Девушка полночи

Семья отца прокляла Сашу, когда ее уволили из полиции за алкоголизм. Это было ровно семь лет тому назад. Никто не предложил ей помощь, все только осуждали. Ее врагом номер один была тетка Адрианна, сестра Сашиного отца, главврач Гданьской городской больницы. Она могла помочь племяннице с местом в специализированном диспансере, но предпочла отправить ее к своей подруге в Хаддерсфилд. В клане Залусских с пониманием относились к беспомощным сорокалетним мальчикам, к старым девам, которые никак не могли перерезать пуповину и с каждой мелочью бегали к мамочке, к подросткам-наркоманам и даже к лесбиянке, связавшейся с бывшей монахиней. Но алкоголичка, которая громко попросила помощи, была хуже всех, вместе взятых.

Адрианна не призналась, что они родственницы, когда Саша впервые проходила программу очищения детокс в Гданьске. Тетка навестила ее ночью, под видом дежурного врача, причем только затем, чтобы объявить ей, что она опозорила фамилию Залусских, и потребовать, чтобы никогда больше не приближалась ни к ней, ни к ее детям. Саша тогда тоже в долгу не осталась. Синдром резкой абстиненции сделал свое дело, ее переполняло бешенство. Она обозвала тетку лицемеркой, хотя сегодня сожалела об этом, как и о многих других своих поступках. В состоянии опьянения она частенько совершала экстремальные поступки. Адрианна до сих пор не простила племяннице публичного унижения. Она же настроила всю семью против Саши, и в течение всех этих лет все общались только с Лаурой и Каролем. Сашу абсолютно игнорировали. Им было на руку, что она осталась в Англии на лечении, а потом закончила университет и начала докторат. Никто никогда не сказал ей в лицо все, что о ней думает, но игнорирование было намного больнее. Ты не можешь защищаться. Не существуешь. Только раз, когда Каролина была у Лауры на каникулах, малышке сказали, что дедушке было бы стыдно за маму и, к счастью, он не дожил до ее падения. Саша глубоко переживала. Каждый алкоголик знает, что делает больно близким, и страдает от чувства вины. Поэтому некоторые вместо того, чтобы прекратить пить, начинают пить еще сильней. Но, после стольких лет трезвости, Саша решила закопать топор войны. Она изменилась, все изменилось. Но видимо, только для нее.

– Вы останетесь в Польше насовсем? – Лаура пыталась сменить тему.

Каролина посмотрела на Сашу с надеждой. Та уже много раз обещала, что они где-нибудь бросят якорь, хотя сама лучше всего чувствовала себя, непрерывно перемещаясь. Как дочь дипломата, она постоянно меняла школы. Каролина была другой, мечтала о стабильности. Саша искренне надеялась, что они где-нибудь найдут свой дом. Когда-нибудь, но, видимо, еще не сейчас.

– Посмотрим, – ответила уклончиво. – Во сколько вы ходите на мессу?

Мать и брат удивленно посмотрели друг на друга. Лаура взглянула на часы.

– Она уже заканчивается. Пока мы доедем до Матемблева, все будут уже расходиться. Разве что можно устроить прогулку к статуе Мадонны, носящей во чреве.

– Когда-то в храме Святого Георгия было много месс, – перебила ее Саша. – Еще только начало десятого.

Лаура отложила вилку. Дотронулась до губ накрахмаленной салфеткой.

– Ты правда хочешь пойти? Там будут все! – вставил Кароль.

– Я не собираюсь прятать голову в песок. Пусть увидят меня. Будь жив отец, они не посмели бы меня игнорировать. Костел открыт для всех. Я-то справлюсь. Интересно, как они это выдержат. Они же такие глубоко верующие, – рассмеялась она с издевкой. – Не бойтесь, я вас не опозорю. Не пью уже семь лет и не собираюсь начинать.

Лаура благодарно улыбнулась. Она была рада, что они пойдут на мессу. Кароль, пользуясь моментом, взял салатницу и стал прямо из нее есть маринованные грибы. Один из них он наколол на вилку и протянул Каролине.

– В этой вашей Англии есть такие?

Девочка скривилась.

– Я поговорю с Адрианной. – Лаура сняла с колен салфетку, потом встала и пошла к двери за пальто. Саша была удивлена. Она не ожидала от матери такой эйфории. Кажется, та надеялась на праздничную семейную фотосессию-2013. – Может быть, мы вместе поужинаем? Кузины не могут дождаться, когда увидят нашу маленькую англичанку, – добавила уже одетая Лаура.

