– Две недели назад моя мама умерла.
– Елизавета?
– Да. Её настоящее имя Катя. Екатерина Крюгер. Только после её смерти Амёла стала разбирать её дела и всё узнала… Как она меня искала! Сколько запросов сделала! – Тут Дада снова горько зарыдала. – А знаете, как меня зовут? Седа! Звезда! Я – Самбиева Седа Лёмаевна.
– Седа? – удивился Тота.
– А Амёла Ибмас знаете что? Читаешь задом наперед – Самби Лёма. Наш отец. Мой дада… Я рассказала Амёле, как нашего отца на моих глазах убили.
– А Амёла где родилась?
– Когда наша мама переходила границу, она была беременна. А я с отцом осталась в СССР. Нас не выпустили.
– Ладно, ладно, успокойся.
– Я вам главное не сказала. Через два-три дня Амёла вылетает в Тбилиси. К нам придёт проводник, до Шатили доведет. А там, в Шатили, уже на вертолете Амёла будет нас ждать.
– И вы это всё по телефону обсуждали? – рассердился Тота.
– Да… Нет. Нет. Амёла ведь умная девочка. Она так, полунамёками… А вообще-то она сказала, что всё уже под контролем.
– Да? – удивился Тота. – Впрочем, Россия в руках ворюг, а их деньги в швейцарском банке.
– Конечно! Да как она вас вытащила! – Дада уже не плачет, а даже смеется. – И знаете, нет-нет, а спросит – как Тота? Я с вами до сих пор на вы, а она тыкает. – Тут Дада стала серьёзной, но ненадолго. – Знаете, как она с Маликой быстро разговорилась.
– Так сколько вы разговаривали? У тебя столько было денег?
– Конечно нет! – смеется Дада. – Этот аппарат каждую секунду по монете глотает. Дважды меняла. Всё! А Амёла вдруг говорит. Я дома. Вы запомнили все её телефоны… Так вот. Она говорит, Дада, я через полчаса буду в банке, просто набери и сбрось. Жди в переговорном.
Дада от восторга хлопнула в ладоши.
– Диспетчер говорит – Болотаева Дада, она же Самбиева Седа кто? Первая кабина… Больше часа говорили. Я так её люблю. Так хочу увидеть.
– А о чём вы целый час говорили?
– Ой, о чём только не говорили! Как минута… А оператор подошла и говорит, что всего три аппарата. Очередь. А Амёла, оказывается, как-то включила спецсвязь. – Дада засмеялась. – Представляешь, я о детях забыла. Дверь кабины закрыла, а они убежали на улицу играть.
Тота слушает, молчит, а она продолжает:
– Я вышла из кабины. На меня вся очередь смотрит: злые, недовольные. А я говорю: «Простите, люди добрые. Сегодня родную сестру нашла, впервые с ней разговаривала». Весь зал стал мне аплодировать, поздравлять!
Знаете, Тота, – продолжает Дада. – Переговорный пункт на углу Мира и Розы Люксембург. Я шла оттуда. Может, и погода такая. И мать не увидела. Но настроение у меня было сказочное. Я этих руин уже не видела… Знаете почему?
– Почему?
– Потому что мы с сестрой говорили о наших детях. Амёла сказала, что в Швейцарии лучшее школьное образование.
– Говорят, – подтвердил Тота.
– Так вот, Малика пойдёт в музыкальную школу. А Батака, как и ты, будет танцором!
– Ой, только не это, – возмутился Тота.
– А почему нет? – удивилась Дада.
Они стали спорить, словно они уже находятся в Швейцарии, как вдруг Дада вспомнила:
– Маме чурт поставили?
– Нет… Там зачистка была. Не подъехать, не подойти.
Замолчали, задумались. Дада нарушила тишину:
– На днях вроде будет проводник… Мы уедем?
– Однозначно! Вот чурт бы поставить… Кстати, у меня ещё одно желание. Даже обязанность.
Узнав о желании, Дада стала отговаривать мужа от этой затеи. Однако Тота небрежно отмахнулся: мол, ты ничего не понимаешь и это даже не твое дело, что заставило и Даду взяться за это дело с энтузиазмом.
Баннеры были не очень тяжелые, из легкой синтетики, но длинные. Они попытались вынести их через подъезд, а потом сделать крюк через весь двор и под арку. Однако Тота додумался чрезмерно сократить весь процесс доставки до рекламных щитов. Просто Дада в разбитое окно кухни выдвинула баннеры, а внизу на подхвате уже Тота стоял.
Покойная мама Тоты всё делала наспех, в условиях войны и на свои жалкие сбережения. Поэтому щитовые рамы всего в метре от земли, и, оказывается, всё по размеру подогнано. Так что даже Тота и Дада сами удивились: как они всё это быстро установили! Прямо на углу проспекта Революции и улицы Мира, со стороны руин национального театра. И такое расположение места, что яркое, заходящее к закату осеннее солнце щедро осветило эти праздничные плакаты.
На первом – грациозная фигура Махмуда Эсамбаева, «75 лет Великому Человеку!» и красным выведен лозунг или призыв «Я буду танцевать!».
На втором баннере – коллективный снимок труппы «Маршал», сделанный в концертном зале «Россия», в Москве. Здесь и Мариам и Тота Болотаевы. Написано «Юбилейный концерт», и здесь тоже ярко выраженный главный акцент: «Мы будем танцевать!»
Конечно, Тота понимал значимость этого поступка. Правда, такого эффекта даже он не представлял.
Через квартал, около Дома моды, – начало разросшегося центрального «Зеленого рынка», или просто базара, там же остановка общественного транспорта. Вечер. До начала комендантского часа и просто темноты люди спешат разъехаться по домам, а тут кто-то пустил слух: «Будет юбилейный праздничный концерт! Значит, война отменяется». Именно этот термин «отменяется» применяют чеченцы к категории «чеченские войны», ибо чеченцы твердо знают, что эти войны не начинались и не заканчивались, эти войны планировались, назначались и, как только цели будут достигнуты, по приказу отменялись… По этим жизненным критериям, а базарные бабки всё знают, эти красочные лозунги не что иное, как смена политики власти.
Народ хлынул смотреть на это сверхжеланное, небесное чудо – наступление мира! Концерт. Праздник. Ловзар![21 - Ловзар (чеч.) – игра, забава, свадьба, торжество.]
– Да, мы будем танцевать! – кричали люди, и тут же не в одном месте, а сразу в нескольких местах организовались импровизированные кружки. Стали танцевать лезгинку.
Это был взрыв! Столько эмоций! Радости шквал! Но больше всего Тоту поразил один старик.
– Ты сын Мариам Болотаевой? – спросил он. – Я её знал. И видел, как ты танцуешь… Я уже полгода как из подвала не выхожу. Тут, по соседству, живу, существую. А тут такое! Махмуд! Юбилей! Знаешь, Махмуд, когда приезжал после гастролей, любил по этому проспекту поздно вечером гулять.
– Я это помню, – подтвердил Тота. – Обычно он гулял вместе с первым секретарем обкома КПСС Власовым.
– Точно! Точно! Махмуд брал его под руку, и они очень долго туда-обратно гуляли и всегда о чём-то очень живо говорили.
– И никто их не охранял.
– Ну, в метрах пятидесяти бывал один человек.
– Да, – поддакнул Тота. – Но он скорее как помощник. Обычно пожилой человек.