Книга Белого

Юлий встал и всем своим видом выразил свою полною готовность; он сказал этим больше, чем когда-либо смог повторить то же словами. Они шли какое-то время в тишине, пока её не нарушил Серж:

– Как ты думаешь, кто создаёт всё это?

Юлий нисколько не удивился, что его друг, внезапно, начал задавать сложные вопросы. Вместо приходящих в его голову бесполезных действий, он сказал следующее:

– Это создают лишь твои мысли об этом. Сам мир представляет собой лишь прозрачный, неподвижный сосуд, который необходимо чем-нибудь заполнить и двигать в какую-нибудь из шести сторон света; а иначе – он раздавит тебя, не оставив даже памяти о тебе. Я понял это на своём собственном опыте. Лучше поздно, чем никогда.

– А в какую сторону двигать?.. Образно выражаясь, конечно. Чем его наполнять?

– А это – уже дело вкуса и настроения на сегодняшний день. Здесь нет каких-либо правил или инструкций. Каждому игроку предоставляется возможность самому выбирать второстепенные правила и направления. Если повезёт, ты даже сможешь найти себе спутников. Если нет – всё придётся преодолевать в одиночку – но так даже лучше.

– А что выбрал ты?

– Трудно сказать. Многие наполняют свою жизнь знаниями из всех областей памяти человечества: названиями тканей и научными статьями о социологии. Многие из умнейших людей нашего времени скатывались в бездонную пропасть восточной философии; японскими мультиками аниме, корейскими песнями и просвещённым социализмом Китая. Кто-то выбрал бога; но только потому, что ему лень принять то, что он и есть бог. Печально то, что те, кто определился со своим направлением, обычно, этим и кончают. Решив для себя, куда двигаться, больше ничего значительного для себя – они сделать не сумели. Поэтому, я решил наметить контур направления и понять, что значит быть живым. Я решил наполнить свою жизнь летом.

– И что это значит?

– Я пока не знаю. И когда узнаю, возможно, это будет значить, что я дошел до самого конца.

– Но ведь лето уже почти кончилось; тебе придётся ждать ещё девять месяцев.

– Лету – не обязательно быть только временем года. Это может быть и состоянием души. Идеальной тоски не бывает, но лето – это та светлая грусть, с которой хочется быть всегда и смеяться с нею сквозь слёзы.

– Я не знаю. Мне больше нравится осень – со всеми её приключениями. С дыханием приближающегося нового года и со вздохами уходящего. С дождями. Со свитерами, напитками и вечерами. С длинными и тихими ночами. С вальсом падающих листьев и танго ветров. С теплом и холодом… я люблю осень.

– Тогда, возможно, ты уже выбрал свой путь.

– Эй, Сергей, – послышалось вдалеке, – почему ты так медленно идёшь?! Попрощайся с другом и бегом сюда. Мы опаздываем.

– Кажется, меня зовут, – сказал Серж, протягивая Юлию руку; тот с уважением пожал её, – мне было очень приятно познакомиться с тобой, Юлий, надеюсь, мы ещё встретимся.

– Я тоже.

Юлий смотрел, как ещё один его друг скрывается за стенами машины, а затем и само транспортное средство медленно исчезает за горизонтом.

– Что ты хочешь увидеть?! – услышал Юлий свой собственный голос, ни то спрашивая, ни то восклицая себе самому.

Девочки уехали ещё утром. Из туристов в обеих городах остался лишь один Грегор и его семья. Сам швед тихо бегал по пляжу вместе с Юлием, стараясь вымотать его, но вместо этого – сам упал на колени с тяжелой отдышкой.

– Эй, ты чего? – удивился Юлий, – мы пробежали всего километров восемь – это меньше четверти марафона – я только разогрелся.

– Прости, но я больше не могу.

– Ладно.

Юлий помог Грегору подняться. Затем, оба сели на песок почти у самого моря, подставив ноги воде.

– Очень жаль, что приходится уезжать, – сказал швед, – если честно, то я, когда постарею, хотел бы купить в этих местах какой-нибудь домик и встретить тихую смерть у моря. Да, мне кажется – лучшего конца придумать нельзя.

– А я – наоборот. Когда наступит осень, я продам всё своё имущество и уеду в другую страну.

– Куда?

– Пока не знаю. Но куда бы я ни приехал, я не собираюсь останавливаться там надолго. Кто знает, возможно, я когда-нибудь попаду в Стокгольм и на одной из его улиц – я встречу тебя.

