или иной степени – извращенцы. Нормальность – противоречит жизни.

Он опустит глаза.

– Понимаю ли я это?! О да, прекрасно пониманию, – он посмотрит прямо тебе в глаза и улыбнётся, – я – просто люблю искусство. К тому же, мне интересно узнать – что произойдёт дальше. Мне всегда нравилось сводить самых разных людей вместе и смотреть, что они будут делать – я играю в это ещё с детства.

Тебя начнёт тошнить от Ражаева – да кем он вообще себя возомнил?!

Ты молча встанешь и выйдешь из кабинета. Монро крикнет тебе вслед:

– Эй, милый, подожди!

И потом, когда ты закроешь дверь:

– Я тебя обидел?!

Нет. Тебе он надоесть. Один и тот же человек – очень быстро перестанет тебя интересовать. Поэтому – у тебя будет много знакомых, но совсем мало друзей.

Ты пойдёшь на автозаправку; купишь там канистру бензина. Ты вернёшься к себе в студию, все стены которой будут заставлены полотнами, а пол – красками, кистями и мольбертами. И обольёшь всё бензином, чиркнешь зажигалкой – бросишь её и убежишь.

Ни одна твоя работа – не переживёт самого жестокого из критиков – тебя.

Ты нарисуешь ещё много картины; но в тот день – твоё творчество понесёт невосполнимые потери. Впрочем, кроме нескольких работ, ты никогда не будешь считать, что твоё творчество – достойно жить.

Ты почувствуешь себя героем. На самом деле – ты будешь сумасшедшим.

И первым, что ты сделаешь, когда вернёшься домой – будешь рисовать. Ты попытаешь выразить храбрость через цвет. Это – будет самая эпическая твоя картина. Впрочем – все картины героические; они пытаются победить смерть.

Спустя несколько часов, когда с делом будет покончено, ты выйдешь на улицу и застанешь свою студию, окружённую пожарными. Ты пройдёшь мимо, быстро потеряв к этому всякий интерес. Чёрный дым – станет символом твоего триумфа над своим кошмаром.

В голове у тебя будет играть «Ода к радости» Бетховена. Ты будешь улыбаться и чуть не подпрыгивать от счастья. В тот день – ты потерял сотни миллионов долларов и всеобщее уважение. Скорее всего, тебя признают психически больным и приговорят к принудительному лечению; а единственным твоим оправданием будет: «Иногда, человек срывается».

Ты снова будешь бедным художником; никому не нужный – вольный делать всё, что хочешь.

Но что будет первым, что ты сделаешь в новой главе истории своей жизни?

Первым делом – ты отправишься в кафе «La Rotonde», в которое часто будешь заходить во времена своей мятежной юности. Теперь, ты вернёшься сюда уже взрослым человеком – и снова станешь молодым.

Там – всегда будет бурлить жизнь. Хозяин будет протирать стаканы, глядя в зал за официантами, разносившими подносы с луковым супом, вином и кофе – и стараться их не уронить на головы какому-нибудь писателю, философу или художнику – что у них не всегда будет получаться.

Почти у каждого из посетителей на столе будет чашка кофе и сигарета во рту – по которой будет не сложно определить социальное и финансовое положение гостя. Некоторые – будут сидеть по углам и играть в карты; некоторые – станут скрывать свои лица под вчерашними газетами; некоторые – будут что-то писать в школьных тетрадках или на салфетках – и не обращать ни на кого внимания.

Когда-то давно, ты любил сидеть здесь до закрытия, растягивая чашку с кофе на восемь часов, пользуясь любовью хозяина кафе к искусству. Но к тому времени, когда ты придёшь сюда – давно уже пройдут те времена, когда ты жил у Сеньоры – и не знал, что будешь есть завтра. В те времена – ты будешь рисовать, чтобы не умереть с голоду. Ты сядешь за столик и будешь думать о своей жизни.

Знаешь ли ты свою историю? Никто её не знает – потому что мы начинаем проживать её с середины. История становится историей, когда её повторяют – раз за разом.

В те времена – ты мог рисовать на всём; лишь бы рисовать – и неважно чем. Кофе – не много чем хуже чёрной акварели. Ручки и карандаши – лишь бы оставались следы на бумаге.

Ты подойдёшь к свободному месту у барной стойки и крикнешь:

– Ги, виски мне!

