ООН: Возрождение

Голубев подошёл к воротам, нажал на латунную кнопку вызова. В ответ – тишина. Но тут послышался громкий лай собак, и уже через пару минут ворота бесшумно приоткрылись, и перед ним появилась стройная светловолосая женщина лет пятидесяти – в строгом чёрном платье ниже колена, с идеально ровной спиной и взглядом, устремлённым сверху вниз, сквозь тонкие стёкла очков.

– Добрый день, – произнесла она холодно, без тени эмоций на лице.

– Не уверен, – ответил Голубев и уже потянулся за удостоверением.

– Вы из следственного комитета, – перебили его, не дав достать документ. – Мы уже в курсе. Проходите.

Полковник молча прошел мимо, размышляя, кем она приходится банкиру. По ее строгости и отсутствующему слезам взгляду он понял, что это, скорее всего, его теща.

Как только Голубев поднялся по ступеням и переступил порог, оказался в огромном холле. В глаза сразу бросились две изящные лестницы по бокам, ведущие на второй этаж. Пол из полированного мрамора отражал свет, создавая ощущение роскоши и величия. На стенах висели старинные картины с изображениями каменных замков, а массивная мебель в бежевых тонах дополняла интерьер. В углах стояли белые орхидеи. Воздух был наполнен свежим ароматом лаванды.

В этот момент за спиной полковника раздался женский голос:

– Можете не разуваться. У нас хозяйка предпочитает европейский стандарт. Да и чтобы горничные не скучали без дела.

– Горничные? – хмыкнул Голубев, медленно обернулся и посмотрел на свою провожатую. – Простите, а вы кем приходитесь господину Рамзаю, Семёну Аркадьевичу?

– Я управляющая этим домом, – чопорно ответила женщина. – Мария Петровна Волгина. Госпожа Рамзай ожидает вас в гостиной. Только… Александра Олеговна очень плохо себя чувствует. Будьте с ней поласковее. Она беременна.

«О как!» – мелькнуло у Голубева в голове. – «Неожиданно… Очень даже неожиданно».

– Само собой, – произнёс он вслух. – На каком месяце госпожа Рамзай?

– Этого я не знаю. Только сегодня утром узнала об этом – как и Семён Аркадьевич. – На её строгом, безупречно спокойном лице на мгновение дрогнули веки. – Скажите, вы уверены, что в машине был Семён Аркадьевич?.. Я всё ещё надеюсь, что он жив и здоров.

– Пока неизвестно, – ответил Голубев. – Возможно, жена Семёна Аркадьевича прольёт свет на это.

– Тогда я вас провожу, – сказала она и, не дожидаясь ответа, направилась вглубь холла.

Голубев шёл за управляющей, как по музею, окидывая взглядом каждый угол: старинные канделябры, картины в позолоченных рамах…

«Дорого-богато!» – мелькало в голове при каждом взгляде.

И вот управляющая домом открыла массивные двери.

Перед полковником предстала картина, достойная полотна известного художника. Девушка лет тридцати лежала на диване, утонув в шелках: длинное чёрное платье, босоножки на высоком каблуке – будто сошла с подиума и прилегла отдохнуть. Её темно-каштановые волосы живописно рассыпались по подушке. Однако взгляд девушки был отрешенным, пустым – она смотрела в потолок, не реагируя на появление посторонних.

Чем ближе полковник подходил, тем жарче разгорались его глаза.

«Какие ножки… – пронеслось у него в голове. – Да это же топ-модель, а не вдова. А вырез… Чёрт, банкир не зря платил за это тело».

– Александра Олеговна, – произнесла управляющая ледяным тоном, – к вам из Следственного комитета. Я принесу чай.

Она развернулась и поспешила удалиться.

Девушка вдруг резко всхлипнула – будто вернулась из мира скорби – и приподняла голову. По щеке стекала размазанная тушь.

«Надо же! – восхитился Голубев про себя. – Даже в слезах – идеальна».

– Полковник Голубев, – произнёс он вслух, улыбаясь с той лёгкой фамильярностью, что позволял себе только с «нужными» женщинами. – Мне необходимо с вами поговорить. Позвольте, я помогу вам подняться.

Он тут же шагнул к дивану – и заодно получил возможность как следует оценить «все прелести госпожи Рамзай».

– Вы так любезны, – ответила она почти загробным голосом, опираясь на его руку с лёгкой, почти кукольной покорностью. – Простите, что предстаю перед вами в таком виде. Сами понимаете… обстоятельства…

И вдруг – громко, безудержно зарыдала, будто только сейчас добралась до дна отчаяния.

Полковник быстро достал из кармана пиджака носовой платок и протянул его девушке.

– Я всё понимаю, Александра Олеговна, – сказал он и присел на диван рядом, ближе, чем того требовала вежливость. – Но, может, вы поторопились хоронить мужа? Мы не уверены, что в машине был именно господин Рамзай.

– Неужели? – глаза её вспыхнули надеждой. – Неужели мой любимый Сёмушка жив?

Она вцепилась в его руку и придвинулась ближе – настолько близко, что он ощутил тепло её тела и лёгкий, шикарный шлейф туалетной воды.

Голубеву это явно понравилось. Он накрыл её ладонь своей, мягко, почти заботливо, и улыбнулся – той самой улыбкой, которой соблазнял женщин.

– Пока не уверены, Александра Олеговна, – ответил полковник, глядя прямо в её зелёные глаза. – Совсем не уверены.

– Можно просто Лёля, – произнесла госпожа Рамзай, и на губах её мелькнула улыбка. – Муж всегда звал меня Лёлечкой… или Лялечкой. – Вы подарили мне надежду, уважаемый полковник. Но… почему вы решили, что за рулём был не он?

– На теле, найденном в машине, – осторожно начал Голубев, – были дешёвые часы. «Слава», 1987-го года.

Он бросил взгляд на её запястье – хрупкое, с тонкой золотой цепочкой и «Ролексом», что стоил, наверное, как особняк на Каменном острове.

– Явно ведь… – продолжил полковник, но договорить не успел.

Девушка вдруг зарыдала – громко, по-детски, безудержно – и бросилась к нему, обхватив за шею и прижавшись лицом к его груди.

– Не-е-е-т! – вырвалось у неё сквозь слёзы. – Сёмушка мёртв! Сёму-у-у-шка! Как я буду без тебя?!

Голубев замер на мгновение – а потом обнял её, прижал к себе и ладонью медленно провёл по спине, как утешают… или как проверяют, насколько близко можно подпустить добычу.

– Алекс… – вырвалось у него автоматически. Он тут же поправился, понизив голос почти до шёпота: – Лёля… Я же сказал: на нём были старые, дешёвые часы. Не «Ролекс».