– Знай, там – тебе всегда будут рады – могу тебе это гарантировать. Ты – очень хороший парень. Надеюсь, что в какое-нибудь из своих будущих лет – встречу тебя вновь.

– Кажется, это – отличное начало великой дружбы, – смотря на Грегора и улыбаясь, трижды похлопал себя по носу Юлий.

Происходил закат. От солнца – почти ничего не осталось. Грегор тоже улыбнулся и поцеловал Юлия в щёку.

– Мне тоже так кажется, – грустно сказал он.

Затем, Грегор встал и ушел. Юлий не стал смотреть ему вслед. Он смотрел, как оранжевый шар тонул в синем море. Затем, наступили сумерки, после которых, придёт тьма. А за тьмой – лежала осень. А вместе с ней – новая жизнь. Юлий, внезапно увидел её такой, какой она была на самом деле – в самом своём начале.

Бесконечное множество лучей света, многие из которых стремились объединиться в единый поток. Они сливались друг с другом в вечно растущем пространстве тьмы – в нём время отступило на шаг назад.

Все эти потоки преследовали разные цели. Ими двигали, иногда, противоположные мотивы. Они поклонялись сущностям, смотрящими влево и смотрящими вправо. Многие из них – жутко страдали, что не могут объединиться с другими. И все они чувствовали себя одинокими, хоть никогда не были такими. Здесь – количество судеб на квадратный миллиметр превышало скорость света в вакууме в квадрате. Здесь – количество движения сливалось в Абсолют.

И среди всей этой безграничности, Юлий сумел отыскать себя. Он был маленьким лучиком света, ничего особенно не отличавшимся от других. Он двигался вперёд, хоть для многие – это было влево, а для некоторых – вниз. Но ничего не тревожило его душу. Он двигался в своём направлении, воплощая свои мысли и идеи в действия. Он страдал от того же, от чего и другие. Много хромал и спотыкался на своём пути. Сколько раз он уже задумывался над тем, что бы взять – и просто всё бросить. Но никогда не прекращал своё движение – ни на миг не давал своей искре погаснуть. И всё, что он делал – все свои победы и поражения – он добивался сам. Вперёд. Сквозь тернии к звёздам…

Юлий встал и ушел с пляжа. Он остался один. Но это – стало началом. Теперь, он открыт и свободен для нового. Лето кончилось. Настала первая ночь осени. А вместе с ней – и новое солнце.

And nothing else matters…

Книга Жёлтого

Исповедь

Путешествовать – полезно; это заставляет работать воображение. Всё остальное – лишь разочарование и усталость. Наше путешествие – целиком выдумано. В этом – его сила.

– Луи-Фердинанд Селин

«Путешествие на край ночи»

Жёлтый круг в небе – жарил мне мозги.

Был яркий, солнечный день. Он настолько прекрасен, настолько красив и необычен, что в пору было умереть – но только для того, чтобы не видеть других дней, которые – и я знал это – никогда не будут столь чудесными. А уж этого я точно не вынесу! Как жестоко дать человеку понять, что значит лучшая жизнь; а потом – лишить его всего.

Я буду вспоминать этот день и много лет спустя, лежа у порога смерти вдалеке от людей. В этот день – я перечеркнул половину своей жизни; в этот же день – я начал её заново. Воспоминания буду сводить меня с ума – прекрасное всегда губить с больше жестокостью, чем отвратительное. И теперь, когда смерть почти настигла меня, старого и измученного, я понимаю, что у омерзительного – больше прав на существование, чем у красоты. В нём больше правды об этом мире. И мы знаем – это пройдёт – обязательно; это другая форма эстетики.

День прекрасен. Он создан, чтобы умирать. Но нет. Я не умру, пока мне ещё есть, что сказать. А когда моя рука остановится и не сможет вывести на бумаге ни единого символа – что ж, тогда, что мне ещё останется делать в этом мире?

Я буду жить вечно – хоть и не в этом солнечном дне. Но в мире мыслей людей, в котором есть место как для прекрасного, так и для отвратительного – всё это эстетика – то, что жжёт глаза и трогает души.

О нет, я слишком далеко зашел – пора поворачивать обратно. Да-да – именно в ту точку, откуда я пришел. Я всегда смотрю в своё прошлой, будто что-то там ищу; и никогда в будущее – там нет ничего. Меня всё не покидает ощущение, что я что-то забыл, что-то упустил в своём прошлом – и я обязан это найти. Может быть – это счастье?! А может и мучения?! Там хватит места всему. Говорят, что перед смертью вся прожитая жизнь сливается в одну картину. Но почему я ничего не вижу?