Времена пройдут – и только старик Гийом останется здесь: будет делать кофе и разливать виски.

Этот старик – сделает для искусства больше многочисленных меценатов и артотропов тем, что позволит себе роскошь налить бедному художнику чашку кофе с молоком – не слишком часто, чтобы не наглели, но и не слишком редко, чтобы не дать беднягам окоченеть в холодной зимней столице с холоду. Он нальёт тебе полный стакан виски – ты благодарно кивнёшь, отметив, что старик Ги – как всегда угадал с его вкусами и финансовым положением. Ги случайно бросит взгляд на гостя, сидящего в углу и потягивавшего трубку. Ги скажет тебе:

– Я вижу, что наша знаменитость снова здесь и может, наконец, расплатиться по счёту.

Ты смущённо опустишь глаза и потянешься за кошельком. Достанешь оттуда восемь купюр по сто протянешь Ги. Тот возьмёт их, пересчитает и улыбнётся.

– Если честно, никогда не думал, что ты хоть когда-нибудь расплатишься – да что там – такие деньги когда-нибудь будешь держать в руках.

– Я держал и побольше, – смущённо признаешься ты.

– Не суть, – он дружески улыбнётся, – зачем, на самом деле, пожаловал – никогда не поверю, что только для того, чтобы расплатиться.

– Я – снова на мели, – заговорчески прошепчешь ты.

– Новостями в мире искусства – я не интересуюсь уже пятнадцать лет; с тех пор, как они – стали вылезать из меня вместо дерьма.

– Понимаю, – продолжишь ты, – но, может быть, ты знаешь кого-нибудь, кому нужен опытный художник – в прошлом очень талантливый и знаменитый?

– А что с тобой случилось?

– Я совершил, как это называется – «большую глупость».

– Ты жалеешь?

– Нисколько.

Ги снова покосился в многострадальный угол.

– Знаю я одного. Многие люди и получше тебя – не могут найти себе работу и дохнут от голода и комплексов. Ты этого не особо и заслуживаешь – но я помогу тебе. Вот этого типа, – он указал на курильщика с трубкой в углу, – я в последнее время вижу часто. Говорят, что он верует людей для какой-то работы – в политических целях, я бы сказал. Он сидит здесь для того, чтобы найти нужных ему людей. Я не рекомендую его своим друзьям и людям, за которых я хоть сколько-нибудь переживаю. Но ты, если готов – можешь попробовать.

– А ты точно не знаешь, кто он?

– Новый Троцкий, я бы сказал. Времена сейчас не тихие – я готов поставить на революцию. Если ты готов – вперёд.

Ты опустошишь свой стакан залпом и сойдёшь с барной стойки. Ты направишься к столику в углу. Ты сядешь за столик, даже не спросив разрешения уже сидящего за ним. Ты сделаешь вид, что уже пьян и готов на всё; на самом деле – ты будешь абсолютно трезв и станешь запоминать каждую пролетающую в голове мысль.

Что будет дальше? – подумаешь ты.

– Я слышал, вы вербуете работников. Что ж, я готов предложить свои услуги вашему делу – за хорошую плату, разумеется. Всего лишь…, – начнёшь ты, но тебе не дадут закончить.

– А вы знаете, в чем вам предстоит заниматься? – деловым тоном поинтересуется незнакомец.

Одной этой фразы хватит, чтобы ты сразу понял, что имеешь дело с профессионалом. Его нельзя поставить в неловкое положение; он сможет ответить на любой вопрос – таких людей невозможно победить. Но это – только пробудит внутри тебя азарт и волю к борьбе. Ты – всё ещё будешь полон уверенности, что этот мир – безраздельно принадлежит тебе; и что ты – диктуешь здесь правила. Ты возьмёшь в руки чашку с ещё горячим кофе и в один глоток допьёшь его. Ты скажешь ему:

– Честно говоря – понятия не имею. Но это – меня и не интересует. Я готов выполнить любую работу, которую прикажете. Но в делах искусства – мне нет равных нигде, – ты стукнешь чашкой об стол, – вы можете поручить мне подметать полы – и потеряете, возможно, одного из передовых героев вашего дела, – возможно, ты и сам не будешь догадываться, до какой степени будешь пьян, – я – лучший художник своего времени. И я готов…

– Я знаю вас. Так же, я мне известно, что вы – действительно талантливый художник. Вы – звезда всех аукционов, в той или иной степени связанных с искусством… Но с чего вы решили, что вы нам нужны.