Саша поймала себя на мысли, что у нее хорошие гены. Она не против иметь такую фигуру, когда будет в возрасте матери. Каролина выплюнула маринованный гриб на тарелку.

– Что это? – спросила она по-английски.

Саша не могла сдержаться, рассмеялась и сразу же почувствовала облегчение. Гнев моментально улетучился.

* * *

– Люди бывают плохие и хорошие, смелые и трусливые, благородные и достойные презрения, – вещал с амвона ксендз Старонь. Его проповедь в гарнизонном костеле Святого Георгия в Сопоте передавали в прямом эфире все католические теле- и радиоканалы. Верующие снимали ее с помощью телефонов и планшетов, и видеоролики тут же попадали в Сеть. Далее они распространялись при помощи так называемых цепочек веры, главным образом в социальных сетях.

Ксендз Старонь не был обычным клириком. Он регулярно посещал тюрьмы, проводил исследования в области эффективности ресоциализации. Стал одним из первых польских экзорцистов. Несколько лет провел с миссией в Колумбии, где возвращал к вере контрабандистов и убийц. Он чуть не умер от редкого типа желтухи, потому что отдал одному из заключенных литр своей крови. Санэпидстанции в этих районах не было и не будет.

По возвращении он повел себя независимо, и очень многие отдали бы полцарства, чтобы узнать, почему он мог себе это позволить.

Началось все невинно – с интернетного миссионерства. Он упорно убеждал руководство Католической церкви не пренебрегать Всемирной сетью и тем более не осуждать ее, называя орудием Сатаны, а, наоборот, умело применять для пользы церкви.

– Нам не нужны религиозные войны, нам нужны искреннее общение и лояльное отношение к человеческим слабостям, – провозглашал Старонь. – Нынешняя молодежь, новое поколение верующих собирается в Интернете. Именно туда нужно идти с миссией.

У него были свои профили на «мордокниге», «Одноклассниках» и главных сайтах знакомств. Это были, по его мнению, идеальные пропагандистские нструменты для укрепления веры. Ксендз старался чаще размещать посты, которые заставляли бы людей задуматься. Реакция была очень живой. Святой отец Старонь верил в то, что все люди добры. И даже те, кто где-то свернул на кривую дорожку, в глубине души очень хотят все изменить и жить согласно десяти заповедям.

– Времена сейчас тяжелые, – старался он убедить своих скептически настроенных коллег. – Давайте не будем цепляться за закоснелые принципы, которые сегодня, увы, не работают. Мы не в состоянии остановить технический прогресс.

Это утопия. Нам придется измениться, выйти навстречу молодежи, потому что мы существуем для них, а не наоборот. Иначе они отвернутся от церкви и через несколько лет костелы будут зиять пустотой. И это будет наша вина. Наш грех.

Он громко критиковал в СМИ тех церковных иерархов, которые требовали отмены сексуального воспитания в школе, а Интернет называли логовом дьявола. Недавно он сделал очередной шаг вперед. Не только публично осудил своих коллег, обвиняемых в педофилии или финансовых махинациях, но также остро раскритиковал реакцию епископата, который старался в делах такого рода отмолчаться или даже замять скандал. Остро осуждал церковников, живущих во грехе как с женщинами, так и с мужчинами. Он дал интервью крупнейшей влиятельной газете, обнародовав правду о плотской жизни семинаристов.

– По моим оценкам, около семидесяти процентов этих молодых людей находятся там не по призванию. Они выбирают этот путь, чтобы познакомиться с чувствительным, умным и одухотворенным юношей, который разделял бы их потерянность в жестоком реальном мире. Большинство из них приезжают из маленьких городков и деревень, где с самого детства воспитывались как будущие священники. Под куполом, в идеалистическом мыльном пузыре, который лопается, как только они оказываются за высоким забором. Многие приходят туда уже сформировавшимися и знают, что оказались в раю, ибо предпочитают мальчиков. Бывают и такие, кто не задумывался ранее о своей сексуальности, и в семинарии впервые испытывает тягу плоти. И одни, и другие здесь переживают первые настоящие отношения. К сожалению, даже те, кто пришел с самыми чистыми и честными намерениями, сталкиваются с людьми, выбравшими профессию по расчету. Эти, в свою очередь, не соблюдают не только обет безбрачия, но и моногамию. Их целью является поиск приключений. Уверяю, что Содом и Гоморра – это детский лепет по сравнению с оргиями, в которых участвуют будущие священники. Потом ситуация начинает напоминать раскручивающуюся спираль. Становится только хуже и страшнее, – утверждал Старонь.

