Поезд сирот

– Не сложится. – Она достает ожерелье с брелоками, кучкой лежащее в ящике на самом верху, перекатывает золотую цепочку между пальцами, пытаясь ослабить узел. – Дина говорит – меня никто не возьмет. Я не заслуживаю доверия. – Узел расходится под большим пальцем, она тянет концы в разные стороны. – Да ладно. Говорят, в тюрьме для подростков не так уж плохо. И всего-то несколько месяцев.

– Но… ты же не крала эту книгу.

Зажав телефон между ухом и шеей, она надевает цепочку, нашаривает застежку, смотрит в зеркало над комодом. Черная тушь под глазами размазана – ну чистый футболист.

– Я ведь прав, Молли?

Дело в том, что – книгу она действительно украла. Вернее, попыталась. Свой любимый роман, «Джейн Эйр», – ей очень хотелось собственный экземпляр, в полное свое распоряжение. В магазине Шермана в Бар-Харборе книжки не было, а попросить продавца заказать ее специально она не решилась. Через интернет не купишь – Дина ни за что не дала бы ей номер своей кредитки. А ей никогда ничего не хотелось так сильно. (Ну, вернее… уже давно не хотелось.) И вот стоит она на коленях в библиотеке перед узкими стеллажами с художественной литературой, а на полке прямо перед ней – три экземпляра романа, два в мягкой обложке, один – в твердой. Экземпляр в твердой обложке она уже брала дважды на свой абонемент. А сейчас сняла с полки все три томика, взвесила на руке. Поставила тот, что в твердом переплете, на место – рядом с «Кодом да Винчи». Бумажную обложку, ту, что поновее, тоже потом вернула на полку.

Тот экземпляр, который она засунула за пояс джинсов, был старым, обтерханным – пожелтевшие страницы, целые абзацы подчеркнуты карандашом. Клей на дешевой обложке пересох, она почти отвалилась. Попади эта книжка на ежегодную распродажу библиотечных излишков, вряд ли бы ее оценили больше чем в десять центов. Молли решила: да никто ее и не хватится. Ведь есть целых два экземпляра поновее. Однако в библиотеке недавно установили электронную систему предотвращения краж, и несколькими месяцами раньше четыре волонтерки, дамы понятного возраста, которые отдавали библиотеке Спрус-Харбора все свои силы, потратили несколько недель на то, чтобы приклеить магнитные полоски к внутренней стороне обложки каждой из одиннадцати тысяч книг. И в тот день, когда Молли выходила, – понятия не имея, что выходит через специальные ворота, – громкий настойчивый писк переполошил старшую библиотекаршу Сюзан Леблан, и она спикировала на Молли, как почтовый голубь.

Молли даже не отпиралась – вернее, попыталась поначалу извернуться: мол, хотела взять книгу почитать. Однако Сюзан Леблан переубедить не удалось.

– Не оскорбляй меня, ради Христа, своим враньем, – сказала она. – Я за тобой следила. Так и знала, что ты что-нибудь натворишь.

И вот ведь кошмар и ужас – ее предположения оказались истинными! А ей так хотелось хотя бы раз ошибиться в хорошую сторону.

– Да, паршиво. Что, оно правда так? – Джек вздыхает.

Глядя в зеркало, Молли проводит пальцем по брелокам на шее. Теперь она редко носит это ожерелье, однако всякий раз, как в жизни нечто происходит и становится ясно, что скоро опять переезжать, ее тянет его надеть. Цепочку она купила в магазине уцененных товаров «Марден» в Элсворте и прикрепила к ней три своих брелока: сине-зеленую эмалевую рыбку, латунного ворона и крошечного бурого медведя – папа подарил их ей на восьмой день рождения. Через несколько недель он погиб в автомобильной аварии: ехал на большой скорости ночью по обледеневшему шоссе И-95, слетел в кювет и перевернулся, после чего мама Молли, двадцати трех лет от роду, покатилась по наклонной – и выбраться не сумела. К следующему своему дню рождения Молли уже жила в другой семье, а мама отбывала срок. Эти брелоки – все, что осталось у нее от прежней жизни.