Ты выдержишь паузу, глядя прямо ему в глаза. Он – будет смотреть на тебя.

– Я – этого не решал. Решили – вы. Вам нужен художник больше, чем вы нужны художнику. Я – всего лишь предложил свои услуги. Можете взять кого-нибудь другого – но он никогда не справится с тем, что могу я.

– Знаете, – он улыбнётся и в его тоне послышится отдалённое восхищение, – вы – действительно тот, кого я искал. Да, наверное, вы – нам подойдёте. У нас – уже хватает рабочих рук и фанатиков, готовых ради идее на всё – но вот людей по-настоящему творческих и умных – никогда ни у кого не хватает. Вы – именно тот, кто нужен революции. К тому же – вы фигура знаменитая; поэтому…

– Перейдём к делу.

Ты никогда не будешь вслушиваться в пустую болтовню: ни трезвым, ни пьяным. Но – Фортуна ещё не отвернулась от тебя – и ты снова побеждаешь. Лишившись своей старой жизни – ты сразу найдёшь новую. Ты – будешь горд и доволен собой. Ты почувствуешь, что твоя сестра – Жанна – уже где-то рядом. Да – вот-вот все карты упадут на стол и не останется ни единой тайны. Вскоре, ты попадёшь в место, которое с гордостью сможешь называть «своим домом».

Но тогда – ты даже не будешь подозревать, какие трудности ждут тебя впереди.

– Как вы относитесь к политике, – он наклонится поближе к тебе.

Ты – никогда раньше не думал о таких глупостях; поэтому – решил быть как можно откровеннее:

– У меня – нет никаких взглядов или мнений по этому поводу. Конечно, если это как-нибудь касается меня – я тут же начинаю что-то спрашивать, вести себя странно и делать то, что в трезвом уме – никогда бы делать не стал. Но в дела, на которые я никак повлиять не могу – я предпочитаю не влезать.

– Знаете: а ведь вы – абсолютно правы. Почти все простые люди – делают примерно то же самое, что и вы. Политика – интересует их ровно в той степени, в которой она касается их. Мне кажется – вы хорошо понимаете простых людей – мне это нравится; нам это подойдёт. Официант! Пива мне и моему другу! – гарсон кивнёт и быстро удалится, – мне очень повезло: мои родители – очень любили меня и позволили мне заниматься тем, что мне нравится. Я – единственный ребёнок в семье. Всё, что я имею в жизни – я добивался сам.

Ты увидишь человека, который точно так же как и ты – будет считать мир своей собственностью. Тебя это насторожит.

– Но, в отличие от меня, многие люди – крайне зависимы от своих семей. Я знал одного человека – идейно, он был анархистом и презирал закон; но учился он на юридическом. Когда я узнал об этом, я спросил: «Почему?», а он ответит: «Мама так сказала – я ведь её так люблю; она так страдала за меня».

Официант принесёт два бокала пива. Он исчезнет так же быстро, как и появится – в бесконечных образах и шумных разговоров «La Rotonde».

Он сделает первый глоток и продолжит:

– Та же система – работает в отношении между государством и его гражданами. Если в сильных странах – малый бизнес процветает – то есть, процветает самостоятельность; то в слабых странах – он гибнет и увядает. Почему? Да потому, что когда человек получает полную независимость от окружающих – у него автоматически появляется собственное мнение. А людей с собственными мыслями – очень сложно держать в узде. Прогрессивные державы идут на это – потому что они знают – в этом прогресс и процветание. Наша же страна – пытается всеми силами придушить самостоятельность; и всё больше и больше частных предприятий вынуждено закрываться из-за истребительных налогов или из-за так называемых «рейдерских захватов», которые не то, что не подавляются – наоборот – поощряется правительством. Ему выгодно, чтобы страну населяли бесправные рабочие – любой бунт со стороны которых, можно будет придушить угрозой понизить зарплату на пару копеек. Люди перестают бороться за себя – даже когда у них есть такая возможность. А это – уже похоже на диктатуру. Мы и глазом не успели моргнуть, как вокруг – оказались одну сплошные посредственности, не имеющие собственного мнения. Но ещё год назад – со всем этим – ещё можно было мириться. А потом, – тут он драматически понизит голос и сощурился, – пришел П. Эта пиявка – высасывает из страны последнюю кровь. Вскоре – всем нам будет не всё равно – а ведь что может быть страшнее! Я помогаю одному человеку организовать, возможно, последнюю независимую оппозиционную партию в стране. Нашей целью является: реформы, на фундаментальном уровне меняющие экономическую и социальную жизнь страны. Но вас – это мало касается. Нам – нужен художник, который помог бы нам призвать людей обратить внимания на проблемы общества. Ведь живопись, поэзия, музыка – это всё не пустые слова. Тридцать лет назад, как я помню, родители многих моих друзей приходили в ужас оттого, какую музыку слушают их дети. И ведь они были не единственными – все взрослые люди того поколения приходили в ужас оттого, что будет с миром, дети которого слушают нечто настолько ужасное. А выросло – прогрессивное поколение людей, двигающее сейчас Америку и Европу вперёд. Поэтому – нам и нужны такие люди, как ты – вы создаёте эпохи. Искусство – куда опаснее пистолета, если уметь правильно им пользоваться. И ты – будешь одним из тех, кто поможет нам выразить революционную идею.

