Январь

Через несколько минут, миновав лестницу в подвал, мы, вооруженные фонариками, стояли перед открытым электрощитком. Запах стоял отвратительный – сгоревшая резина и шерсть, вместе с сыростью и мерно падающими каплями воды где-то в темноте.

В электрическом щитке мы обнаружили двух крыс. Они перегрызли провода, поэтому и свет отключился, но от высокого напряжения виновницы тьмы пали на месте преступления.

-Потому что всё здесь через …, ну вообще не через то, что надо. – причитал Слава, исправляя проблему, – Хотя через что надо? А надо, чтоб замок на щитке был, чтоб электросети плановую проверку проводили нормально. НОР-МАЛЬ-НО, а не как сейчас, понимаешь?

Я кивнул, как будто что-то понимал.

-Вот сюда посвети. Ага, молодцом. – он жмурился, что-то кропотливое приходилось исправлять в щитке. – Так ты что приходил?

–Да … Я уже забыл. – на самом деле мне б это тоже хотелось знать. – А как ты здесь, Слав? Всю жизнь тут живёшь?

–Ну, я родился не здесь. Довольно далеко, можно сказать. Да чтоб тебя! – какой-то тонкий проводок всё время ускользал из рук. – Но потом мама сюда переехала, так сказать, и меня прихватила с братом на подходе.

–Зачем это она? – хоть вопросы из меня выпадали и машинально, но были весьма толковые.

–Чёрт её знает, сам не пойму, что ей в Петербурге не сиделось.

И тут меня буквально прострелило. Я даже подумал на секунду, что током ударило. Не может быть! Конечно, ещё б он был отсюда! Может и не был он в моём городе, но гены, гены-то не сотрёшь, не спрячешь никуда. Вот с молоком матери он и впитал всё, вот почему не из местного болота Слава! Мы с ним оттуда, не как они. Я знал, всегда знал!

-Когда отец для неё умер, может, не захотела на месте сидеть и полетела, куда глаза глядят. Не могли её глаза ещё куда-нибудь глянуть, где погода получше. – он усмехнулся – Вот так я здесь. Сама она устроилась сюда учителем, меня тоже учила, а потом и я здесь остался.

–А брат? – я изо всех сил старался скрыть, что было внутри.

–Брат … не родился. Так! Всё должно работать, так что я включаю, а ты на, выкинь пойди. – он протянул мне ржавое ведро с двумя дохлыми крысами.

И куда мне их деть? Ещё в первый день я приметил у пожарного выхода небольшую дыру в бетонном полу. Держась кончиками пальцев за хвост, я так и опустил туда одну и другую. Мерзкие твари.

Я вернулся обратно в кабинет. Через некоторое время зажегся свет и появился Слава.

-Ты готов? Я машину уже прогрел, поехали. – он махнул рукой в сторону выхода.

Мне думалось, что дома уже все с ума сходят, ведь я возвратился позже обычного. Гораздо позже. Но, к моему удивлению, никто не искал потерянного ребёнка, а может даже и не заметил пропажи. Из-за двери нашей комнатки доносился на повышенных тонах разговор моих рассеянных родителей. Вещал папа.

-Да! Да, я ничего не могу сделать! Думаешь я бы пошёл с ними во всё это, если б знал, что так кончится? Предатели оказались вокруг, одни предатели. – хорошо, что никого из соседей не было, иначе все были бы очень озадачены такой беседой не меньше моего.

–Что там с тобой сделают. Ты понимаешь, как я … мы тут одни останемся? – мама почти рыдала, и я уже был готов, но сдерживался изо всех сил.

–Ты меня совсем не слушаешь? – папа снизил свой тон до обычного – Преступления э-ко-но-ми-чес-ки-е, – прочитал он по слогам – следовательно, там все такие же. По крайней мере, так Дмитрий обещал. Это всё интеллигентные люди. Для этого, сама понимаешь, мозги нужны.

Так долго подслушивать под дверью было верхом неприличия, поэтому я вошёл. Я здесь тоже живу в конце концов!

-Я вернулся.

–Ой, дорогой, – они заметили меня сразу (ещё б, в такой комнатушке), но немного продолжили говорить по инерции – дорогой, папа тебе хочет кое-что рассказать. – сказала мама и вышла.

Отец сел на стул, я устроился на кровати прямо перед ним. Вид у него был, мягко говоря, странный. Ещё когда мы жили дома, всё было по-старому, папа всегда был одет с иголочки и даже здесь старался соблюдать опрятный внешний вид. Сейчас же он был в какой-то серой (в прямом смысле – серого цвета) одежде, абсолютно бесформенной. Рядом, у ног его стояла огромная сумка вроде той, что носят на вокзалах торгаши и торговки.

-Послушай … – ему было определённо очень неудобно говорить, он постоянно отводил глаза в сторону, хотя сам всегда учил этого не делать. – … я должен буду отлучиться на некоторое время … Это по работе, можно сказать.

