У смерти твой голос

Он с кряхтением поднялся, оставив свою кружку на полу, и неспешно подошел к моему отцу. Коротко поклонился ему. Отец кланяться в ответ не стал – так был растерян. Ну еще бы, до сих пор его дочь ни разу не ввязывалась в истории с приездом полиции.

Инспектор Чан Чон Мин коротко глянул на меня и пошел к двери, сделав симпатяге Гилю знак следовать за ним.

– По… подождите! – слабо позвала я. – Спасибо.

– Совершенно не за что, – сказал инспектор и вышел, звякнув бусинами дверной шторы.

Ничего более дерзкого и странного я не делала в жизни – такое только пережитым стрессом можно объяснить. Но я воспользовалась замешательством своего доброго отца, взяла с пола кружку инспектора и допила из нее чай, лихорадочно пытаясь представить инспектора голым на футбольном поле, чтобы изгладить из памяти волнующие минуты, когда он был здесь.

В этот раз подействовало хуже, чем обычно. Впрочем, этот прием пару раз уже давал сбой: мысль о некоторых парнях без одежды была не настолько ужасной, чтобы к ним охладеть. Пора было переходить к способу номер два.

Глава 2

Земные ветви

Йемтео – прекраснейшее место в мире, но выбраться из него, когда тебе очень плохо, задача трудная. Проезд транспорта на территорию деревни разрешен только ночью, чтобы фургончики могли доставить нужные товары в кафе и гостиницы, а в остальное время, чтобы не разрушать антураж, по улочкам передвигаются только представители местного бизнеса: возницы на телегах, которые сегодня из-за фестиваля были переполнены пассажирами. Нам с папой пришлось четверть часа брести по жарище к парковке. Ему то и дело названивали возмущенные его побегом товарищи по ансамблю, а он смиренно оправдывался, кланяясь, хотя по телефону они не могли этого видеть.

– Пап, – сказала я, когда он закончил кланяться и вытер взмокшую шею. – Я люблю тебя. Извини за концерт. Возвращайся, я найду кого-нибудь, кто меня подвезет.

– И я тебя люблю, Юн, и сам отвезу, – сказал папа с видом человека, который жутко испуган за своего единственного ребенка.

Я его обняла.

* * *

Час спустя мы с родителями подавленно сидели за столом, где так весело завтракали утром.

– Хорошо, что ты не стала снимать квартиру и можешь приехать домой после такого кошмара! – причитала мама, которая после папиного звонка бросила клиентов и тоже вернулась, чтобы послушать мою историю.

Я ворошила палочками вок, и сердце ныло от любви к родителям – единственным людям, которых мне разрешено любить. Жаль, конечно, что им пришлось вот так сорваться с работы в день фестиваля, я все же не ребенок, но как приятно!

– Со мной все в порядке, – бодро сказала я, хотя до сих пор покрывалась липким потом при мысли о мертвой девушке. – Мама, как думаешь, она чем-то болела? Может, найти ее семью? Я изучу ее бацзы подробнее и расскажу им, что…

– Юн Хи, не трави себе душу. Ее жизнь окончена, твои предсказания ничем не помогут. Умереть сегодня было ее судьбой.

– Эту судьбу можно увидеть заранее? – спросила я, отчаянно надеясь на ответ.

– Давайте поедим, – сурово сказала мама и накрутила лапшу на палочки.

А я так и не смогла проглотить ни куска. Вок я всегда ем одинаковый, из гречневой лапши с курицей и побегами бамбука, но сегодня даже он не радовал. А вдруг, если бы я вызвала скорую сразу, как только она появилась в дверях, она бы не… Надо просто лечь спать, прямо сейчас, в три часа дня, и проспать до завтра. Но сначала…

Оставшись одна, я легла на спину, закрыла глаза и прибегла к средству номер два – последнему, на случай, если попытка представить парня голым и глупым не поможет сразу о нем забыть. Внимательный взгляд непроницаемо-темных глаз инспектора, его длинные осторожные пальцы нет-нет да и мелькали в моих воспоминаниях, и, чтобы не дать мыслям о нем укорениться, я стала во всех подробностях представлять, как умираю, как не могу больше дышать, как разлагается мое тело и постепенно смешивается с землей.

В двенадцать лет, когда мама предрекла мне смерть от любви, я со страху пересмотрела в интернете кучу видео о том, что происходит с телом после смерти, – чтобы знать, что со мной потом случится. И когда мне впервые сильно понравился мальчик, я решила, что буду подробно представлять свою смерть каждый раз, как подумаю о нем. Это оказалось так ужасно, что очень скоро я полностью отказалась от фантазий о Паке Мин Хо из параллельного класса. С тех пор этот способ много раз помогал мне не влюбиться. Вот и сейчас я соскользнула в сон, а когда проснулась, мысли о короткой встрече в салоне немного притихли.

