W: genesis

… А в больнице тем временем все отчетливее слышались голоса, где-то снизу, причем повышенные и злые. Где-то ругались, подумал ты. Надо сказать, весьма сильно. Осторожно встаешь, подходишь к двери. Приоткрываешь. В коридоре темно. Кое-как виднелись двери других палат, некоторые – приоткрытые. Интересно находились ли в больнице другие пациенты? И если да, то кто?

Кричащие, среди которых явно был сам Паэльс, замолкли. Точнее, их крики резко оборвались. Раздались непонятные глухие звуки, бульканья, кряхтение.

Ты уже знал что это означает. О чем, о чем, а о подобных отзвуках сны предоставили четкие воспоминания: подобное не раз слышал в бою, когда у человека перерезаешь горло.

По спине прошел холодок, сердце пустилось вскачь, «как у кролика».

Осматриваешься: разумеется, ни ножа, ни вилки. О чем-то более серьезном и говорить не приходится. Попробовать использовать вазу? Если разбить – получатся осколки. Но нет, такой звук тебя выдаст, а это лишнее.

Неслышно выходишь из палаты, прикрываешь дверь. Глаза попривыкли к темноте, голова работала ясно и без лишней нервозности, что тебя не удивляло, учитывая прошлое. Коридор был недлинный, пара палат – и ты у лестницы. За прошедшее время успел выяснить, что в больнице три этажа. Тебя держали на верхнем. Остановившись у перил, прислушался к происходящему: ничего особенного, если не учитывать характерного хрипа.

– Плохо, – шепотом произносишь сам себе, без причины, лишь бы чего-то произнести. Шепот немного подбадривал. Голоса шли, по-видимому, сразу снизу, со второго этажа. К хромоте приспособился, поэтому аккуратно, не слышно, спускаешься. Останавливаешься у прохода. Здесь немного посветлее, но все равно сумрачно.

Хрип и звук капающей, прибулькивающей жидкости. Точно не воды.

Осторожно проходишь, боком идешь на источник звука. У двери в кабинет главного врача стоишь секунду-другую, после чего резко открываешь ее, машинально сжав кулак.

Весьма уютный, тускло освещенный, богато обставленный кабинет, с мебелью темно-коричневого дерева, с золотыми, извилисто украшенными маятниковыми часами, с крупными стеллажами книг, с широким столом. У подножия стола в густой луже крови сидел профессор Лука Паэльс, задыхаясь, издавая предсмертный хрип. Он посиневшей рукой держался за шею, из которой толчками шла кровь. Лицо его побледнело, разбитые очки валялись рядом.

Ты подбегаешь к нему, начинаешь копошения, лишние и бестолковые. Сняв с себя больничную рубашку, криво разорвал ее и хотел было приложить к шее доктора, как он свободной рукой тебя остановил.

– Не…не надо, – пробормотал профессор и кашлянул. Ты ощутил капли его крови у себя на лице.

– Что случилось?!

Паэльс на пределе сил сделал глубокий вдох и произнес: «Бегите. Все же… решено…убить». Снова закашлялся.

– Кто это сделал? – спрашиваешь ты, но вопрос был излишним. Резкий удар сзади, звук разбиваемой вазы и понимание того, что заваливаешься на пол. Голова помутилась, в глазах потемнело.

Лиза подошла к профессору. Тот невидящим, мертвым взором следил за ней. Она резким движением убрала его руку от раны, взяла кусок твоей рубашки, крепко обтянула вокруг его шеи. Пара секунд – и бывший доктор джиханов, профессор Лука Паэльс, последний раз хватанул ртом воздух и замолк навсегда.

Держась за голову, ты с трудом присел. Нашарил другой рукой осколки со знакомым орнаментом. Эх, нужно было самому ту сраную вазу разбить!

– Так и знала, что он тебя разбудит, – произнесла Лиза. – Испугалась, вдруг ты сбежал. Но нет, приперся ж сюда, герой недоделанный.

Несмотря на то, что в глазах двоилось и кабинет был слабо освещен, ты видел, как ее лицо искажалось от ненависти при одном взгляде на тебя. Она не спеша достала окровавленный скальпель из своего белого халата.

– Зачем…? – промямлил ты. Язык после удара заплетался. Надо потянуть время, прийти в себя. Она не станет убивать быстро, это очевидно. Значит есть десяток секунд на обдумывание ситуации. – Зачем его?

– Он был против твоей смерти. Видишь ли, наш пацифист проникся странной мыслью, что распри между джиханами и Республикой остались в прошлом. А новая администрация видеть тебя среди живых не пожелала, но он все равно был против. Думал, если предупредит тебя на вашем гребаном сорминорском, то никто ничего не поймет. Ему невдомек, что многие хоть и не говорят на нем, но отменно понимают, – произнесла Лиза, выражаясь на своем лингвистическом обрубке. Она аккуратно протерла резиновой перчаткой скальпель. – Помимо прочего, как бы так неловко выходит, что вместе с тобой пришлось… Ммм… Очистить заведение от остальных. Жалко Марию тоже пришлось. Хотя она вовсе не при делах.

