Загадка завещания Ивана Калиты. Присоединение Галича, Углича и Белоозера к Московскому княжеству в XIV в

Тем самым предположение Н.М. Карамзина о недостоверности первых поколений князей Мещерских было опровергнуто. Вскоре появились колебания и в том, что Дмитрий Донской «купил» Мещеру у Александра Уковича. Историограф, читая фразу из договора 1381 г.: «А что купля князя великого Мещера, как было при Александре Уковиче»

, полагал этот текст в том смысле, что Мещера была куплена московским князем непосредственно у него.

Споры о времени «купли» Мещеры

Поводом к сомнению послужило то, что исследователи обратили внимание на последующие московско-рязанские договоры XV в. Д.И. Иловайский выяснил, что в первом из них – докончании 1402 г. между Василием I и рязанским князем Федором Ольговичем – говорится: «А порубежье Мещерьским землям, как было при великом князе Иване Ярославиче и при кнези Александре Уковиче»

. Аналогичная фраза имеется и в последующих московско-рязанских соглашениях

. Таким образом, имя Александра Уковича постоянно сопоставляется с именем рязанского князя Ивана Ярославина, действовавшего в 1300–1327 гг.

, и, следовательно, они были современниками. Поэтому Д.И. Иловайский сделал вывод, что Александр Укович жил в первой половине XIV в., но никак не при Дмитрии Донском

. Отсюда вытекало, что сделка по приобретению Мещеры, контрагентами которой выступают Дмитрий Донской и Александр Укович, становится просто невозможной. Д.И. Иловайский, по-прежнему полагая, что Мещера была «куплена» Дмитрием Донским (а об этом недвусмысленно говорит грамота 1381 г.), все же предпочитал не высказываться о времени «купли» и о том, у кого она была приобретена. Этой же позиции вслед за ним придерживались С.М. Соловьев и М.К. Любавский

.

И хотя эти исследователи ничего не говорили о времени «купли» Мещеры, тем не менее они подразумевали, что эта сделка состоялась по времени, близком к упоминанию о ней в грамоте 1381 г. Именно с 80-х гг. XIV в. Мещера начинает упоминаться летописями и другими источниками как московское владение. Об этом говорят и приводившееся нами выше известие Никоновской летописи об участии князя Юрия Мещерского в Куликовской битве, и показание новгородского летописца, который сообщает под 1386 г. о походе Дмитрия Донского на Новгород «съ всими князи русскими», собравшего многочисленные рати, среди которых видим и мещерскую

.

Вопрос – у кого Дмитрий Донской «купил» Мещеру – так и оставался нерешенным. После работ Д.И. Иловайского выяснилось лишь то, что «продавцом» Мещеры Александр Укович не мог быть, поскольку являлся современником рязанского князя Ивана Ярославина. Но здесь возникало одно противоречие, на которое обратил внимание М.И. Смирнов. Действительно, в московско-рязанских грамотах XV в. Александр Укович постоянно сопоставляется с Иваном Ярославичем, жившим в первой четверти XIV в., но, с другой стороны, его имя не менее тесным образом связано с фигурой Дмитрия Донского, чья деятельность падает уже на вторую половину XIV в.

Попытавшись разрешить эту проблему, М.И. Смирнов обратил внимание на выражение грамоты 1381 г.: «как было при Александре Уковиче». Оно могло означать только одно – к 1381 г. его уже не было в живых. Отсюда естественным образом он сделал вывод об ошибочности версии Н.М. Карамзина о том, что Александр Укович и князь Александр Юрьевич – одно и то же лицо, ибо последний, наследовав Мещерский удел по смерти отца, павшего на Куликовом поле, был, несомненно, жив в 1381 г.

Продолжая считать, что «продавцом» Мещеры был Александр Укович, он предположил, что эта сделка была совершена гораздо раньше 1381 г. – «в самые первые годы княжения Дмитрия Донского и заключена она в его малолетство московскими боярами»

. Действовавший в первой четверти XIV в. Александр Укович вполне мог дожить до начала 60-х гг. XIV в.

