Суждено быть вместе

Тогда он поступил так, как делал всегда: запер сердце на ключ, спрятал все эмоции и ушел от нее не оглядываясь.

Однако теперь, снова приехав в Нью-Йорк, он вспоминал о Фрэнки, хотя и запретил себе это. Она похожа на этот город, такая же энергичная, ловкая и жизнерадостная. Ему захотелось снова ее увидеть. Пусть даже из праздного любопытства.

Он теперь король. Он изменился со времени их первой и последней встречи. Хотя его потребности и желания остались прежними. Он рассеянно рассматривал панораму города. Неожиданно ему в голову пришла идея.

– Освещение выше всякой похвалы, – с энтузиазмом заметила Фрэнки, осмотрев наметанным глазом художника стены галереи, расположенной в центре города. Открытие выставки назначено на завтра, но ей напоследок захотелось убедиться, что все в порядке.

По спине пробежал холодок волнения.

Как известно, путь начинающего художника к признанию тернист и извилист. Особенно когда тебе приходится не только упорно трудиться и браться за любой заказ, чтобы справиться с горой постоянно растущих счетов, но и растить сынишку.

Фрэнки возлагала на выставку большие надежды. Если повезет, она может вытянуть счастливый билет.

Два солидных издания прислали репортеров на пресс-конференцию и показ. Галерея организовала приличную рекламную кампанию предстоящей выставки. Фрэнки держала кулачки, чтобы ее наконец заметили и приняли в когорту современных художников Нью-Йорка, где конкуренция весьма высока.

– Я подумал, что для твоих пейзажей с восходом солнца над океаном нужно использовать дополнительную подсветку. – Чарльз кивнул в сторону ее любимых картин, выполненных в абстрактной манере маслом.

– Мне нравится твоя идея, – улыбнулась Фрэнки, снова ощутив волнение.

Она волновалась вовсе не из-за предстоящей встречи с прессой. Картины, представленные на выставке, были ею выстраданы. В них отразились ее чаяния и надежды, утраченные мечты и иллюзии, ее мировоззрение. Она душу вложила в свои работы. Особенно в портреты сына Лео, озорного мальчугана со светло-серыми, почти серебристыми глазами в обрамлении пушистых черных ресниц и с копной смоляных кудрей. Он был и остается единственной любовью ее жизни. И теперь его портреты выставлены на суд тысяч, как она надеялась, посетителей выставки.

– Прошу прощения, пойду открою дверь, – извинился Чарльз.

Фрэнки ничего не слышала, так была поглощена рассматриванием портрета Лео, который написала прошлой осенью. Малыш подбирал с тротуара разноцветные опавшие листья и с энтузиазмом непоседы двухлетки подбрасывал их в воздух, с интересом и восторгом наблюдая, как они кружатся, летят и падают на землю. Затем он нагребал новую охапку и снова ее подбрасывал. Лео пребывал в эйфории, которую Фрэнки хотела запечатлеть. Она сделала чуть не сотню фотографий с разных ракурсов, постаралась запомнить свет и затем принялась дома за работу.

Фрэнки умела уловить настроение, выхватить мгновение и запечатлеть его на картине. Это была частичка жизни сына, превращенная в произведение искусства ее талантом.

– Открытие выставки завтра вечером, сэр. Но если вы хотите взглянуть на коллекцию…

– Да, хочу.

Всего два слова в ответ. Но девушка сразу узнала этот глубокий баритон. Она внутренне задрожала.

Фрэнки медленно обернулась, словно хотела отдалить неизбежный момент встречи.

Мэт.

Да, это он.

Воспоминания нахлынули с новой силой. Когда она проснулась в то утро, его уже не было. Никаких следов его присутствия. Ни записки, ни телефона. С ним никак нельзя было связаться. У Фрэнки осталось только воспоминание о волшебной ночи, которую ей хотелось бы повторить снова и снова.

– Привет, Фрэнсис, – поздоровался он, глядя на нее глазами так похожими на глаза малыша Лео.

Она представляла себе эти глаза, когда смешивала краски, чтобы достичь нужного серебристо-серого оттенка. А какого труда ей стоило изобразить эти загнутые вверх жгуче-черные густые ресницы, чтобы они выглядели естественно?