На работу я не пошла – весь день сидела в кровати, ела соленые закуски, роняя на пол упаковки от них, и бесконечно изучала бацзы мертвой девушки. Полностью выбросить из головы вчерашнее все равно не получалось, а мысли о ней хотя бы позволяли не думать об инсп… о том человеке, имя которого я уже почти забыла.

Мне было жаль девушку, а еще жаль себя, – словно ее смерть была мне предостережением. Долгие годы я видела знаки судьбы во всем, так что случившееся не казалось стечением обстоятельств: был глубокий смысл в том, что из всех дверей в Йемтео девушка, имени которой я не узнала, перед смертью выбрала мою. Я даже в ленту местных новостей пару раз заглянула: вдруг всплывет что-то о ней? Хоть имя узнаю. Заодно я, кляня себя за слабость, поискала что-нибудь об инспекторе Чан Чон Мине (ладно, я помню его имя, но это ведь ничего не значит). Безуспешно. Соцсетей он не вел или скрывал их, а списки сотрудников полиции мне в Нейвере не попались, поэтому всю свою беспокойную жажду деятельности я направила на девушку. Случившееся с ней, помимо прочего, еще и задело мою профессиональную гордость. На что годится наше ремесло, если не может предречь подобные события даже за пять минут до того, как они произойдут?

– Юн, завтра идешь работать, – сказала мама. – Салон не должен простаивать. Знаешь, сколько там стоит аренда?

– Мама, ты делала прогнозы людям, которые вскоре после этого умерли? Это было видно в их бацзы?

– Не зацикливайся. Гороскоп дает советы, как лучше построить свою жизнь, но не поможет избежать смерти. Она непредсказуема.

– Тогда как ты предсказала мне судьбу?

– Это другое.

Губы у мамы сжались, как от боли, и я решила не давить. Она много раз говорила, что расскажет, когда я наберусь мастерства и смогу ее понять, но час пока не пробил.

На следующий день стало ясно, что изучение финансовой и семейной сфер жизни мертвой девушки, а также приоритетных для нее фэншуй-направлений ничего не даст, и я, горестно развалившись среди подушек, включила телик. Даже бацзы на день себе не составляла. А что оно мне скажет? «С полудня до двух – самое благоприятное время, чтобы смотреть дорамы про копов?»

Но мама была права: постепенно отступали и тоска от увиденной смерти, и память о красивом появлении темноглазого мужчины в униформе. Конечно, рано или поздно я снова открыла бы салон, и жизнь вернулась бы в прежнее русло. Но я продолжала заходить на сайт городских новостей, и через пару дней после трагедии там появилась заметка, от которой сердце бешено заколотилось.

«Печальное событие в нашем городе. Ким Ха Юн, студентка двадцати пяти лет, умерла по неустановленным причинам в этнографической деревне Йемтео. Причина смерти: предположительно порок сердца».

Рядом с заметкой – фотография, сделанная на чей-то телефон. На фото была толпа туристов и знакомый пейзаж: подножие лестницы, ведущей к храму. Туристы, сбившись группой, испуганно смотрели на что-то за границей кадра: видимо, там лежало тело девушки. Фотографировать мертвых – плохая примета, дух покойного может проникнуть в изображение и там остаться, поэтому информации от фотки, сделанной кем-то из туристов, было мало. И все же кое-что я заметила. На древних, знакомых мне с детства каменных плитах лежала сумочка. Я уставилась в телефон, едва не утыкаясь в него носом. Сумка блестела на солнце – значит, она из ткани, усыпанной стразами.

А теперь вопрос: кто возьмет с собой сумку со стразами куда-нибудь, кроме клуба или вечеринки? Да, меня иконой стиля не назовешь, половину времени я провожу в ханбоке, а вторую половину – в пижаме или джинсах с футболкой, но даже мне ясно, что никто не ходит осматривать конфуцианские храмы, осыпавшись стразами. Я уронила телефон на колени. Еще одна девушка, одетая для вечеринки, упала замертво в паре километров от моего салона.