Каждый раз, когда я смотрю на восток, я делаю это с особым трепетом. Я вижу и слышу – я был другим. Теперь, я не могу даже покинуть границ своей кровати. У меня есть лишь мои воспоминания – и моё путешествие в них. Мне предстоит долгая дорога. И чтобы преодолеть её – я готов на всё.

Я направился к трамвайной остановке. Я уже вижу, как реальность-проказница играется со мной – как бы я сейчас хотел оказаться в той же ловушки, в которую она заманила меня тогда. В тот миг – у меня не осталось больше ни капли рационального ума, которым я гордился больше всего, чего имел. На той остановке стоял парень. Одинокий и несчастный. Я теряю от него голову.

Кем он может быть?! Губы его залиты кроваво-алым цветом роз. Волосы распущены. Они цвета апельсинового заката. Щёки покрыты веснушками как плодородные поля цветами. Но я не мог насладиться им – я наблюдал за ним тайно. К остановке, тем временам, медленно прихрамывала нужная мне передвигающаяся общественная коробка. Видимо, мне придётся пропустить её – я не могу покинуть своего золотого дракона. О нет – он заходит в автобус и уже внутри. Я бегу за ним и в последний миг влетаю в салон, сбив с ног какую-то старушку – в тот же миг, двери с нервным свистом закрываются за моей спиной.

Тем временем, я наталкиваюсь на самого жуткого врага, которого можно встретить внутри автобусов – теснота. Каким бы полным наш транспорт ни казался – в него всегда может влезть ещё больше авантюристов-смельчаков, из-за особой формы садомазохизма, отказывающихся иметь свои машины. Нормальный человек – просто задохнётся в этом котле. Но об аномальной живучести нашего народа ходят легенды – и некрасиво было бы их опровергать.

Это парень стоял от меня совсем близко – через каких-то три человека; на вид, ему было лет двадцать три. И сквозь чью-то подмышку у меня был шанс разглядеть этого дракона – этого солнечного человека. Я думал о том, что бы подойти к нему – даже не смотря на плотность в десять человек на квадратный метр. Но я всё никак не мог найти должного предлога, с помощью которого два незнакомца становятся лучшими друзьями на всю жизнь – и я оставался на месте, мучаясь собственной нерешительностью и стыдливостью.

Тем временем, мы проезжали остановку за остановкой. Чего уж говорить – я начал не на шутку волноваться. Я уже давно проехал и переехал свой назначения, углубившись в такую даль, в которой и за сорок лет жизни в этом районе – я так бы и не нашел повода побывать. Ах ты ж чёрт проклятый, етить тебя трём чертям со мной на льду! Уж не на краю ли известного мира ты живёшь?!

К тому времени, я уже понял, что если буду продолжать медлить – то ничего из моей внезапной затеи не выйдет. И я совершил подвиг, за который потом сотни раз проклинал себя и тысячи раз благодарил за храбрость – я подошел к нему и сказал:

– Здравствуйте, не хотели бы вы выйти сейчас со мной? Моё имя Д. и я очень рад с вами познакомиться.

– С чего бы это?

Я прикрыл веки, оставаясь хладнокровным внешне и завывая от ужаса и страха внутри; пожал плечами, дескать, не моя это идея – да она, вообще, больше нужна тебе.

– Не знаю даже. Просто, в какой-то миг мне показалось, что тебе очень нужен друг – мне он тоже нужен и я знаю, как выглядят такие же как я. Извините за беспокойство.

Я сделал какое-то несуразное движение, чем-то напоминавшее поклон и уже собирался покинуть этот проклятый автобус, доставивший меня бестолку непонятно куда. Уже шагнул за порог, как услышал, что за моей спиной тоже кто-то делает шаги к выходу. Что же послужила причиной столь неожиданной перемены? Я сделал несколько шагов вперёд; пока мерзкая машина скроется из виду – и лишь затем повернул голову назад. За моей спиной стоял тот самый золотой дракон в веснушках.

– Мне осталось идти одну остановку до дома. Решил, раз такое дело, почему бы мне не прогуляться с вами. Давно уже просто так, без всякой причины, не гулял. Да и такие интеллигентные незнакомцы без всякого повода со мной в автобусе давно не заговаривали. Так что, пойдёте?!