–Тебя в экспедицию отправляют или что-то такое? – сказал я.

–Что-то такое, да.

–Надолго? – я старался сохранять оптимизм.

–На три года точно. Может до шести придётся задержаться.

–Что?! Вы с ума сошли что ли с этой работой?! – конечно, я был в ужасе. Сколько ещё терпеть от этой работы? Почему в школу нельзя учителем пойти? Тоже ведь работа.

–Да, … я понимаю, но тут подписано уже всё. Я имею в виду, ничего уже не подпишешь.

–А нам нельзя поехать с тобой? – слёзы уже наворачивались у меня на глазах.

–Нет … Боюсь, что нет. Вы, наверное, сможете приезжать через какое-то время.

Мы молчали несколько минут. Потом он встал и сказал:

-Да. Пора уже. Не переживай сильно. Время быстро пролетит. Ты подрастёшь, я вернусь, и будет всё как раньше.

–Как раньше уже не будет.

Он поднял с пола сумку и вышел. Вот и всё. Просто вышел и исчез.

Всю следующую ночь я не спал. Я рыдал, как ребенок. Хотя в чём тут дело? Я ведь и есть ребёнок. Но с этим всем уже так не чувствовалось. Как будто не совсем, как будто я не такой же ребёнок, как раньше. Что же с этим стало?

Дни сменяли ночи, но ни погода ни мой распорядок дня принципиально не менялись. Каждое утро я поднимался с кровати без какого-либо желания, с таким же отсутствие аппетита завтракал и отправлялся уже один к гаражам, где Слава всегда примерно в одно время прогревал машину и, переступая с ноги на ногу, курил, прогревая себя самого. Мама выходила из дома ещё раньше, она теперь сменила охрану уюта, на охрану одежды в каком-то гардеробе. Сказать, что она изменилась, – ничего не сказать: сильно похудела, белоснежная кожа пожелтела, а улыбающиеся глаза тускнели день ото дня и совсем лишились былой жизнерадостности.

Зато Слава всегда был рад моему приходу, он улыбался, махал мне рукой и приветствовал, увидев меня из-за угла за десяток метров. В машине мы не часто разговаривали, но иногда Слава рассказывал армейские истории, чем напоминал мне другого петербургского соседа. В машине всегда пахло сигаретами и лимоном, кожуру которого Слава жевал, чтобы перебить запах перед приездом в школу. В тот день мы ехали необычным путём.

-Надо в мастерскую показаться, – сказал он, доставая из пакета на кресле лимонную корку, – там что-то под капотом жжжжухает, – Слава посмотрел на меня – ну, дребезжит, знаешь?

Я кивнул, хотя совсем не понимал, как он отличает какое-то дополнительное неправильное "жжжжуханье" от непрекращающегося шума гаек и болтов во время движения этой рухляди, этого гроба на колёсах.

-А ты давно куришь, Слав?

–Лет с твоих, наверное. Вредно говорят, правда, но меня отче приучил, а в те времена ещё не знали, что вредно, а что нет. А теперь уж бросать вредно. Да я и не верю во всё это, – он поднял вверх указательный палец, словно вывел выдающуюся идею – кто от природы хлюпенький-хиленький, тому и дышать опасно, а мне-то что.

– Дай сигарету.

–Что? – Слава немало удивился.

–Сигарету. Дай. Пожалуйста. – я повторил с дополнительным упором на каждое слово.

Он немало удивился и во второй раз. Придерживая руль одной рукой, Слава достал из внутреннего кармана пачку, которая даже на расстоянии, с приоткрытыми окнами источала ядрёный запах табака, и протянул мне одну белую палочку. Я видел не раз, как мой сосед курил, и попытался таким же образом положить эту палочку между указательного и безымянного пальцев, но, конечно, со стороны это выглядело неуклюже. Слава подал мне тяжелую синего цвета, с оттиснутым на металле рисунком корабля и надписью "ЗА ОТЕЧЕСТВО" зажигалку.

Мамочка моя! Что дальше со мной творилось – настоящее сумасшествие. Я тысячу или несколько тысяч раз вспомнил в ту первую секунду после поджигания сигареты завет моего отца – всегда резко отказывать на предложение покурить. Яд табачного дыма по-настоящему отравил непривыкшее сознание ребенка, и, если бы рядом никого не было, в уверенности могу сказать – всё закончилось бы обмороком. Хорошо, что рядом был Слава, он не теряя ни минуты, забрал у меня изо рта сигарету, аккуратно двумя пальцами потушил и вложил её обратно в пачку. Он посмотрел на меня с полминуты жалеющими глазами, тяжело вздохнул:

-Не надо тебе это … правду всё-таки говорят, что вредно. – Слава похлопал меня по плечу, а я отвернулся и в странном состоянии полужизни пустым взглядом уткнулся в дорогу.