Вот как ту милую девушку звали-то… Но мысли в сторону. Медсестра виделась четко, почти ясно, боль в затылке стала несильной, дыхание выровнялось. Ты медленно встал.

– Посмотрите на него, – насмешливо произнесла женщина. – Прямо недобитый солдат империи идет в последний бой.

Она стояла, облокотившись на край стола профессора, который лежал рядом и бесстрастным взглядом мертвеца глядел тебе в ноги.

– Как же долго я ждала, выродок про?клятый, ты представить не можешь, – ее голос перешел в шипение, не выходило понять откуда бралась настолько лютая злоба. – На секунду вообрази: десять лет. Десять долгих, дер-р-рьмовых лет выхаживать тебя. Лишь бы увидеть это растерянное лицо.

Скальпель в ее левой руке. Будет бить либо в центр, либо в правый бок.

– Что с другими пациентами? – ты ощутил, что страх и оторопь от оглушения прошли. Ощущалось волнение, к твоему удовольствию, ожидаемое и приятное.

Лиза цокнула языком. Подмигнула.

– Не переживай о них, дорогуша. О них пусть теперь волнуется Всевышний.

Значит, ты все же являлся не единственным «больным». Ладно, оттягивать неизбежное глупо.

Заставить ее сделать первый шаг было нетрудно: обманное движение, будто ты рванул в коридор и вот она стоит в боевой позиции, перекрыв дорогу к выходу.

Последовал молниеносный удар в правую часть твоего тела, предугаданный, но нормально отразить его не успеваешь. Рефлексы, на которые так рассчитывал, немного подвели. Неглубоко, но ее оружие полоснуло тебя где-то в районе ребер. Наносишь удар лбом ей куда-то в лицо, она вскрикивает, отстраняется от тебя, держась за разбитый нос. Хватаешь вылетевший из ее руки скальпель, зажимаешь рану рукой. Мгновение твое тело думает, после чего бьет женщину здоровой ногой в солнечное сплетение. Осознаешь, что удар не весть какой, но ей хватило.

Пролетев пару шагов, Лиза с грохотом ударяется о книжный стеллаж, с трудом удерживаясь на ногах, дыхание у нее сбито, она хрипло и с надрывом дышит, держится за живот, окровавленное лицо перекосилось. Из шкафа повыпадали толстые тома, брошюры, прочие другие книги. Некоторые комично попадали ей на голову.

Поудобнее перехватываешь маленький нож и спокойно направляешься к ней.

– Сволофь, мрафь, – сказала Лиза, отпустила залитое кровью лицо и не пойми откуда достала револьвер.

Ты резко остановился. Такого поворота не предусмотрел, дурак! Очевидно же, что она вооружена чем-то, кроме ваз, удавок и скальпелей.

– Когва-то эвим тевя быво не убидь, —из ее носа лилась и лилась кровь, но она будто не замечала этого. – Но вребеда идмедидись. Подювсдуй каково эдо: бывь бедпомодьным педед лидом смедти. Я ходю видедь на двоем дице сдах!

Не можешь точно сказать, есть ли там у тебя на лице страх, потому что лихорадочно соображаешь. До нее, – из-за твоего же удара, остолоп! – метра полтора. Рывком, тем более, с хромым коленом, не успеть. Метнуть скальпель? Вспоминаешь, что таким навыком владел, да, но сейчас вряд ли попадешь. Однако другого шанса нет.

– Бедумно жавь, чшо ды медя де помдишь, падкуда, – сказала Лиза, взвела курок и нажала на него.

Метнуть свое нехитрое оружие ты, разумеется, не успеваешь. Время застыло, у тебя перехватывает дыхание. Зачем-то зажмуриваешься.

Мгновение. Следующее.

Еще одно.

Выдыхаешь. Чего-то странно…

Открываешь глаза. Видишь искаженное болью, кровью и ненавистью лицо медсестры, огонь, чуть было вырвавшийся из дула револьвера. Секунду смотришь на это. Замечаешь маятник часов: он тоже замер.

Время реально застыло.

***

Делаешь робкий шаг. Верилось в происходящее с трудом. Однако Лиза оставалась не более движимой, чем мертвый профессор. Пуля, едва вылетевшая из пистолета, в нем же и оставалась в обрамлении пороховой вспышки.

– Сейчас бы обратно в кому улетели, молодой человек, – прозвучал сзади тебя голос, неожиданно знакомый.

Тут же оборачиваешься. В руке у тебя пусть и маленький, но все же нож.

– Не мастер я всяких драк, посему компетентно оценить ваши действия вряд ли могу, но они видятся мне здесь тотально неразумными, честное слово, – продолжила разглагольствовать фигура.