– А почему вы думаете, что когда, – тут ты презрительно понизишь голос, – П уйдёт – обязательно станет лучше. Произойти может всё, что угодно. А революция – всегда сильный удар, прежде всего, по экономике страны и по самим людям.

– А вы – действительно многое понимаете. Но вы – не поняли меня до конца. Целью нашего движения – является не гражданская войны, которая может привести к ещё большему разгрому, чем сейчас. Мы хотим совершить социальную эволюцию, путём политической революции. Мы – за модификацию, а не разгром власти.

Ты знаешь – часто, это – одно и то же. Но ты не скажешь ничего.

– Кажется, я понимаю, о чём вы. Так или иначе, будь вы хоть нацистами, коммунистами или людоедами – я с вами.

Он протянет тебе руку.

– Это – лучше любых договоров – слово честного человека.

Ты пожмёшь её. Вы допьёте своё пиво. Затем – закажите ещё одно. И целый вечер – вы будете говорить о политике и о новом обществе. Ты – откроешь для себя много нового.

Когда вы выйдете из кафе, ты скажешь, что не знаешь, где тебе переночевать. Он ответит, что это – не проблема; и, конечно же, партия предоставит своему новому председателю культурного сектора жильё. Ты почувствуешь, что с этого момента – твоя жизни никогда не станет прежней.

Надрыв Третий

Дом стоял на окраине ночи – и двумя этажами тянулся к земле; третьим – к луне. Стены его покроются трещинами и в любую секунду – он мог обрушиться. Но каждый кирпич в нём – будет склеен невидимыми нитками – и простоит ещё сто лет после того, как кости твои обглодают черви. Дом будет тёмно-зелёного цвета, как хвойный лес после дождя – а дожди на этом краю города идти будут часто.

Первый этаж – будет скрываться под лесом граффити и надписей, которыми местные подростки – будут выражать свою сущность. На стёклах – вечно будут висеть жалюзи – и никто посторонний так и не узнает, что внутри; только ночью, сквозь щели будет проглядывать слабый жёлтый свет.

Дом был незаметен; но он – будет резко отличаться от всех своих соседей приземистым видом, своим внутренним уродством и необъятной старостью. Он – первый появился здесь; ещё в те незапамятные времена, когда северная окраина города, называвшаяся Космосом – была простым болотом и никто не мог предвидеть, что оно – станет частью столицы.

Мальчишки окрестных дворов верили, что в этом доме – живёт приведения его бывшего хозяина; а хитрые риелторы предлагали десятипроцентную скидку на квартиры, окнами выходившими на дом.

Его – никто не любил. Но именно здесь – родится революция – среди сырых досок и среди стен, с сотней слоёв надписей на них.

И когда ты впервые попадёшь сюда – это будет твой дом.

Ты долго будешь думать, что это – просто такая шутка; что не тебя – просто не могут поселить в такую развалину. А когда ты узнаешь, что жить будешь не один, а ещё с полудюжиной гражданских активистов-националистов – ты чуть не упадёшь в обморок. Но, чудом предотвратив своё падение, ты – смиришься со своей судьбой, искренне веря, что могло быть и хуже; хоть и сам ты – прекрасно будешь знать, что ещё хуже – просто быть не могло.