Джек – отличный парень. Но она ждала такого развития событий. Рано или поздно он, как и все остальные – соцработники, учителя, опекуны, наестся до отвала, почувствует, что его надули, что от Молли куда больше бед, чем радости. Да, ей очень хочется хорошо к нему относиться, и она очень искусно делает перед ним соответствующий вид, а на деле не позволяет себе расслабиться. Нет, она не то чтобы притворяется, но никогда не раскрывается до конца. Она давно уже выяснила, что может сдерживать свои чувства: нужно только представить, что грудная клетка – это огромный ящик, запирающийся на прочный замок. Она приоткрывает ящик, запихивает туда чувства, с которыми не сладить, непокорную грусть или сожаления, а потом с грохотом опускает крышку.

Вон Ральф тоже попытался разглядеть в ней что-то хорошее. Такой уж он по натуре: видит хорошее даже там, где его нет. И хотя Молли некоторым образом признательна ему за эту его веру, полностью ему доверять она не может. В определенном смысле с Диной даже проще: та вообще не пытается скрыть свое недовольство. Проще сразу решить для себя: этот человек меня недолюбливает, чем потом лишний раз разочаровываться.

– «Джейн Эйр»? – говорит Джек.

– Какая разница!

– Я бы купил тебе эту книжку.

– А, ну да.

Даже теперь, влипнув по самые уши и, вероятно, нарвавшись на новый переезд, она знает, что никогда не стала бы просить Джека купить ей эту книгу. Во всей системе опекунства сильнее всего она ненавидит именно это – зависимость от едва знакомых людей, беззащитность перед любыми их прихотями. Она приучила себя ничего ни от кого не ждать. О днях ее рождения часто забывают; во время каникул думают про нее в последнюю очередь. Она привыкла обходиться тем, что есть, а то, что есть, – далеко не всегда то, что ей нужно.

– До чего, блин, упертая! – говорит Джек, будто бы разгадав ее мысли. – Сама видишь, во что в результате вляпалась.

В дверь стучат твердой рукой. Она прижимает телефон к груди и смотрит, как поворачивается дверная ручка. Вот еще одна прелесть такой жизни: никакого замка, никакой возможности уединиться.

Дина всовывает голову в дверь – губы, выкрашенные розовой помадой, сжаты в тонкую линию.

– Нам необходимо поговорить.

– Хорошо. Сейчас закончу по телефону.

– С кем ты говоришь?

Молли отвечает не сразу. Разве она обязана? Да пошло? оно все.

– С Джеком.

Дина морщится.

– Побыстрее. Не до утра же тебя ждать.

– Я сейчас. – Пристально глядя на Дину, Молли ждет, пока голова не скроется за дверью, потом снова подносит телефон к уху: – Пожарным пора на выезд.

– Стой, стой, погоди, – останавливает Джек. – У меня есть одна идея. Правда, довольно… бредовая.

– Ну, – говорит она хмуро. – А то мне идти надо.

– Я поговорил с мамой…

– Ты что, серьезно? Ты все ей рассказал? Представляю, как она теперь ко мне относится.

– Погоди, дослушай! Во-первых, нормально она к тебе относится. А во-вторых, она переговорила с дамой, у которой убирается, и вроде бы можно устроить так, чтобы ты отработала у нее.

– Чего?

– Да.

– Но… как?

– Ну, видишь ли, хозяйки хуже моей мамочки во всем свете не сыщешь.

Молли нравится, как он это говорит: сухо, без осуждения, будто докладывает, что мама у него левша.

– А дама хочет разобрать вещи на чердаке: старые бумаги, коробки, всякую такую хрень; для мамы это как страшный сон. Вот я и предложил, чтобы это сделала ты. Пятьдесят часов на это убить – как нефиг делать.

– Стой. Ты хочешь, чтобы я разбирала чердак какой-то старушенции?

– Да. Как раз для тебя занятие, по-моему. Да ладно, я-то знаю, какая ты аккуратистка. У тебя на полке вон как все разложено. Все бумажки по папочкам. И книги, кажется, расставлены по алфавиту.

– Ты что, заметил?

– Я тебя знаю лучше, чем ты думаешь.

Молли вынуждена признать про себя, что, как бы странно это ни казалось, она любит порядок. Аккуратна до одержимости. Со всеми этими бесконечными переездами она научилась бережно относиться к своим немногочисленным пожиткам. При этом идея Джека вызывает у нее серьезные сомнения. День за днем торчать на пыльном чердаке, копаться в хламе старой карги?

С другой стороны, невелик выбор…

– Она хочет с тобой познакомиться, – говорит Джек.

– Кто?

– Вивиан Дейли. Пожилая дама. Она хочет, чтобы ты пришла…

– На собеседование? Ты хочешь сказать, что она решила устроить мне собеседование?