Возможно, на этот раз

– Серьезно, мам?

Эндрю откинулся на спинку стула, как будто в ожидании, что перед ним вот-вот развернется увлекательное цирковое представление.

– …и ее вырвало прямо на Чарли, в которого она на тот момент была нехило так влюблена.

Я закрыла лицо руками.

– Бедняга Чарли, – прокомментировал Эндрю.

– Бедняга Чарли? – рявкнула я, подняв голову. – Он засунул мне в сэндвич червя из своей коробки с рыбными приманками. Он этого заслуживал.

– Да, Эндрю, будь осторожен, – расхохоталась мама. – Настраивать Софи против себя – опасная затея.

– Я боюсь, этот совет запоздал, – сказал он.

– О да, – заверила я его.

Мама разинула рот, а потом закатила глаза.

– Она просто шутит.

– Честное слово, не шучу.

– Вернемся к вопросам, – прервал нас Эндрю, снова склоняясь над листочком. – Что Софи любит делать, когда на улице дождь?

Мама прищурилась, задумавшись.

Водить машину – вот что я любила делать дождливым днем. Мне нравилось слушать, как дождь стучит по металлической крыше. Иногда я парковалась у озера, или у канала, или у исторического дома в центре города и смотрела, как вода идет кругами от капель или бурным потоком стекает с карнизов.

– Она ненавидит дождь. И боится грома.

Я изумленно вытаращилась на маму. Грома я уже давно не боялась.

Но потом меня осенило: мамино представление обо мне отставало не просто на пару лет – а ровно на пять. Она все еще жила тем летом, когда от нас ушел отец. После этого она просто перестала обращать внимание на что бы то ни было. Это не должно было казаться мне удивительным – оно и не казалось. Просто до настоящего момента у меня не было тому никаких доказательств.

Эндрю уставился на меня, и я поспешила снова нацепить маску безучастности.

– Это правда? – спросил он.

– Что – правда?

– Что ты боишься грома?

– Ты что, пытаешься сжульничать? На кону «Барбекю Хэнка».

На своей бумажке я написала ответ за маму: «Пить кофе и смотреть черно-белые фильмы». Когда я подняла голову, Эндрю рассматривал нас обеих, переводя взгляд то на меня, то на мою маму.

– Вы совсем не похожи друг на друга, – объявил он наконец.

Разумеется, он был прав. Моя мама была бледной голубоглазой блондинкой, я – шатенкой с оливковой кожей и темно-карими глазами.

– Софи вся в отца, – ответила мама. – Он был итальянцем.

– Есть, мам, – поправила я.

– Что – есть?

– Папа и есть итальянец.

– Был, есть. – Она невнятно помахала рукой в воздухе, как будто от времени глаголов ровным счетом ничего не зависело.

– Твой папа из Италии? – спросил Эндрю меня.

– Его родители. Он сам вырос здесь, – ответила мама вместо меня.

Возможно, почувствовав легкую угрозу в ее голосе, Эндрю решил воздержаться от последующих расспросов и вместо этого снова вернулся к списку:

– Окей, мисс Эванс, еще один вопрос. Назовите какую-нибудь вредную привычку Софи.

Мне стало интересно, что она сможет ответить на это. Пять лет назад я оставляла грязную одежду на полу, а всякие художественные принадлежности – на столе в полном беспорядке. На этом мои вредные привычки заканчивались. Взявшись за ручку, я чуть не записала на своем листке: «Мама вечно думает только о себе», – но заставила себя остановиться и вместо этого вывела: «Частенько опаздывает».

– Может, на этот вопрос ответишь ты? – обратилась мама к Эндрю.

Я скрестила руки на груди и воззрилась на Эндрю с вызовом, молчаливо пытаясь донести до него сообщение: Лучше тебе этого не делать. Но, как я уже поняла, вредной привычкой Эндрю было полное неумение прислушиваться к чужим советам, а поэтому он, разумеется, ответил.

– Вредная привычка? – Он пожевал губу и прищурился. – Всех критиковать. Или упрямство. Или замкнутость.

– Предполагалось, что ты выберешь один вариант ответа, – съязвила я.

– Я не удержался.

– Куда уж тебе. – Я выхватила бумажку из его рук. – Мне кажется, пора заканчивать. Все равно мы не сможем выиграть, потому что я участвовала в создании игры. – Ни в чем я не участвовала, конечно, но вся эта ситуация мне уже порядком поднадоела.

– Какая жалость, – сказала мама. – Мы бы определенно выиграли. – Она взяла мой листок и просмотрела, что я там написала. – Да, точно бы выиграли. Ты хорошо меня знаешь. – Она передала листок Эндрю, как будто детали ее жизни не были ему абсолютно безразличны. – Но ты ничего не ответила на вопрос про «самый неловкий момент», Соф.

– Я ничего такого не вспомнила.

Иногда я сомневалась, что мою маму вообще что-то могло смутить. Я знала, что она чувствовала себя униженной, когда мой отец бросил ее, чтобы открыть магазин для серферов в Южной Калифорнии и тем самым воплотить в реальность мечту всей своей жизни – с которой ни она, ни их дети, судя по всему, не имели ничего общего. Они с мамой всегда говорили, что поженились слишком рано. Они тогда едва знали друг друга.

Унижение и неловкость все-таки были разные вещи. В любом случае, вряд ли такое стоило писать на кусочке ярко-желтой бумаги в надежде выиграть поход на барбекю.

Глава 10

– Софи! – раздался радостный возглас.

Я развернулась. Миниатюрная фигурка, копна кучерявых волос – к нашему столу направлялась Джанет Эллер. Мы с ней жили на соседних улицах с незапамятных времен.

– Джанет! – откликнулась я, заставив себя воспрянуть духом. – Привет. Как твои дела? Остался месяц до праздника, готовишься?