Он откровенно рассказывал, когда и при каких обстоятельствах ему предлагали более высокий сан в обмен на сексуальный контакт. Иногда даже называл имена и фамилии. Очень скоро число судебных исков, поданных против него в гражданский суд, не удалось бы сосчитать на пальцах одной руки. Адвокаты сами предлагали свои услуги, чтобы защищать его в суде, рассчитывая на хорошую рекламу. Каждое судебное заседание проходило при участии прессы. СМИ полюбили ксендза Староня за парадоксальность мышления, смелость и скромность. Он упорно отказывался от предлагаемых ему более высоких санов и был сторонником нищенствующей церкви. В целом он был идеальным кандидатом в медиазвезды и очень быстро ею стал.

– Мне не нужны ни пурпур, ни обращение «архиепископ». Это архидурацкая блажь, – повторял он. – Я стал священником, ибо жаждал быть ближе к Богу. Церковь должна была мне в этом помогать, а не мешать. Если я стану частью этой машины, то потеряю независимость. У меня не будет права говорить то, что я думаю. Нужно будет только зачитывать то, что мне напишут.

Несмотря на то что его месячный доход не превышал тысячи злотых, большую его часть он так или иначе раздавал бедным. Организовывал благотворительные сборы средств, лично ходил с ящиком для пожертвований по домам, если цель была убедительной. Также он очень быстро стал любимцем отверженных: заключенные, проститутки, проблемная молодежь тянулись к нему, как к благодетельному отцу. Многих из них он вытаскивал из зависимостей, «освобождал от Сатаны», как потом писали впечатленные пользователи на его блоге. Он же повторял:

– Это не я, а ваши молитвы творят чудеса. Разговор с Господом дает вам все, что нужно: он оберегает, исцеляет, утоляет все печали, дарует счастье.

Каждый мог обратиться к нему за советом или помощью – лично, по телефону или через Интернет. Он говорил, что исповедальни в наше время должны быть повсеместны. Иногда он успешно проводил сеансы экзорцизма. Различные организации боролись за него между собой. Его участие в мероприятии гарантировало успех и огласку. Его приглашали на семинары, конференции по вопросам веры, а также дискуссии на философские темы. Настоящую славу ему принесли, однако, не инакомыслие или отказ от должности гданьского ординария в пользу функции приходского священника в маленькой часовенке на Стогах, а его проповеди.

Он не делал предварительных заметок. Импровизировал, действовал стихийно. Все его проповеди были остроумны, противоречивы и трогательны, его выступления собирали тысячи верующих. Быстро нашлись фанаты, которые скрупулезно записывали проповеди, и первая сотня была уже издана тиражом в несколько тысяч экземпляров, а доход от продажи был передан на детские дома и организации, помогающие жертвам насилия. Люди на самом деле верили ему, потому что он много говорил о себе, собственных грехах и пути к вере. О наркотической зависимости, о неудачной попытке самоубийства, когда он пытался броситься под автобус и несколько месяцев находился в коме, о чудесном обращении и даже искушениях, которым он поддавался в семинарии. Некоторые религиозные фанатики уже сейчас считали его святым. И именно такое прозвище досталось ему от журналистов.

– Святыми были апостолы или Богоматерь. Я же – точно такой грешник, как каждый из вас, а может, даже и больше, – сокрушался он. Люди, однако, были уверены в том, что правы. Если бы «Святой Мартин» выступил на главном стадионе страны, все билеты были бы проданы. Но правда была такова, что церковь терпела его только из-за его популярности.

Тер-пе-ла. Это было точное определение, и ксендз часто им пользовался. Старонь знал, что, если бы не общественное мнение, он давно бы уже миссионерствовал, например, в Азербайджане. Он также отдавал себе отчет, что за ним постоянно наблюдают и в случае минимального нарушения он будет незамедлительно выслан как можно дальше. Но он не хотел ничего менять. «Что Бог мне даст, приму покорно», – решил он семнадцать лет назад, когда был рукоположен. Его не интересовали слава и власть, которую эта слава давала. Помощь людям приносила ему искреннюю радость. Старонь считал, что если он поможет хотя бы одному неизвестному человеку, то можно считать, что спасает весь мир. Он часто вспоминал рассказ о медузах, выброшенных на берег. Невозможно спасти их всех, но, даже если получится помочь хотя бы нескольким, для них самих это имеет огромное значение.

