Искупление

Но в нашем маленьком сельском городке максимум, о чем нас предупреждали, – не садиться в чужие машины, если нам пообещают жвачку или конфетку, или скажут, что кто-то из родителей заболел и нас отвезут к нему. Поэтому мужчина не вызвал у нас никакого подозрения. Не могу наверняка сказать про Эмили, но остальные точно ни о чем не беспокоились. Напротив, услыхав слово «выручить», мы стали соревноваться за право оказать помощь.

– Я самая маленькая, меня подсадить легче всего.

– А что, если ты не дотянешься до вентилятора? Может, лучше я? Я самая высокая.

– А кто-нибудь из вас в состоянии затянуть шурупы? Я сильная, давайте я.

Думаю, мы все говорили что-то в этом роде. Эмили не произнесла ни слова. Мужчина рассматривал нас, будто прикидывая, кто больше подходит.

– Слишком маленьких или больших не надо… – проговорил он. – А у тебя могут упасть очки, тоже плохо. А ты, наверное, немного тяжеловата.

Наконец он повернулся к Эмили.

– Вот ты – что надо.

Эмили смотрела на нас несколько испуганно. Маки, возможно, расстроенная, что Эмили ее переиграла, предложила пойти всем вместе. Мы трое поддержали.

– Спасибо, – возразил мужчина, – но раздевалка-то маленькая; если все туда пойдут, будет трудно работать, а я не хочу, чтобы кто-то поранился. Так что вы оставайтесь тут, хорошо? Это недолго. А потом я всем вам куплю по мороженому.

Как мы могли ему возразить?

– Пошли, – сказал он, взял Эмили за руку и повел ее через школьную площадку. Бассейн был довольно далеко от нас, и мы снова стали играть в волейбол, еще до того как оба они исчезли из виду.

Какое-то время мы поиграли, а потом уселись в тени, на ступеньки у входа в спортзал, поболтать. Меня никуда не хотят везти на летние каникулы. Жалко, что дедушкин дом так близко. Эмили на следующей неделе поедет на Гуам. Гуам – это часть Америки? Или страна называется Гуам? Я не знаю… Везет Эмили! Сегодня она опять одета, как Барби. Она такая хорошенькая! Такие глаза ведь называют миндалевидными, правда? Она клево выглядит. А ее родители оба выглядят как пучеглазые пришельцы. А какая классная у нее мини-юбка! У Эмили такие длинные ноги! Кстати, вы слышали? У Эмили уже началось это. Что ты имеешь в виду – это? Саэ, ты что, правда не понимаешь?

Тогда впервые в жизни я услышала слово менструация.

Девочек в школе должны были собрать годом позже, в пятом классе, чтобы поговорить об этом, и моя мама ничего пока мне не рассказывала. У меня не было старшей сестры или какой-нибудь старшей родственницы, которая могла бы меня просветить, поэтому я вообще не понимала, о чем они говорят.

У остальных трех моих подруг были старшие сестры, а может быть, их мамы уже сочли нужным все им рассказать, и они начали наперебой объяснять мне, демонстрируя отличное знание темы.

Менструация – это подтверждение того, что твой организм способен иметь детей, говорили они. Кровь вытекает у тебя между ног. А? Ты спрашиваешь, может ли Эмили иметь детей? Правильно, так и есть. Твоя старшая сестра, Юка, тоже? Понятно. У меня тоже, наверно, скоро начнется, мама уже купила мне для этого специальное белье. Что? Ты тоже, Маки? Говорят, что у крупных девочек начинается в пятом классе. Саэ, у тебя не будет до средней школы. Но к старшей школе, говорят, уже есть у всех. Это, понятное дело, розыгрыш. Я имею в виду, в средней школе ни у кого нет детей. Это потому, что они их не делают. Не делают? Саэ, ты хочешь сказать, что не знаешь, откуда дети берутся? Ну да, когда замуж выходят. Действительно! Девочки занимаются с мальчиками грязными делами, вот откуда.

…Надеюсь, вы не порвете мое письмо, прочитав весь этот бред.

Увлеченные беседой, мы вдруг услышали, что играют «Зеленые рукава», то есть уже шесть вечера.

– Сегодня приезжает мой двоюродный брат со своей девушкой, мне велели прийти домой к шести, – сказала Акико.

Поскольку дни были праздничные, все мы решили, что надо появиться дома пораньше, и отправились за Эмили. Когда мы пересекали школьную площадку, я обернулась и обратила внимание на то, как удлинились тени, с тех пор как мы закончили играть в волейбол. Вдруг я поняла, как много времени прошло с момента ухода Эмили, и стала беспокоиться.

Бассейн был огорожен сеткой из металлической проволоки; калитка была не заперта, просто закрыта. Думаю, до событий того года летом всегда бывало так.

От калитки надо было подняться по ступенькам, дальше стояли два сборных типовых домика – раздевалки. Справа для мальчиков, слева для девочек. Когда мы подходили к бассейну, меня удивила тишина.

В раздевалках были раздвижные двери, и, разумеется, они тоже не были заперты. Маки шла впереди, и именно она открыла дверь в женскую раздевалку.

– Эмили, вы закончили? – прокричала она, сдвигая дверь. – Эй?

