Любовь, жизнь и далее по списку

– Почему три?

Я сняла пару бумаг из стопки на выброс.

– Обратите внимание на дату. Вы же не станете снова использовать постеры пятилетней давности? Поэтому они отправляются в «стопку, от которой мы точно избавимся». Здесь «стопка, у которой есть шанс», – я кивнула на стопку по центру, – а вот эта – «оставить».

Он ткнул ногой первую горку.

– Я храню не бумажки, а идеи – только они того и стоят.

Я достала телефон.

– Тогда мы можем фотографировать декорации. – Я достала телефон и сделала первый снимок. – И они останутся у вас в телефоне или на компьютере.

– Отличная идея, Эбби, – кивнул он, – я знал, что не зря принял тебя на работу.

– Забавно. Советую поостеречься, я почти готова записать вас в участники того шоу про барахольщиков[6 - Имеется в виду реалити-шоу «Барахольщики» (Hoarders), транслируемое в Америке с 2009 по 2013 год на телеканале A&E.], а вы вряд ли готовы к такому потрясению.

– Ты ведь не поступишь так со мной.

Я улыбнулась, и он ушел. По графику этим вечером работали только мистер Уоллес, Ральф, Тина и я, но Тина убежала сразу после закрытия музея, и теперь я безраздельно властвовала над просторным коридором.

Разрешение мистера Уоллеса фотографировать накопленное и выбрасывать его пошло на пользу моей стопке «мусора» – с каждой минутой она становилась все больше.

В промежутке между снимками я переписывалась с Купером:

Он:«Где ты?»

Я:«Разве я не говорила? В музее».

Он:«До сих пор?!»

Я:«Я только приступила. А ты где?»

Он:«Встречаю малышку-сестру после урока музыки».

Я:«Вообще-то я знаю имя Амелии. И в четырнадцать она уже не такая малышка».

Он:«Знаю. Наша девочка растет. Ты уже поговорила с ним?»

Я:«Он будет податливее, когда приберусь еще немного».

Он:«Думаешь с такими прекрасными работами тебе еще нужно подкупать кого-либо, чтобы попасть на выставку? По-моему, твое искусство говорит само за себя».

Я:«Взятка еще никогда не была лишней».

Он:«Просто попроси его!»

Попроси его. «Попроси его», – говорила я себе, пока раскладывала стопку ненужных бумаг по двум огромным мусорным пакетам. Пока выносила пакеты в мусорные контейнеры. И я собиралась пойти к нему, поэтому на обратном пути забрала из машины свое внушительное портфолио. В основном там были фотографии работ, потому что носить с собой большие полотна было непросто, но нашлась и пара оригиналов поменьше. Альбом открывала любимая картина дедушки, и при взгляде на нее я не смогла сдержать радость.

Мистер Уоллес сидел в кабинете, склонившись над ежедневником. Кабинет, к слову, мог потягаться с хранилищем в количестве бумажных кип на столе, непригодных мольбертов у стены и мусора в углу, явно готового к побегу из урны. Хранитель музея поднял глаза на меня. Я все еще стояла в проходе.

– Идешь домой?

– Да, но сначала хотела обсудить с вами июльскую выставку. Ту, что в конце месяца.

Его взгляд остановился на большой папке в моих руках.

– Я принесла некоторые образцы работ, – сказала я, опустив папку перед ним.

– Эбби, ты же помнишь о возрастном ограничении? Кроме того, у меня и так предостаточно заявок. – Он открыл ящик стола и достал пачку бумаг. Хотел звучать убедительнее, наверное.

– Я тоже хотела бы предложить свою кандидатуру.

– Только совершеннолетние участники. – Он опустил палец на случайную сточку в документе.

Значит, пришло время моей тщательно отрепетированной речи.

– Сэр, по-моему, искусство не знает возрастных ограничений. Микеланджело было шестнадцать, когда он создал «Мадонну у лестницы». Пикассо приняли в именитую школу в возрасте четырнадцати лет. А Сальвадор Дали впервые представил работы на публичной выставке в свои пятнадцать. И я не пытаюсь поставить себя в ряд с такими дарованиями, просто хочу сказать, что способности – не возраст, а значит, не должны быть критерием отбора.

– Вижу, ты работаешь над домашним заданием.

Я придвинула портфолио поближе к нему.

– Я всего лишь прошу дать мне шанс.

Он тяжело вздохнул, но потянулся за альбомом. Я тоже вздохнула, но с облегчением, и присела напротив. Самое сложное позади. Мое искусство говорит само за себя. Он начал неторопливо листать страницы. Многие работы в портфолио я увеличила до формата десять на двадцать дюймов[7 - 25,4 ? 50,8 см.], и мистер Уоллес не отказывал себе в удовольствии рассмотреть все детали. Прошла примерно вечность, прежде чем он перевернул последнюю страницу и снова обратил глаза ко мне.

Я расцвела улыбкой победителя.

– Эбби, твои работы подойдут идеально, но не раньше, чем ты будешь соответствовать возрастным требованиям. Уже следующим летом, верно?

– Подождите… Что?

– Следующим летом тебе уже будет восемнадцать, так? – Он похлопал по закрытой папке. – Тогда и буду ждать от тебя новых работ.

Улыбаться мне больше не хотелось.

– Так. Но в чем дело? Я видела работы, которые вы принимаете на выставки любительского искусства. Мои ничем им не уступают. Вас правда останавливает только мой возраст?

– Нет, не только.

– Тогда что?

– Наши залы не безразмерные. За весь год это моя единственная возможность привлечь инвестиции, и я не могу позволить себе терять на продажах. Иначе это место долго не протянет. И я не могу проводить такие выставки, когда мне вздумается. Мы ведь музей, а не галерея.

Сиденье было жестким, и я пересела ближе к краю.

– Но если я продам одну из одобренных вами работ? Вы же останетесь в выигрыше?