Эфириус. Восхождение

Припарковались, прошли метров десять – и оказались внутри павильона. Точнее, в широком, окутанном загадочным полумраком коридоре. Он вёл к съёмочной площадке, откуда струился приглушённый свет и доносился чей-то возбуждённый голос, отдававший команды. Давненько меня здесь не было…

Повсюду шнырял взволнованный персонал. Видно, запара. То тут, то там из тени, словно айсберги посреди океана, выплывали очертания разного рода инвентаря, который должен был рано или поздно мелькнуть в кадре, вешалки на колёсиках с одеждой и аксессуарами, призрачные экраны, какие-то нарядно одетые люди…

– Кара, смелее! – выкрикнул Маркус, когда я шарахнулась в сторону от одного из них. – Это же голограммы!

– А с виду и не скажешь, – пробормотала я.

– Вы просто отвыкли, моя дорогая. Нечего было сбегать из Либрума! Фредерик запретил пиарить ваши перчатки эмпатии… Оборонная промышленность, госзакас… Нет бы пустить с массы, как и планировалось изначально! Ну ничего… Зато шатёр воспоминаний целиком и полностью в моём распоряжении! Ух, как же я развернусь! – выпалил он, энергично размахивая тростью, а потом прищурился, окинул меня внимательным взглядом и добавил с ревниво-собственническими интонациями в голосе: – Только не вздумайте на этот раз сбежать из столицы в поисках… озарения, вдохновения или в чём вы там так остро нуждались! Иначе, клянусь, я отправлюсь вслед за вами хоть на край света вместе со своей творческой группой и притащу обратно!

Шуточная угроза меня не испугала. Но я подумала, что сейчас настал подходящий момент, чтобы осторожно прояснить ситуацию.

– Маркус, – тихонько спросила, покусав губы, – вы разве не в курсе, что меня арестовали и выслали из Либрума… за долги перед Эдемом?

– Да, по городу гуляли какие-то слухи с перчинкой, но никто не воспринимал их всерьёз, – невозмутимо отмахнулся он. – Все были уверены, что вы скоро снова появитесь, Кара. С таким-то талантом и армией влиятельных воздыхателей! Господин Феррен, конечно, повёл себя по-свински, что не стал на месте выплачивать ваш долг. Да, ужасно-ужасно… Но в этом весь Шон. У него свои методы воспитания. В конце концов, мы все помним, с какой отчаянной решимостью до этого он дрался со стражами за вас! Лучше скажите, –заговорщически обратился Маркус, – на что вы подсели? Скачки? Карты? Только не говорите, что рулетка!

Я во второй раз за сегодня потеряла дар речи. Так вот, значит, как… О бешеных отступных «Либрум индастрис» за задержку проекта из-за того, что они неожиданно ужали сроки, и непомерный налог в казну ФФЗ никто не слышал ни слова!

– Я так и думал! – радостно выпалил собеседник. – О, Кара, рулетка – это зло в чистом виде! Но мой рот на замке. – Он демонстративно провёл пальцами вдоль губ. – Хотя я вас прекрасно понимаю. Какой смысл слыть небожителем, если нет возможности хорошенько развлечься? А на Шона вы не обижайтесь. Один раз он вас отстоял, а в другой решил щёлкнуть по носу. Вы же знаете, моя дорогая, господин Феррен ненавидит азартные игры! Только один бог знает, почему… С его-то капиталами…

Поморгала. Выходит, всё то время, что я гнила на тех работах, здесь все считали, что госпожа Грант где-то избавляется от своей порочной зависимости с подачи господина Феррена.

Мило.

– В любом случае Шон до сих пор говорит о вас с неприкрытым восхищением и затаённой грустью, – с многозначительными интонациями добавил Маркус и повернулся к съёмочной площадке.

Там на обтянутом красной кожей диванчике с изящными позолоченными ручками полусидела-полулежала охваченная алой дымкой госпожа Мартинез – одна из лучших писательниц Либрума, четвёртое место в неофициальном топ-100 Пантеона, если ничего не изменилось за моё отсутствие. Она прославилась тем, что создавала устройства для взрослых забав.

В фиолетовом эфириусном платье, строгом, без выреза, с плывущими по воздуху «греческими» рукавами – чёрными крыльями, как у летучей мыши, Лана производила сильное впечатление. Длинные чёрные волосы струились по плечам, в голубых глазах пылал то ли азарт, то ли безумие, тонкие губы, подведённые рубиновой помадой, кривились в сардонической ухмылке… А узкий кинжал, умело скользивший в её руках, мерцал.

Вот незадача! Кого-кого, а госпожу Мартинез с её вездесущими сумеречными копиями видеть мне не хотелось.

Вокруг писательницы то и дело мелькали вспышки фотокамер, но люди выглядели напряжёнными. Говорили тише, не отвлекались, старались закончить быстрее… Неужели так её тени на всех действовали?

– Ах, Лана… Её прототипы в рекламе и не нуждаются. Но с такой внешностью ей достаточно просто появиться в кадре – и снимки будут великолепными! Хотя декольте здесь не помешало бы… – задумчиво добавил господин Карелтон.

– Вот ещё! – усмехнулась писательница, расслышав это высказывание, хотя мы стояли далеко от неё. Я покрутила головой по сторонам, ища лишние «уши», и обнаружила по соседству с нашими ещё одну тень… – Пусть лучше мои творения обнажают людские пороки, чем я – своё тело!