Но эта внешне логичная схема имела небольшой изъян – оставалось непонятным, почему в летописях и других источниках Мещера начинает упоминаться лишь с 80-х гг. XIV в., а не двумя десятилетиями раньше. Ответ на это постарался дать П.Н. Черменский, изучавший историческую географию этого края. Он обратил внимание на то, что в разные исторические эпохи под «Мещерой» понималась различная территория. Ныне Мещерой именуют низменную равнину в пределах Московской, Рязанской и Владимирской областей, между Клязьмой на севере, Москвой-рекой на юго-западе, Окой – на юге и Судогдой и Колпой – на востоке

. Однако в более раннее время край имел совершенно иные границы. В XVI–XVII вв. под понятием «Мещерских городов» обычно понимались уезды Темникова, Кадома, Касимова, Елатьмы и Шацка

. Иногда в это понятие включались Арзамас, Алатырь и Курмыш

. Вместе с тем наряду с подобным широким определением «Мещерских городов» существовало и более узкое определение Мещеры – в виде самостоятельного Meщерского уезда. Он занимал треугольник в изгибе Оки в районе нынешних Касимова и Елатьмы. Ока ограничивала Мещеру с юга. С запада территория Мещерского уезда граничила по реке Гусь с рязанскими землями, а с севера – с Муромом, граница с которым шла от реки Гусь через реку Ксекжа на реку Унжа в нижнем ее течении и оканчивалась у Оки немного севернее Елатьмы

. Как видим, границы Мещеры в разное время были различны.

Поэтому П.Н. Черменский предположил, что в фразе московско-рязанского соглашения 1381 г. «А что купля князя великого Мещера, как было при Александре Уковиче, то князю великому Дмитрию, а князю великому Олгу не вступатися по тот розъездъ» речь идет не о времени «купли» Мещеры, а о том, что московский князь приобрел не весь этот край, а лишь его часть (скорее всего, территорию, которую в XVI в. занимал Мещерский уезд) в тех границах, которые были установлены ранее при рязанском князе Иване Ярославиче и Александре Уковиче во время размежевания их владений. То, что в 20-х гг. XIV в. Иван Ярославич проводил размежевание своих границ с соседями, подтверждается все той же московско-рязанской грамотой 1381 г.: «А Володимерское порубежье по тому, как то было при вашем деде, при великом князе при Иване Даниловиче, и при вашем дяде, при великомъ князе при Семене, и при твоемъ отци, при великомъ князе при Иване»

. Московско-рязанское докончание 1402 г. уточняет, что с рязанской стороны этот рубеж был впервые установлен «при великом князе Иване Ярославиче»

.

Московско-рязанская грамота 1381 г. впервые определяла границу между двумя княжествами на всем ее протяжении. Собственно московско-рязанская граница начиналась выше Коломны и пролегала по Оке. Затем она шла по реке Дне, левому притоку Оки. Приблизительно от среднего течения Цны начинался рубеж между Рязанью и Владимиром, который вел к озеру Великому и далее к верховью рек Нарма и Курша через главную группу озер Мещерской низменности. От реки Курша проходил рубеж Рязани с Мещерой, который шел к реке Гусь, а по ней к Оке

.

При таком понимании текста грамоты 1381 г., по мнению П.Н. Черменского, окончательно разрывается всякая связь Дмитрия Донского с Александром Уковичем, и говорить о том, что московский князь приобрел эти земли именно у него, нельзя. Но у кого же тогда Дмитрий Донской приобрел Мещеру? На взгляд историка, «„купля“ Мещеры московским князем могла состояться у князя Юрия Мещерского», современника Дмитрия Донского, участвовавшего в качестве его воеводы в Куликовской битве

. Понятно, что эта сделка могла состояться в период, весьма близкий к составлению грамоты 1381 г., и тем самым вполне удовлетворительно объяснялось – почему именно с 80-х гг. XIV в. Мещера начинает упоминаться в числе московских владений.

Как видим, различных, зачастую противоречащих друг другу версий по поводу ответа на вопрос – у кого Дмитрий Донской «купил» Мещеру? – было выдвинуто немало

. Тем не менее мы не можем согласиться ни с одной из них. Виной тому – еще одна грамота этого времени, мимо которой удивительным образом прошли практически все исследователи истории Мещерского края.

Приобретение Мещеры Дмитрием Донским

Речь идет о московско – серпуховском докончании 1401–1402 гг., заключенном между великим князем Василием I и серпуховским князем Владимиром Андреевичем. В нем Владимир Андреевич, признавая «старшинство» двоюродного племянника, обязался «блюсти» под ним все его владения: «Москвы и Коломны с волостми, и всего твоего великого княженья, да Волока и Ржевы с волостми, и Новагорода Нижнего с волостми, и что к нему потягло, и Мурома с волостми, и что к нему потягло, и Мещеры с волостми, и что к ней потягло, и в та места татарьская и в мордовьская, как было, господине, за твоим отцомъ, за великим князем, и за твоим дедом, за великим князем Дмитрием Костянтиновичем, и за тобою, за великим князем»

. В данной фразе перед нами выстраивается последовательная цепочка владельцев Мещеры на протяжении почти всей второй половины XIV в., из которой явствует, что непосредственно перед Дмитрием Донским владельцем этого края был не кто иной, как князь Дмитрий Константинович Суздальский. Именно у него, надо полагать, и была «куплена» Мещера. Поскольку суздальский князь скончался в 1383 г.