Прошло три года, а она представляла этого мужчину так отчетливо, словно они расстались вчера.

Она вспомнила, с какой страстью и одновременно нежностью он взял ее в первый раз, лишив девственности. Ей нестерпимо захотелось снова очутиться в его объятиях.

Но вместо этого она огромным усилием воли заставила себя спокойно взглянуть ему в лицо.

– Мэт? – холодно обронила она, довольная, что голос не дрогнул. – Интересуешься произведениями искусства?

Фрэнки почувствовала, как между ними снова пробежала та самая искра, о которой она не желала думать.

– Покажешь мне свои работы? – В его вопросе прозвучало приглашение, от которого веяло опасностью.

Фрэнки запоздало вспомнила, что стена позади нее была увешана портретами их сына. Взгляни он чуть влево или вправо, Мэт бы ясно увидел для себя доказательство того, что тот единственный уик-энд имел последствия.

– Хорошо, – кивнула она, торопливо направляясь вглубь галереи. – Но учти, у меня очень мало времени.

Боковым зрением Фрэнки заметила, как Чарльз в недоумении наморщил лоб. И это неудивительно. Мэт буквально излучал богатство. Его внешний вид не говорил, а кричал о том, что он мог бы купить эту галерею с потрохами. Чарльзу было невдомек, почему Фрэнки не проявляет интереса к такому состоятельному потенциальному покупателю.

А как еще ей относиться к человеку, который ворвался в ее мир, соблазнил без малейшего усилия, переспал с ней и бесследно исчез следующим утром? Он опасен. Она не намерена тратить на него время.

«Но он отец твоего ребенка», – пронеслось у нее в голове. Мысль была так пронзительна, что Фрэнки внезапно остановилась.

– Я могу продолжить показ, если мисс Престон нужно будет уйти, – предложил следовавший за ними Чарльз.

Мэт тоже остановился и взглянул на Чарльза.

– Полагаю, мне вполне достаточно общества мисс Престон, – отчеканил он.

Фрэнки с сочувствием взглянула на Чарльза. Его щеки медленно заливал румянец. Он имел репутацию известного галериста в Нью-Йорке. В художественных кругах его уважали, а многие даже побаивались. Подобная беспардонность была ему в новинку.

– Я позвоню, если ты нам понадобишься, – попыталась разрядить обстановку Фрэнки.

– Хорошо, – пробормотал Чарльз и быстро ретировался.

– Совсем не обязательно было грубить, – хрипло сказала Фрэнки, стоило Чарльзу удалиться. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала аромат его одеколона с терпкими нотками сандала и исходящее от его кожи тепло. Сердце Фрэнки отчаянно билось, по спине побежали мурашки.

Она думала, что с годами забыла его. Однако тело остро реагировало на его близость. Она постаралась не обращать на это внимания.

– Теперь, когда мы одни, ты можешь назвать правдивую причину своего появления в галерее? Вряд ли ты пришел купить мою картину.

Он пристально разглядывал ее из-за полуопущенных ресниц. Странная все-таки штука память. Он столько раз представлял себе Фрэнки в мельчайших подробностях, но сейчас, стоя с ней рядом, не узнавал. Ему хотелось снова и снова рассматривать ее: эти зеленые кошачьи глаза, курносый носик, усыпанный мелкими бледными веснушками, и эти сочные и мягкие губы, с тихим вздохом раскрывшиеся для их первого поцелуя. От этого воспоминания он напрягся.

– Откуда тебе знать, что я пришел не за картиной? – растягивая слова, спросил он, буравя ее взглядом серебристо-серых тревожащих душу глаз.

Фрэнки непроизвольно облизнула губы, умело подкрашенные помадой цвета спелой черешни. Ее рот казался таким сочным, словно она только что наелась ягод, а сок остался на губах.

– Потому что мои работы тебя никогда не интересовали, – довольно резко ответила она.

Он подумал о висящей у него в офисе картине Фрэнки, которую он купил через дилера. Это было полотно, над которым она работала в день их первой встречи. Мэт нахмурился.

– Почему ты так считаешь?

Щеки девушки окрасил легкий румянец.