Они – назовут себя «¡Libertad!»; они – будут говорить, что хотят справедливости. Ты – станешь их рабом. Но – будешь счастлив.

Космос – самый удивительный из районов – будет притягивать тебя своей внутренне красотой, которую он не станет показывать кому попало – даже собственным жителям. Здесь – ты увидишь нечто призрачно родное: и то, что было до всех нас – и то, что останется после.

Всё здесь – будет пропитанно безысходностью. Девять из десяти выросших здесь – станут наркоманами и хрониками, расхаживающими по улицам с бутылками и заточками; и их – можно будет понять – стоит только вдохнуть сам воздух этих домов, ржавых заборов и собачьих будок, заросших травой; столетние качели и вечная тоска по несбывшемуся – по мечтам, о любви, по человеческому достоинству… Так мало людей, родившихся здесь – которых можно будет назвать «людьми».

Но один из десяти – станет великим художником; и когда тебя спросят: «Откуда ты берёшь всех этих призраков?» или: «Как рождаются все эти пугающие образы, от которых слёзы стынут на глазах?» – ты ответишь: «Я просто вышел из дома».

Ты будешь на кухне, когда удивительное существо появится на пороге. Оно – твоя уборщица – внешностью будет чем-то средним между двумя полами. Покажется, что эта бедняжка – всю жизнь была старушкой и уже более семидесяти лет моет полы чужих квартир. Но под её убогим видом – будет скрываться удивительный и острый ум. В былые свои годы – она закончит аспирантуру и станет доцентом на факультете философии Национального Университета, с блеском защитив работу по Ортеге-И-Гассету, на основе которых напишет ещё несколько научно-популярных книг. Но после выхода на пенсию – это удивительное существо сможет найти работу – только в сфере технически-обслуживающего персонала. Удивительное существо – будет счастливо каждому новому дню; и её частые приходы – скрасят унылые дни твоего пребывания в этой норе.

Ты предложишь удивительному существу присесть и отдохнуть; но она – лишь вежливо поблагодарит и убежит себе прочь. Она проскользнёт мимо двух твоих сожителей: Адольфом и Бенитто. Они оба зайдут в кухню в стиле «постсоветский диструктивизм» – и вы останетесь вчетвером: Адольф, Бенитто, Ты и Василиск.

Василиск – будет сосать у тебя под ложечкой – ни на секунду не давая забыть о себе.

Адольф – будет рисовать что-то карандашом в изрисованном до дыр скэтчбуке, не вынимая изо рта сигареты, выпрошенной у других товарищей по идее.

Бенитто – предпочтёт вейп, поэтому к этой изъеденной мхом кухне – будут уместны прилагательные «дымная» и «лаймовая». В руке у итальянца – будет книга Хемингуэя «По ком звонит колокол» первого советского издания этого автора – с жёлтыми страницами и серой обложкой с золотыми буквами «Эрнест Хемингуэй».

Ты – будешь жарить стейк с грибами и луком, придающими мясу вкус. И в тот момент, когда жирный кусок свинины окажется у тебя на тарелке – Адольф проткнёт его своей вилкой и заберёт к себе. Между вами начнутся перепалка, конец которой положит Бенитто, разделив мясо между собой, тобой и Адольфом. Потихоньку – ты начнёшь понимать, что такое – коллективизация.

Ты будешь есть свой кусок с невозмутимым видом аристократа – не особо замечая, что происходит вокруг. Поев, но не наевшись, ты нальёшь полную кружку крепкого кофе из гейзерной кофеварки. Адольф крикнет:

– Я люблю с сахаром!

– Я – себе.

– Отлей мне.

Придётся отлить. Но к такой жизни – быстро привыкаешь, если ничего не хочешь от этого мира, кроме красоты. Ты выглянешь в окно в наружность – и, не моргая, выпьешь свой горький кофе. И только тогда заметишь, что весь мир – чёрно-белый; а цвета – не для нас.

Тебе удастся изменить себя; ты начнёшь верить в бога и принимать кокаин. Неподалёку от дома, где тебе придётся жить с Бенитто и Адольфом, и заниматься искусством – будет ещё одно двухэтажное здание. На первом этаже – будет секонд-хенд и магазин женской обуви; на втором – церковь. Ты будешь ходить на второй этаж каждое утро в десять часов – между завтраком и первой дозой. В религии – ты найдёшь дыхание вечности – столь же божественное и мистическое, сколь тоталитарное.