Господин Карелтон расхохотался:

– Метко подмечено, моя дорогая! Дешёвые уловки вам ни к чему! Но, Лана, красавица, я всего лишь мужчина! Пожалейте таких же несчастных, как ваш покорный слуга!

Она усмехнулась. Острый взгляд голубых глаз остановился на мне, и писательница одним грациозным гибким движением спрыгнула с диванчика и направилась к нам.

– Госпожа Мартнез, мы не закончили! – полетело ей в спину.

– Мне надоело. Довольствуйтесь тем, что есть, – бросила она издевательски. – В конце концов, мои прототипы в рекламе и не нуждаются! Так, Маркус?

– Добрый день, Лана. Не ожидал, что стану причиной срыва вашей фотосессии, – шутливо произнёс он, целуя ей руки.

– В этой жизни нужно быть готовым ко всему. Смотрю, вы пришли сюда с нашей очаровательной звёздочкой. Как поживаешь, Кара?

– Отлично, – сухо сказала я.

Сложно спокойно смотреть в лицо человеку, который украл твой проект. А ведь расследование я так и не успела инициировать… Но сейчас меня больше волновало, как много она успела подслушать из нашего с Маркусом разговора.

– Рада вас тоже видеть, Лана.

Они ещё немного поболтали, но господину Карелтону удалось убедить своенравную писательницу продолжить съёмки, и мы с ним отправились в смежную комнату. Там за круглым сенсорным столом уже сидела его творческая группа. После обмена приветствиями мы приступили к делу.

– Итак, Кара, – произнёс Маркус, открыв какую-то 3D-презентацию, – пиар-компанию зеркального пространства можно считать более, чем успешной. Вы о себе заявили, как писатель. Ваше имя теперь у всех на устах, и когда люди познакомятся с вашим творением на практике, они захотят узнать как можно больше о вас. Чем вы интересуетесь? Какую музыку любите? Какую предпочитаете еду? Как проводите свободное время?.. – Тут он тихонько усмехнулся, видимо, вспомнив дикие сплетни. – Впрочем, не всё им надо рассказывать…

Я открыла рот и тут же закрыла. Пусть думают, что хотят. Всё равно я не могу никому сообщить правду.

– Главное, дать понять, что вы из себя представляете, как человек? «Соседская» девчонка? Роковая обольстительница, вскружившая не одну голову? Или дерзкая выскочка? Так вот, – Маркус перелистнул презентацию, и над столом появилась голограмма с каким-то графиком, – согласно нашим опросам, пятьдесят один процент респондентов считают вас «милой», «доброжелательной», «искренней», тридцать – «забавной» и девятнадцать – гм, «секси». Отличные показатели! Но мы хотим в новой пиар-компании раскрыть ваш внутренний мир, показать, что за образом смеющейся девчонки скрывается интересная личность, дать людям ответ на вопрос, кто вы… Кто же вы, госпожа Грант? Расскажите нам!

Мне не хотелось играть в их игры, не сейчас, когда всё казалось искажённым, неправильным, диким, и я пожала плечами.

– Не знаю. Просто Карина.

Они рассмеялись.

– Хорошо. Мы ещё над этим поработаем.

После этого небольшого совещания я отправилась в гримёрку готовиться к фотосессии. Маркус пообещал, что в связи с новым сложным проектом не станет меня нагружать. Две фотосессии, пробная и основная, плюс всего один ролик. Неплохо, лишь бы удалось со всем справиться без ущерба работе. Мне сделали лёгкий дневной макияж и проводили на съёмочную площадку.

– Отлично! Вот это взгляд! Пробирает до самых костей! – выкрикивал фотограф, порхая вокруг меня. – Не двигайтесь. Нет, и не улыбайтесь. Просто продолжайте рассказывать глазами историю о вашем шатре! Да, вот так! Замечательно!

Я ничего не делала. Молча сидела, смотрела на съёмочную группу и думала о том, как можно было общаться с обитателями Пантеона, пользоваться их творениями, рекламировать их и не обращать внимания на то, что в один прекрасный день те, кем они так сильно восхищались, неожиданно исчезали, уходили в никуда, не возвращались.

Но ни у кого такое положение дел вопросов не вызывало. А ведь с момента открытия эфириуса в Лету канули десятки, сотни, а может, и тысячи писателей.

– Великолепно! Закончили! Госпожа Грант, вы меня сразили. – Фотограф галантно протянул мне руку, помогая спуститься с постамента, и проводил к Маркусу.

Мы с ним попрощались, я вызвала таксолёт и неспешно направилась к парковке. Но на выходе из павильона, в тёмном широком коридоре, меня перехватила госпожа Мартинез.

– Кара, тебя подвезти? – кровожадно улыбаясь, предложила она, выступив из дорогой её сердцу тени.

Лана стояла в тёмных солнцезащитных очках и демонстративно поигрывала ключами с брелоком. Повсюду шныряли её любопытные сумеречные клоны.

Я нахмурилась.

– Нет.

– Как категорично, Кара… – протянула она с притворным укором. – Что так? Ты разве забыла, что мы с тобой лучшие подружки? – Лана сверкнула зубами, куражась.

Её двуличность меня сразила.

– Мы с вами не друзья, Лана, – тихо ответила я, – и никогда ими не были.