Никто не отвечал.

– Может, они закончили и она пошла домой, – предположила Акико.

– А как же мороженое? Или он купил его только для Эмили? – раздраженно сказала Юка.

– Это нечестно, – возмутилась Маки.

– А они не там? – Я показала на раздевалку для мальчиков, но оттуда не раздавалось никаких звуков.

Акико, все еще глядя на нас, сдвинула входную дверь в мужской раздевалке, и мы трое задержали дыхание.

– Чт…т… – Акико не смогла ничего произнести, развернулась и завизжала.

Эмили лежала на коврике посредине, головой ко входу.

– Эмили? – испуганно позвала Маки, а потом мы хором прокричали ее имя. Но Эмили лежала там неподвижно, с открытыми глазами.

– Господи! – закричала Маки. Если б она в тот момент произнесла слова «она мертва», мы, наверное, впали бы в такой ужас, что сразу пулей помчались бы домой.

– Надо кого-нибудь позвать, – сказала Маки. – Акико, ты бегаешь быстрее всех, давай к дому Эмили. Юка, а ты беги в полицию. Я поищу учителей, а ты, Саэ, оставайся тут.

Как только Маки договорила, все сразу разбежались. Это был последний раз, когда мы действовали все вместе, вчетвером. Не думаю, что все, что я сказала, как-то отличалось от показаний остальных подруг.

Много раз нас допрашивали всех вместе о том, что происходило до убийства, но не интересовались подробностями происшедшего после того, как мы нашли Эмили. Между собой мы не обсуждали убийство, поэтому не знаю точно, что делали девочки после того, как мы зашли в раздевалку.

Я осталась там одна после их ухода – и снова посмотрела на Эмили. На ней была черная майка с розовым логотипом Барби спереди, но она была задрана так высоко, что его практически не было видно. Я смотрела на ее белый живот и небольшие выпуклости груди. Ее клетчатая юбочка в складку была тоже закручена наверх, и нижняя часть тела без трусиков оказалась выставлена полностью напоказ.

Мне велели ее охранять, но я чувствовала, что, если придет кто-то из взрослых, они будут ругать меня за то, что я оставила ее лежать в таком виде, незакрытой. «Бедная девочка! – скажут они. – Почему ты ее ничем не прикрыла?» Я ничего плохого Эмили не сделала, тем не менее мне казалось, что они обвинят меня. В сомнениях я зашла внутрь раздевалки.

Первое, что я сделала, – достала носовой платок и закрыла им ее раскрытые глаза и рот, из которого что-то капало. Стараясь не смотреть на Эмили, аккуратно взяла пальцами край ее футболки и раскрутила ее вниз. По всему животу было что-то белое, липкое, но я тогда не имела представления, что это такое. Я опустила и юбку тоже. Когда присела на корточки, увидела, что ее скомканные трусики валяются в стороне, на нижних шкафчиках.

Что мне делать с ее трусами? Я не знала, как поступить. Я смогла привести в порядок ее футболку и юбку, не трогая тело, но с трусами это было невозможно. Я бросила взгляд на широко раздвинутые длинные белые ноги Эмили и увидела, как по ним стекает кровь.

Вот тогда я действительно перепугалась и бросилась вон из раздевалки.

Думаю, я смогла, отдавая себе отчет в том, что она мертва, дотронуться до ее одежды, потому что Эмили была задушена и не было крови. Как только я выскочила на улицу, увидела перед собой бассейн, и он напугал меня. Я замерла на месте. Очень скоро солнце почти закатилось и поднялся ветер. Я смотрела на рябь на воде, и мне казалось, что меня могут утащить в глубь бассейна. Говорят, что во время Обона – праздника призраков – если пойти купаться, то мертвец может схватить тебя за ногу. Я слышала это предупреждение каждый год, и сейчас оно звучало у меня в голове. Мне стало казаться, что Эмили может ожить и, чтобы забрать меня в страну мертвых, столкнуть в бассейн. Я закрыла глаза, села на корточки, зажала уши руками и стала пронзительно кричать – аааааааа!!! – так громко, что, казалось, горло разорвется.

Почему я не могла потерять сознание? Если б я упала тогда в обморок, то сейчас моя жизнь была бы совсем другой.

Не знаю, как долго это продолжалось, но первая, кого я увидела, были вы, Асако. Уверена, вы помните, что произошло потом, поэтому здесь я напишу только о том, что случилось со мной.

Юка вернулась с местным полицейским, потом появилась моя мама, обеспокоенная моим отсутствием. Она подозревала – что-то случилось. Мама посадила меня к себе на спину и унесла домой. Мне кажется, я плакала еще громче, чем кричала у бассейна.

Мама сперва не приставала ко мне с расспросами. Она положила меня на подушки для сидения, дала мне холодный ячменный чай, погладила меня по спине, а потом прошептала: «Какое счастье, что с тобой ничего не случилось, Саэ».

Ее голос меня успокоил, я закрыла глаза и провалилась в сон.

То, что я пишу здесь, мало чем отличается от моих слов, произнесенных сразу после убийства. Думаю, что все четверо дали достаточно четкие показания, учитывая, чему мы стали свидетелями.