Я слабо улыбнулся и кивнул – раз он счёл меня интеллигентом, следует хоть раз в жизни по-настоящему так себя повести.

Он оказался из той скверной породы образованных людей, которую я называю «демагоги-педанты». Такие люди, обычно, заканчивают первый или второй класс скрипки – сами ни туда, ни сюда – зато говорить, что другие играют неправильно – это с радостью. Однако он и не мог оказаться никем иным. Завышенная самооценка и утрированное самолюбие шли ему к лицу, – каким бы оно было без них?!

Мы шли по окраинам города: грязные трущобы с прогнившими стенами и кечей кислотных надписей-хищников на заборах и самих зданиях. Внешний образ мира нисколько не задевал меня – меня всегда больше интересовало то, что находится под всеми этими ярлыками и развалинами. Я находился в состоянии подвижной медитации, когда я мог прочувствовать мир, не замедляя шага. Мы шли молча и каждый наш шаг отличался от предыдущего – каждая секунда этого мира не была похожа ни на что другое. Нас окружила тишина – она проникла внутрь нас самих. Но тишина – не то же самое, что и молчание.

– Каково это – жить на окраине?

Он удивлённо посмотрел на меня.

– Каково это жить на окраине – то есть, каково жить в моём районе?! – переспросил он.

– Да – именно так я и сказал.

– Вполне сносно; здесь довольно много людей живёт. К этому не просто привыкаешь – спустя какое-то время, начинаешь любить и соседей, и местность, где живёшь; а на недостатки – можно просто не обращать внимания. Я люблю эту местность. Может показаться странным, но иногда – здесь по-настоящему приятно и красиво.

– И всё-таки – как же долго нужно жить здесь, чтобы перестать замечать окружающие пейзажи?!

– Окружающие пейзажи – то есть, здешнюю архитектуру и дворовой дизайн?

– Мне кажется, здесь вообще отсутствует понятие дизайна или какой-либо академической эстетики.

– Ну, конечно. Эти места создавались примерно так же, как создаются миры – по приливу вдохновения и впечатления – а эти штуки, и это общеизвестно, чрезвычайно капризны. А вообще – никаких «пейзажей» я и не замечаю. Что не выйду на улицу: грязь, дерьмо, камешек и снова грязь – рано или поздно, всё это полностью пропадает из поля зрения.

– Об этом я и говорил, – печально произнёс я, – я всю жизнь живу в центре, среди модерных и постмодерных красот – я с трудом представляю свою жизнь в подобном месте.

– Знаешь, – сказал мне золотой дракон, – я тоже раньше жил в центре. Однако, в отличие от остальных, я не лишен чувства некоего «магического эстетизма». Оно переполняет меня в подобных местах упадка и разрухи. Ты, конечно же, имеешь полное право считать меня откровенным чудаком – но во всём умирающем я нахожу тонкую, хрупкую красоту. Я несколько отличаюсь от остальных людей, потому что осматривая места, в которых мне приходится бывать, я всегда больше внимания уделяю деталям, настолько незаметным, что остальные даже не догадываются об их существовании. Вот ты сейчас – заметил ли ты самое важное отличие между нами?

– Нет, – откровенно сказал я, – мы очень разные, но я уже понял, что никогда не смогу найти самое большое, когда ты его уже нашел. Может, это оно и есть?!

Мой спутник расхохотался.

– Да нет же! Всё дело в том, что сейчас, пока мы идём, ты смотришь больше себе под ноги – а я смотрю на крыши и в небо. И вообще, ты знаешь, что если человеческие глаза были бы фотокамерами, то они имели бы разрешение в около полутора миллиона мегапикселей. Многие из нас отчётливо различают более ста тысяч оттенков, видят свет и тьму; ощущают контуры тел и обтекаемость предметов. И не смотря на это – просто не замечают ничего – абсолютно ничего, что происходит вокруг. Я не хочу быть таким. И я делаю только то, что может сделать любой человек с хорошим зрением: ощущаю цвета, отдаюсь во власть краскам и оттенкам; то же самое много лет назад делал мой учитель – непревзойдённый и непризнанный никем гений цвета – Ван Гог. За свою жизнь он нарисовал сотни подсолнухов, но ни один – одним и тем же оттенком жёлтого. Он искал его идеальное состояние, в котором подсолнух будет не просто идеальным, но больше похожим на правду, чем натуральный этот донор масла и семечек. Он стал моим учителем – но я лучше него, потому что ещё при жизни осознал, что идеальную пропорцию невозможно создать, потому что у каждого человека – есть свой жёлтый.

