Седьмая чаша

– Я не знаю, сэр. Да поможет Всевышний моему бедному сыну, если это правда.

– Думаю, Адам сейчас пребывает в великой растерянности и страхе.

Минни встретилась взглядом с викарием, и я понял, что духом она сильнее своего благоверного. Женщина повернулась ко мне:

– Но в чем бы ни заключалась истина, пребывание в Бедламе убьет его. Адам заперт в промозглой одиночной камере, где нет огня и царит постоянный холод. Он ничего не делает для себя. Он лишь лежит скорчившись и на полу молится, молится. А нам разрешено проводить с ним всего лишь один час в день. С нас требуют плату за его содержание – три шиллинга в месяц, больше, чем мы можем себе позволить. Но даже получая эти деньги, они не заставляют его кушать и ухаживать за собой. Надзиратель будет только счастлив, если наш мальчик умрет. – Минни посмотрела на меня умоляющим взглядом. – Они боятся Адама.

– Из-за того, что он может быть одержим?

Она кивнула.

– А вы в этом сомневаетесь?

– Не знаю. Я ничего не знаю. Но если Адам останется в Бедламе, он умрет.

– Его должны выпустить под мою ответственность, – проговорил Мифон, – но они на это не пойдут. Только не эти вероотступники и паписты, окопавшиеся в Тайном совете.

– Значит, по крайней мере в одном мы сошлись, – подытожил я. – Парня необходимо вытащить из Бедлама.

– Да-да, – с готовностью закивал отец мальчика, обрадовавшись тому, что почувствовал хоть какую-то почву под ногами.

Некоторое время я молча размышлял, а потом неспешно заговорил:

– В этом деле я вижу две проблемы. Одна – юридическая. Любой, кто не в состоянии позволить себе адвоката, имеет право потребовать рассмотрения дела судом прошений. Однако судья может заявить, что это дело государственной важности, и тогда его вновь будет рассматривать Тайный совет. Но с другой стороны, если у вас нет возможности платить суммы, которые требуют за содержание вашего сына в Бедламе, суд может постановить, чтобы их вносил совет. Кроме того, суд может вмешаться и прекратить лечение, если сочтет его неудовлетворительным. А вот добиться того, чтобы Адама выпустили, дело гораздо более сложное.

Я сделал глубокий вдох.

– Что будет, если его отпустят? Вдруг он снова сбежит? Вдруг опять произойдет то, что уже было возле собора Святого Павла? В конце концов его обвинят в ереси. Если посмотреть на положение дел с этой точки зрения, то Бедлам вполне может оказаться наиболее безопасным местом для Адама при условии, что его не удастся привести в чувство. Связываться с Тайным советом очень опасно.

Я не стал напоминать про бедного Джона Коллинза, но по лицам собеседников видел, что они и сами не забыли, какая ужасная участь постигла того несчастного.

– Его должны выпустить из этого ужасного места, – настаивал Мифон. – Единственное лечение для бедного Адама заключается в том, чтобы он понял: Господь ниспослал ему эти испытания, и он не должен ставить под сомнение Его милость. Если же в Адама вошел дьявол или его мозг оказался поврежден по какой-то иной причине, только я смогу излечить его с помощью своих собратьев по вере.

Преподобный посмотрел на родителей Адама.

– Аминь! – произнес Дэниел Кайт, а Минни молча опустила глаза долу.

– Его не выпустят до тех пор, пока совет не убедится в его нормальности, – заметил я. – Но кое-что я все же могу сделать. У меня есть один знакомый врач, очень умный человек, который наверняка сумеет подобраться к Адаму и, может быть, даже помочь ему.

– Нет! – решительно мотнул головой Дэниел Кайт. – Все врачи безбожники!

– К моему другу это не относится, – поспешил я успокоить каменотеса.

Я счел за благо не сообщать о том, что мой друг Гай раньше был монахом, а в душе до сих пор продолжал оставаться католиком.

Мой ответ не развеял сомнений главы семейства, но его жена с облегчением выдохнула.

– Приведите его, сэр, мы согласны на все. Вот только у нас нет денег, чтобы заплатить ему…

– Я уверен, тут можно будет что-нибудь придумать.

Женщина посмотрела на мужа. Он помялся, бросил быстрый взгляд на Мифона и сказал:

– Это не повредит, сэр. Хуже уже точно не будет.

Судя по лицу преподобного, он собирался что-то возразить, но я не позволил ему сделать этого, поспешив заметить:

– Разумеется, с точки зрения интересов Адама дело это весьма щекотливое. Я, со своей стороны, буду держать его на контроле и побеспокоюсь о том, чтобы плату за лечение с вас не брали. В суде прошений сейчас скопилось так много дел, что судья буквально не разгибается, чтобы разгрести эти завалы. Но если мы представим наше дело как не терпящее отлагательств и нам улыбнется удача, надеюсь, примерно в течение недели оно может быть рассмотрено.

– Благодарю вас, сэр, – сказала Минни.

– Но я даже не стану пытаться подать прошение об освобождении Адама, если не появятся данные об улучшении его психического состояния. – Я посмотрел на Мифона. – Такое прошение будет неизбежно отклонено.

– В таком случае нам, видимо, не остается ничего другого, кроме как дождаться вердикта докторов.

Он говорил ровным голосом, но взгляд оставался враждебным.

– А я тем временем нанесу визит в Бедлам. Нагоню страху на его смотрителей, а заодно навещу Адама.

Супруги обменялись удивленными взглядами.

– Это будет очень благородно с вашей стороны, сэр, – сказал Дэниел Кайт. – Но должен вас предупредить: безумие моего несчастного сына являет собой ужасающее зрелище.

– За свою жизнь мне пришлось много чего повидать, – ответил я, хотя, признаться, при мысли о предстоящем визите в Бедлам по коже начинали бегать мурашки.

– Мы отправляемся к Адаму завтра в девять утра, сэр, – сообщила Минни. – Может, вы поедете вместе с нами?

– Да, перед заседанием суда у меня как раз будет свободное время.

– Вы знаете, как туда добраться, сэр? Проедете через Бишопсгейт и сразу же ищите ворота Бедлама.

– Непременно приеду. – Улыбнувшись, я поднялся из-за стола. – Я сделаю все, что в моих силах, но повторяю: дело крайне сложное.

Я проводил гостей в приемную, но Мифон задержался в дверях и негромко проговорил:

– Не думаю, что от вашего доктора будет прок. Пути Господни неисповедимы, и через все испытания и преследования Он в итоге приведет к миру истинных христиан. Включая Адама.

Зеленые глаза преподобного горели под кустистыми бровями, и все же мне в голову пришло, что есть в нем какое-то актерство, словно он играет роль Добродетели в пьесе, зрителем которой является весь Лондон.

– Действительно, – согласно кивнул я. – Молюсь о том, чтобы бедный юноша обрел мир в своей душе.

– Сейчас мы отправляемся в нашу церковь и тоже будем усердно молиться за него.

После того как за ними закрылась дверь, я еще раз просмотрел бумаги и подошел к окну. По двору, заливаемому дождем, брели Кайты, нагнув голову и придерживая головной убор.

– Он не один из нас, – услышал я голос преподобного Мифона. – Он не обретет спасения в конце пути.

Они дошли до ворот и скрылись из вида.