Стенание

– Я рад, что вы сказали этому типу про одежду. Было бы неплохо, если бы я мог позволить себе носить шелка.

– Овертон еще молодой, немного безответственный, – криво улыбнулся я. – Таким же был и ты сам, когда мы еще только-только встретились. Николас, по крайней мере, не сквернословит, как пьяный матрос.

Мой помощник опять хмыкнул, а потом посмотрел на меня серьезным взглядом:

– Как там было? На сожжении?

– Ужасно, просто неописуемое зрелище. Но каждый исполнял свою роль, – горько добавил я. – Толпа, городские власти и сидевшие на помосте члены Тайного совета. На каком-то этапе случилась небольшая стычка, однако солдаты быстро ее прекратили. Те несчастные умерли ужасной смертью, но достойно.

Барак покачал головой:

– Ну почему они не могли просто отречься от своих заблуждений?

– Наверное, искренне думали, что отречение навлечет на них проклятье, – вздохнул я. – Ну ладно, выкладывай. Что за хорошие новости?

– Во-первых, вот: это нам прислали сегодня утром.

Джек поднес руку к кошельку на поясе, вытащил три блестящих, словно бы намазанных маслом, золотых соверена и положил их на стол вместе со сложенным листом бумаги.

Я посмотрел на монеты и предположил:

– Просроченный гонорар?

– Можно и так сказать. Прочтите-ка записку.

Я взял листок и развернул его. Там было послание, написанное трясущейся рукой:

Вот деньги, которые я должен Вам за содержание с тех пор, как жил у миссис Эллиард. Я тяжело болен и прошу навестить меня.

Ваш собрат по профессии, Стивен Билкнэп.

Барак улыбнулся:

– Вы даже рот разинули от изумления. Неудивительно, я точно так же отреагировал, когда увидел деньги.

Я взял соверены и внимательно рассмотрел их: не шутка ли? Но это были настоящие золотые монеты, старого образца, выпущенные еще до снижения качества чеканки, с изображением короля на одной стороне и тюдоровской розы на другой. Просто невероятно! Стивен Билкнэп был известен не только своей полнейшей беспринципностью – как в личной, так и в профессиональной жизни, – но также и скупостью: говорили, что он якобы держит дома сундук с сокровищами и по ночам любуется ими. За долгие годы Билкнэп скопил свое богатство путем всевозможных грязных сделок, отчасти заключенных во вред мне, а кроме того, предметом его особой гордости была невыплата долгов, и он всячески стремился уклониться от выполнения финансовых обязательств. Три года назад в приливе неуместного великодушия я заплатил одному своему другу, чтобы тот присмотрел за ним, когда он заболел, и Билкнэп до сих пор так не возместил мне расходы.

– В это почти невозможно поверить, – стал рассуждать я вслух. – И все же, помнится, прошлой осенью, как раз перед тем как заболеть, Билкнэп какое-то время был со мной подозрительно приветлив. Однажды пришел ко мне и спросил, как я поживаю, как идут дела, словно был моим другом или собирался им стать.

Я вспомнил, как в один прекрасный осенний день Стивен подошел ко мне через четырехугольник двора: его черный камзол болтался на тощей фигуре, а на измученном лице застыла болезненная заискивающая улыбка. Жесткие светлые волосы, как обычно, клочками торчали во все стороны из-под шапки. «Мастер Шардлейк, как поживаете?» – спросил он в тот раз. Я изумленно покачал головой:

– Однако я тогда быстренько закруглил беседу. Разумеется, я не доверял этому типу ни на грош и был уверен, что за этим что-то кроется. И Билкнэп никогда не упоминал о деньгах, которые задолжал мне. А через некоторое время, видать, сообразил, что? я о нем думаю, – и опять стал меня игнорировать.

– Может быть, Билкнэп раскаивается в своих грехах, если он действительно заболел так тяжело, как говорят…

– Опухоль в кишках? Он хворает уже несколько месяцев, верно? Я не видел, чтобы он выходил. А кто принес записку?

– Какая-то старуха. Сказала, что якобы ухаживает за ним.