– Почему именно жёлтый? – поинтересовался я.

– А что такое жёлтый? Какое чувство можно выразить, произнеся одно только это слово?! Жёлтый – появился сразу после чёрного; это был свет первых тысячи солнц. В искусстве есть два основных образа, передающиеся этим цветом: солнце и счастье; а также безумие и бесконечная тоска. Поэтому – жёлтый. В живописи мало настолько противоречивых цветов.

– Когда я впервые тебя увидел, ты сразу стал ассоциироваться у меня с жёлтым, – заметил я, – так что, твоё восхищение этим цветом уже стало заметным даже для окружающих тебя незнакомцев.

– Всё, что я делаю – это живу и вижу. То же самое делал бы исцелившийся слепой, сорок лет видевший перед глазами жёлтый или зелёный. Я хочу найти идеальные цвета. И когда я смотрю на район, в котором ты, дружище, видишь помойную яму – я вижу бесконечность красок и образов. Осознаёшь ты это или нет – но мы с тобой живём в волшебном мире, сотканном из магии, увидеть которую у многих из нас просто не хватает ума, – он ненадолго остановился и осмотрелся вокруг; я последовал его примеру, – посмотри: мир вокруг нас – действительно фантастичен.

А тишина вокруг нас всё продолжала сгущаться. Она преследовала нас вплоть до странного пятиэтажного дома из золотых кирпичей – за шаг от пустоты, которой кончался город; и начиналась неизвестность. Дракон гордо посмотрел на меня:

– Три года назад, мы вместе с соседями вместе ходили покупать краску и разрисовывали стенку за стенкой – самым трудным было разукрасить последний этаж, но и мы и с этим справились.

На этом месте – наши пути должны были бы разойтись. Близилось к закату – сумерки не за горами. А за ними – лежали бескрайние просторы ночи, которая всех нас превратит в чудовищ, если мы вовремя не найдём себе убежища. А меня ожидала ещё долгая, утомительная и наверняка опасная дорога домой – на месте, в лучшем случае, я буду к часам, таки, к десяти. А самым страшным в этой неприятности было то, что в своих несчастьях мне некого винить – кроме себя самого.

Я протянул руку, чтобы этим кончить ритуал прощание с драконом – и на этом наша краткая дружба прервётся. Какой маленький роман – два незнакомца, не назвавшие даже своих имён, на какой-то миг, стали близкими друзьями – и только для того, чтобы затем не увидеть друг друга больше никогда.

Я вернусь к себе домой – думал я. Я снова буду жить свою жизнь – и именно в форме навязчивых тавтологий. Когда счастливый; когда грустный. И в один прекрасный, солнечный день – моё сердце перестало бы отбивать этот джаз – а значит и миру бы я больше не пригодился бы.

Но этого так и не произошло. Ах, чёрт! Одно слово от чужого человека – и полжизни пойдёт совсем в другую сторону. Вот он я внизу – вот подымаюсь к небесам.

– Постой, – сказал он мне, – темнеет и до остановки путь не близкий. Чего и говорить – до дома тебе долго добираться. Можете зайти ко мне и переночевать, если хотите – утром возвращаться будет куда легче.

Я улыбнулся и ответил:

– Я не хотел бы тебя смущать – я ведь незнакомый человек. Но я мне бы действительно намного легче было бы возвращаться на рассвете.

– Так, пойдёмте.

Мы зашли в подъезд. Все стены внутри были обвешены разорванными древними объявлениями и надписями на всех языках, но выведенными только красной краской – самих стен за всем этим бесстыдством видно не было совсем. Он сказал, указывая на них:

– Всего: шестьдесят восемь языков, три из которых – мёртвые. Вот эта надпись гласит: «Эхо минувших лет пусть во век будет слышно здесь». Раньше, в этом доме жил старик – я застал время, когда он ещё был здесь, но совсем немного. Когда ему исполнилось сто лет – он выглянул в окно – и больше никто никогда его не видел. Даже не спрашивайте, зачем он делал все эти надписи – в каждом районе есть свои сумасшедшие. Нашего – мы любили и никогда не стремились понять, – говорил он с гордостью, подымаясь вверх по лестнице.