Чтобы вы поняли: Андон – большой город, и преступности там не меньше, чем везде, но я в жизни не слышала, чтобы в этнографической деревне произошло что-то серьезнее мелкой кражи. На эту заметку, конечно, тоже вряд ли особое внимание обратили – мало ли где человека может настигнуть болезнь! Ее и опубликовали-то небось только для того, чтобы не распространялись слухи о смерти девушки посреди Йемтео и чтобы не сорвался туристический сезон. Официальное заявление всегда лучше сплетен. И все же…

Я обхватила себя поперек живота, пытаясь унять бьющийся во всем теле пульс. Вспомнила нависшее надо мной встревоженное лицо инспектора. Как представитель общественности, я имею право выяснить, что творится в родном городе. Это совершенно естественное желание. Просто узнаю, что случилось с девушками, у единственного знакомого мне полицейского. Уверена, что в естественной среде обитания инспектор Чан воображение не поразит: в тот раз я подпала под обаяние ситуации, так что увидеть его снова будет полезно для моего душевного спокойствия – даже еще лучше, чем просто о нем забыть! Откинув одеяло, я бросилась к двери, но повернула назад, вспомнив, что все еще в пижаме. Может, надеть ханбок? На работе предсказатели почти всегда в традиционной одежде, это подчеркивает наш особый статус. Нет, сейчас это будет слишком вычурно, я ведь выступаю как частное лицо. Джинсы и футболка! Я оделась, завязала волосы в хвост и вылетела на улицу.

Размеры управления полиции округа Северный Кёнсан, адрес которого подсказала мне карта, впечатляли. Логично, конечно: в округе почти три миллиона человек, да еще не меньше миллиона туристов в год приезжает. И все же я представляла скорее двухэтажный домик с казенной мебелью, чем башню со стеклянными стенами, турникетом на входе и собственным кофейным киоском.

Я подошла к женщине, сидевшей за стойкой перед поразительно современным компьютером.

– Здравствуйте. Я Ли Юн Хи. В моем салоне три дня назад умерла девушка, упала прямо как та, что… ну… Та, что умерла у подножия храма.

Эх, надо было подготовиться лучше. Женщина равнодушно посмотрела на меня и ни о чем не спросила.

– На выезд приезжал инспектор Чан Чон Мин, и он пообещал держать меня в курсе. – Ложь, ложь, вредная для древесных знаков, ну да ладно. – Где я могу его найти?

– Таких сведений мы не предоставляем. Всего доброго.

По ее лицу я сразу поняла, что она его не знает, и на секунду мне представилось ужасное: никакого инспектора не существует. Он и его помощник привиделись мне в обморочном бреду. Недаром же полиция, которую я вообще не вызывала, явилась ко мне в облике двух мужчин. Один – молодой красавец, на каких я вечно заглядываюсь, а второй – невзрачный, но с ласковыми теплыми руками. Вселенная подумала, что я умираю, сжалилась надо мной и послала волшебное видение.

Я сбежала из управления, но не сдалась. В Йемтео полицейских участков не было, поэтому я нашла на карте все участки Андона и решила начать с того, который ближе всего к деревне: если те копы существуют, как-то же они ухитрились добраться до меня так быстро!

Ближайший участок оказался в пяти минутах езды от салона, в райончике Ёнсан-дон около шоссе. Домам тут было лет по двадцать – мои ровесники, – и в них располагалось все, чего людям не хватало в исторической части города: автомастерская, салон красоты, кинотеатр, большая парковка и даже магазин рыболовных товаров. И вот там, между школой иностранных языков и студией йоги, спрятался полицейский участок Андон-Юг. Он куда больше походил на полицейские участки в моем представлении, чем хай-тек здание управления. Двухэтажный дом, похожий на обувную коробку, вокруг много зелени, словно кто-то пытался смягчить впечатление от унылой архитектуры. Перед входом росла сосна, рядом сладко пахла медом форзиция, усыпанная сотнями желтых цветов.

Улочка была тихой, и утопающий в зелени участок терялся на ней, словно намекал горожанам совершать поменьше нарушений, чтобы не тревожить его покой. О том, что это полиция, напоминал только флаг и две припаркованные у входа патрульные машины.

Судя по близости к этнографической деревне, на вести о смерти второй девушки должны были выехать отсюда, но на бурную деятельность тут ничто не намекало.

Зайдя внутрь, я оказалась в просторном помещении с унылой мебелью. Никаких кофейных аппаратов и турникетов, стены увешаны плакатами, объясняющими, как правильно сортировать мусор и куда звонить при аварии. За столами сидели несколько полицейских, у стойки с компьютером двое туристов в козырьках от солнца рассказывали, где именно они потеряли фотоаппарат. Красивая девушка в полицейской униформе кивала и фиксировала их жалобу на очень старом компьютере. Этот участок выглядел полной противоположностью центральному: там все было энергично и деловито, а здесь сразу создавалось ощущение дремоты и расхлябанности. Я дождалась, когда туристы уйдут, и приблизилась, чтобы спросить про офицера Чана, заранее готовая к словам, что о нем тут впервые слышат.