– Святая Мария! – воскликнул я. – Ну и чудеса! Билкнэп возвращает долг и просит меня навестить его?!

– Вы пойдете?

– Полагаю, милосердие этого требует. – Я удивленно покачал головой. – А какая вторая новость? Учитывая первую, если ты теперь скажешь, что над Лондоном летают лягушки, я, наверное, даже не удивлюсь.

Джек опять улыбнулся счастливой улыбкой, которая смягчила его черты:

– Нет, это сюрприз, но не чудо. Тамазин снова ждет ребенка.

Я склонился над столом и схватил помощника за руку:

– Какая замечательная новость! Я знал, что вы хотите еще детей.

– Да. Братишку или сестренку для Джорджи. Если все будет хорошо, ждем пополнения семейства в январе.

– Чудесно, Джек, мои поздравления. Мы должны это отпраздновать.

– Мы пока еще никому не говорили об этом. Но приходите на небольшую вечеринку, которую мы устроим на первый день рождения Джорджи, двадцать седьмого числа. Там и объявим всем новость. И не могли бы вы попросить доктора Гая тоже заглянуть к нам? Он так помог Тамазин, когда та носила Джорджи.

– Гай сегодня вечером как раз придет ко мне на обед. Я непременно передам ему твое приглашение.

– Вот и хорошо. – Барак откинулся на спинку стула и с довольным видом сложил руки на животе.

Их с Тамазин первенец умер, и одно время я боялся, что трагедия эта полностью разрушит их семью, но в прошлом году у супругов, к счастью, родился здоровый мальчик. И вот теперь Тамазин уже ждет второго ребенка, так скоро… Я подумал, как изменился в последнее время Барак: он остепенился и стал совершенно не похож на того отчаянного безрассудного парня, выполнявшего сомнительные поручения Томаса Кромвеля, каким был, когда я познакомился с ним шесть лет назад.

– Ну, Джек, ты меня порадовал. Чувствую, я воспрянул духом, – сказал я. – Как ни странно, но, похоже, в этом мире может происходить и что-то хорошее.

– Вам надлежит доложить казначею Роуленду о том, что вы честно выполнили свою миссию?

– Да. Я заверю его, что мое присутствие в качестве представителя от Линкольнс-Инн было замечено. Среди прочих и Ричардом Ричем.

Джек приподнял брови:

– Этот негодяй тоже был там?

– Да. Я не видел его целый год. Но он, конечно, меня не забыл. И бросил на меня злобный взгляд.

– На большее он теперь и не способен. Вы слишком многое о нем знаете.

– У него был обеспокоенный вид. Уж не знаю почему. Я думал, что нынче сэр Ричард высоко взлетел, считает себя ровней Гардинеру и консерваторам. – Я посмотрел на Барака. – Ты поддерживаешь связь со своими друзьями, с которыми вместе служил Кромвелю? Не слышал какие-нибудь сплетни?

– Я иногда захожу в старые таверны, когда Тамазин позволяет. Но новостей слышал мало. И, предваряя очередной вопрос, сразу скажу, что о королеве – вообще ничего.

– Слухи о том, что Энн Аскью жестоко пытали в Тауэре, оказались правдой, – заметил я. – Ее пришлось нести к столбу на стуле.

– Бедняга… – Барак задумчиво погладил бороду. – Не знаю, каким образом просочилась эта информация. Должно быть, в Тауэре служит кто-нибудь из сочувствующих радикалам. Но я лишь слышал от своих друзей, что епископ Гардинер сейчас имеет большое влияние на Генриха, но это и так все знают. Не думаю, что архиепископ Кранмер присутствовал при сожжении, а?

– Его и впрямь там не было. Наверное, он сидит от греха подальше у себя в Кентербери, не покидает свою резиденцию. – Я покачал головой. – Удивительно, что он вообще так долго продержался. Кстати, на казни был один молодой юрист в компании каких-то разряженных джентльменов, и он, уж не знаю почему, буквально не отрывал от меня глаз. Невысокий такой, худенький, с русыми волосами и бородкой. Я все гадал, кто это может быть.