До верхнего этажа мы дошли в молчании. И только у самой его двери я вспомнил одну вещь:

– Сегодня же двадцать восьмое февраля.

– Да; а что?!

– Последний день зимы. Точнее – последняя зимняя ночь.

– Эм… ладно. Вижу, ты очень сообразительный, – съязвил он, улыбнувшись.

Я пропустил его яд мимо ушей. Он продолжал говорить:

– На самом деле, никакой зимы никогда и не было. Всё это – лишь бесконечный поток времени. И сегодня – конец только календарной зимы. То настоящее время года, когда на улицах северных городов царствуют не люди, а холод; настоящая зима – бушует только внутри самого меня – была, есть и будет всегда.

Я озадаченно смотрел на него – никогда не встречал людей, с такой любовью поумничать и выделится – пусть даже из двух человек. Чтобы выразить то, что я полностью согласен с его словами, не сужу его за них и даже, в какой-то степени, поддерживаю, я сказал:

– Внутри меня – тоже.

Он ничего не сказал. Мы вошли в его квартиру – и ни на что, что я видел ранее, она не была похожа. Все стены в ней были покрашены в кислотно-жёлтый цвет. Всё сияло королевской чистотой; линолеум выглядел так, будто его только-только заменили. Практически вся мебель в этом более чем странном помещении отсутствовала. Здесь не были ни телевизора, ни шкафов, ни диваном – ни желания привыкшему к комфорту человеку оставаться здесь ещё хоть на секунду. Здесь не было ни зеркал, ни стульев, ни столов, ни каких-либо украшений – здесь царил самый настоящий «пустотный» порядок. Нечему здесь было нарушать чистоту.

Из вещей здесь была лишь стиральная машина и аккуратно сложенный в углу гардероб; походная плита. Здесь был чайный сервис на трёх особ; всего четыре стены и одно огромное панорамное окно. Это помещение напоминало больше танцевальную студию, чем человеческое жилище. Квартира была совсем маленькой, но из-за давно поселившейся здесь пустоты – казалась огромной.

– Каждый раз, возвращаясь домой, – начал он, – я испытываю жамэ вю – чувство, противоположное дэжа вю – то есть, действие, произведённое не одноразово, но кажущееся совершенным впервые. Эта квартира кажется странной даже для меня.

– Как же можно так жить?! В такой-то пустоте?!

– Здесь не так уж и пусто. Здесь всегда много света, даже когда за окном идёт дождь; из-за моих жёлтых стен кажется, что в мире всегда солнечно.

– Сложно представить.

– И не нужно. Достаточно просто жить здесь – жить – и всё. Мне больше ничего не нужно – у меня есть всё для своего полного комфорта.

В левом углу, возле окна, лежал матрас; перед самим спальным местом хозяина жилища я обнаружил ещё два неожиданных предмета – книги: Ницше «Так говорил Заратустра» и «Холмы» Иосифа Бродского. Позднее, он признался мне, что первую читает по утрам – для пробуждения духа; а вторую по ночам – для пробуждения души.

Он поставил чайник на плиту и тут же забыл о нём, уставившись в окно – на мрачные своды домов, ставшие лесом современного мира. Камни и грязь – так можно было сказать об этом месте, добавив в душках – магическая красота.

– Меньше, чем на троих в магазине китайских чайных сервисов не было – а так купил бы на себя одного. Как видно, повезло, что у них не было комплекта-одиночки – гости у меня редко бывают; но если бы они пришли – было бы крайне невежливо самому пить чай, пока на полу валяются.

Я рискнул задать вопрос, который мучил меня добрых десять минут, которые я находился в этом доме:

– Почему ты живёшь в таком одиночестве? В смысле, тут не просто нет людей – тут и вещей нет. Как можно так жить в достаточно современном большом городе? Ты ведь создал настоящую пустыню посреди нагромождения человеческих тел. В этом месте – царит самое проникновенное одиночество, которое я когда-либо видел – здесь от него не спастись.

– В больших города – почти все одиноки не меньше, – пожал он плечами, насыпая заварку в чайник, – просто я самый искренний одиночка. Я так живу. И ничего больше мне не нужно. И если ты такой невнимательный – а это только твои проблемы – то я поправлю тебя: здесь нет одиночества. Здесь – царит гармония между человеком и всеми краями его множественной личности. В этом месте – все обладают равными правами и не отвечают ни перед кем – только перед самими собой. Здесь царит мир, любовь и порядок – здесь я создал свой мир.