Саша с семьей добралась на мессу, когда ксендз уже заканчивал проповедь. Храм был переполнен народом.

– И самое странное здесь то, что обычно все эти черты можно обнаружить в одном и том же человеке, и именно благодаря этому он целостен, – подытожил ксендз Старонь. – Целостность его одновременно сильна и слаба, достойна уважения и заслуживает сочувствия. Таков уж человек. Великий и маленький.

Люди встали, началась молитва Символ веры. Саша закрыла глаза. Она чувствовала покой. Недавняя тяга к алкоголю стала туманным воспоминанием. Блаженство и расслабленность разливались по телу. Ей уже не хотелось ничего доказывать тетке, брататься с кузенами. Зачем? Почему она так сильно зависела от их мнения? Что и кому хотела доказать? Ответ был ей известен. Это была злость, ее бикфордов шнур. У каждого есть что-то подобное. Греки называли это ахиллесовой пятой. Можно быть сильным, как тур, но какая-нибудь мелочь легко свалит тебя с ног, если ты не контролируешь свою маленькую слабость. Идеальных людей не бывает. Саша была рада, что выдержала последние двадцать четыре часа, и именно так она выдержит еще множество последующих. Это было на первом месте. Она побеждала зависимость каждый день. Многолетнее воздержание ничего не меняло. Нужно постоянно быть начеку. Избегать голода, гнева, усталости и одиночества. Она с улыбкой посмотрела на тетку, которая столь подло с ней поступила, а сейчас так истово молилась. Потом обвела взглядом лица кузенов, которые наверняка не опоздали на мессу так сильно, как она. Плевать на них. Она чувствовала себя счастливой.

– Возблагодарим Господа Бога нашего, – донеслось со стороны алтаря.

– Правильно это и справедливо, – присоединилась она к молитве.

После мессы Лаура живо беседовала с родственниками, а тетки восторгались Каро, которая доверчиво и радостно позволяла им обцеловывать себя. Саша подошла к киоску с предметами культа. Она купила дешевый алюминиевый крестик и пристегнула его к серебряному верблюду, с которым никогда не расставалась. Это был символ смирения, напоминающий, что алкоголичкой она будет всегда. Ксендз Старонь стоял в боковом нефе, окруженный группой женщин. Одна из них, с виду ровесница Саши, заметно выделялась из толпы. Несмотря на полумрак, на ней были солнцезащитные очки и шелковый платок, завязанный в стиле пятидесятых годов. Саша подумала, что она, скорее всего, не полька. Но вскоре до нее долетели вырванные из контекста слова. Женщина говорила по-польски четко, без акцента.

– Не контролирую. Именно поэтому я здесь. Мне хотелось бы поскорей с этим справиться.

Наверное, эта женщина говорила о каких-то своих трудностях. Казалось, что она благодарит священника. Руки ее были сложены в молитвенном жесте, а через секунду она расплакалась. Ксендз обнял женщину, погладил ее по голове. Он шепнул ей что-то на ухо, а потом громко рассмеялся. Женщина тоже улыбнулась, вытерла слезы. Шутка взбодрила ее.

Саша с интересом наблюдала эту сцену. Должно быть, телепатически она заставила ксендза выделить ее из толпы. Он мельком взглянул на нее, но по ее спине почему-то пробежала дрожь. Она смутилась и подумала, что он действительно хороший человек и, несмотря на улыбку, бесконечно грустный. Может быть, поэтому, когда женщины разошлись, а ксендз по-прежнему стоял на своем месте и не мог решить, в какую сторону ему направиться, Саше захотелось поговорить с ним. Путь ей преградил молодой викарий.

– Святой отец, машина ждет, – сказал он, наклонив голову. И добавил с укором: – Все ждут.

Ксендз посмотрел на Залусскую, но она не решалась подойти ближе.

– Можете ехать, – обратился он к викарию.

Викарий смотрел с непониманием. У него начала дрожать нижняя губа.