, а из московско-рязанского докончания 1381 г. мы знаем, что уже к началу 80-х гг. XIV в. этот край стал московским владением, со всей очевидностью вытекает, что Мещеру Дмитрий Донской «купил» именно у Дмитрия Константиновича Суздальского. При этом Дмитрию досталась не вся Мещера, а лишь та ее часть, которой в первой половине XIV в. когда-то владел Александр Укович

.

Но по имеющимся в распоряжении исследователя источникам создается довольно странная картина, аналогичная случаю с «куплями Калиты» – из летописей нам известно, что Дмитрий Донской владеет Мещерой, однако почему-то «забывает» включить ее в свое завещание: его духовная грамота 1389 г. ни слова не говорит о ней

, подобно тому как завещания его отца и деда ничего не сообщают о принадлежности им Галича, Углича и Белоозера. Складывается парадоксальное впечатление – московский князь реально владеет этим краем и в то же время не имеет права распоряжаться им.

Объяснить этот парадокс можно только единственным способом: предположив, что Мещера принадлежала не самому Дмитрию Донскому, а его жене. Как известно, московский великий князь был женат с 1366 г. на Евдокии, дочери князя Дмитрия Константиновича Суздальского

. Именно это обстоятельство и подчеркивает договорная грамота 1401–1402 гг., когда указывает, что Мещера первоначально принадлежала Дмитрию Константиновичу Суздальскому, деду Василия I

.

Известно, что на Руси за женами их мужья обычно получали приданое, в том числе и земельные владения, являвшиеся в ту пору главным источником доходов. Каков же был юридический статус земель, полученных в приданое? Судя по сохранившимся позднейшим актам, передача приданого оформлялась особой рядной записью, представлявшей собой точный инвентарь земель и другого передаваемого имущества и которая служила, в случае надобности, основанием для возвращения приданого

. Во время существования брака приданое, юридически являвшееся собственностью жены, фактически состояло в общем распоряжении супругов. По прекращении брака смертью одной из сторон, в случае если имелись общие дети, оно переходило другому супругу, а затем их детям. Если же брак был бездетным, то за смертью жены приданое переходило не родственникам мужа, а возвращалось в род жены – братьям, а за отсутствием таковых – ближайшим ее родичам. Аналогичная ситуация имела место и при расторжении брака, с той разницей, что приданое оставалось в собственности жены и с ним она могла выйти замуж второй раз. Эти правила действовали на Руси очень долго – до начала XVIII в. они решались на базе существовавшего законодательства, а после его изменения продолжали действовать чуть ли не до начала XX в. – на основе кассационной судебной практики

.

Составляла ли Мещера приданое Евдокии Дмитриевны Суздальской, когда она выходила в 1366 г. замуж за Дмитрия, будущего Донского? Проверить это предположение позволяет один источник.

В литературе обычно считается, что все без исключения имущество княгини указывалось в духовной грамоте ее мужа. Действительно, в завещании Дмитрия Донского 1389 г. подробно перечисляется, чем владеет княгиня. Но так ли это было на самом деле? Сохранилось свидетельство, что жена Дмитрия Донского Евдокия пожертвовала во Владимирский Рождественский монастырь ряд владений, среди которых было и село Баскаково

. Однако в духовной грамоте ее мужа упоминание о нем отсутствует. Это можно объяснить тем, что село, находясь в ближайших окрестностях Суздаля

, досталось Евдокии в качестве приданого от ее отца. Таким образом, видим, что приданое жены юридически представляло ее собственность и поэтому (при условии, что она переживет супруга) не должно было упоминаться в завещании ее мужа.

Отсюда вытекает и основной вывод данной главы – Мещера, именуемая московско-рязанским договором 1381 г. как «купля» Дмитрия Донского, представляла собой земли, полученные московским князем за его супругой Евдокией от тестя князя Дмитрия Константиновича Суздальского. Брак был заключен в 1366 г., и, следовательно, этим годом мы должны датировать приобретение этого края Дмитрием Донским. Поскольку приданое юридически являлось собственностью княгини, Дмитрий Донской, фактически владевший Мещерой, не имел права показать ее в своем завещании.

Нам необходимо упомянуть лишь еще об одном аспекте присоединения Мещеры к Москве. После смерти Дмитрия Донского ею фактически стал владеть сын Евдокии Василий I. В конце октября 1392 г. он возвратился из Орды. От Тохтамыша он привез ярлык на Нижний Новгород и Городец, «тако же Мещеру и Торусу»

. Тем самым ханская власть хоть и запоздало, но все же окончательно признала переход этого края под власть Москвы.

Вопрос о «тьмах» и статусе Мещеры