Вы станете моей смертью

Матео и Кэл переглядываются.

– Мы точно не знаем, – говорит Кэл. Матео забирает мой пустой стакан и еще два с соседнего стола и возвращает их в бар. – У нас не было возможности проверить. Когда ты упала в обморок, ситуация осложнилась. Сильно осложнилась.

– Сильно осложнилась? – переспрашиваю я. – В смысле?

Кэл барабанит пальцами по столу.

– Неожиданно приехала полиция с мигалками. Они вынесли дверь и помчались наверх, так что мы… Ну, ты понимаешь. – Он засовывает палец за ворот рубашки и слегка ослабляет его. – Мы решили, что у них все под контролем, и… ушли.

Я хлопаю глазами.

– Ушли, – повторяю я за ним.

– Да. – Кэл облизывает губы. Он мертвенно-бледный, отчего веснушки на носу и щеках выделяются сильнее, чем обычно. – Через заднюю дверь.

Ничего не могу с собой поделать: опять вскакиваю и начинаю мерить шагами облупленный деревянный пол.

– И вы не поговорили с полицией?

– Нет, – отвечает Кэл.

– Я правильно понимаю? Вы мне сейчас говорите, что решили сбежать с места преступления?

Кэл еще раз молча облизывает губы, и я поворачиваюсь к Матео. Он ставит локти на стойку, выглядя как заправский бармен, готовый выслушать любые мои проблемы.

– Как вы могли? – спрашиваю я обвинительным тоном.

Матео стискивает челюсти.

– Слушай, момент был очень напряженный. Приехали копы, а мы не понимали почему. Действовать надо было быстро, так что те, кто еще был в сознании, приняли именно такое решение. У нас не было возможности с тобой советоваться.

Я встречаю его напряженный взгляд – и переосмысливаю ситуацию. В средней школе, когда мы втроем бродили по «Карлтон-моллу», охранники постоянно следовали только за Матео. Однажды они даже обыскали его рюкзак. Пока охранник выкладывал его потрепанные тетрадки, карандаши, пару наушников с безнадежно запутанными проводами и толстовку, Матео стоял с каменным лицом. А тот потом вернул все обратно, даже не извинившись. Так что я понимаю – лучше поздно, чем никогда, – почему он не хотел оставаться в той студии. Тем не менее, не в силах остановиться, я продолжаю возбужденно ходить между столом и стойкой бара.

– Надо хотя бы сказать кому-то, что видели, как Бони зашел…

Тут я запинаюсь, потому что замечаю, как напрягаются плечи Матео при упоминании имени Бони. Мое возбуждение тут же испаряется, сменяясь холодным ужасом.

– Что? – спрашиваю я.

– Парень, которого мы видели… – Матео громко сглатывает. – Кто бы это ни был – он мертв.

У меня земля уходит из-под ног. Я опираюсь на стойку, чтобы не упасть.

– Это был Бони.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Матео.

– Кроссовки, – произношу я с трудом. – Точно его.

Когда я, оцепенев от ужаса, стояла на пороге той комнаты, я еще сомневалась. Но сейчас, вспоминая, как Бони поднимался на сцену актового зала для дебатов… Помню, как заметила что-то ярко-фиолетовое на его ногах, помню, как сильно меня это задело. Где-то в глубине души я уже знала, что проиграю выборы, причем проиграю с треском… и все думала: почему он всегда такой эпатажный?

Я злилась на него вчера, злилась сегодня утром. Когда я увидела, как он заходит в то здание, мне не терпелось все ему высказать. Пока я переходила улицу, в голове созрела целая речь – и никакие записи мне были не нужны!..

Закрываю лицо руками и прижимаюсь горячим лбом к холодной стойке бара. Но как только чувствую руку Матео на своем локте, тут же поднимаю голову. Мне нельзя плакать, ведь если я сейчас расплачусь, то не смогу себя контролировать. Инстинкт удерживает слезы глубоко внутри меня, предупреждая, что мне нужно держать себя в руках.

– Айви, – говорит Матео мягко, а я дергаюсь будто от крика.

– Откуда ты знаешь?.. – спрашиваю я глухим голосом. Приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем голос вновь начинает звучать нормально. – Откуда ты знаешь, что он умер?

– Мы видели… – Матео показывает рукой мне за спину, и я оборачиваюсь. Только сейчас я замечаю телевизор в углу и с удивлением узнаю лицо на экране.

– А почему вы смотрите Дэйла Хокинса? – спрашиваю я.

Матео выныривает из-за стойки и направляется к столу, за которым сидит Кэл.

– А это Дэйл Хокинс?

– Да, – киваю я. – Мои родители его знают. Ну, и я немного. Мы сотрудничаем с одними и теми же благотворительными организациями.

Когда-то Дэйл был репортером одного из бостонских каналов, но ввиду возникших разногласий ушел на местный кабельный и начал свою собственную передачу. Папа говорит, что он слишком вольно трактует понятие «новости». Впрочем, папа может быть необъективен. Дэйл несколько раз делал нелестные репортажи, связанные с папиной работой, утверждая, что «большие шишки из корпораций подбили под себя весь местный бизнес».

– Этот лицемер излишне категоричен! – Папу бесконечно раздражает тот факт, что Дэйл Хокинс, тоже живущий в Карлтоне, снес старинный домик, чтобы отгрохать себе гигантское поместье.

Место на экране мне знакомо. Граффити за правым плечом Хокинса и зеленая дверь позади заставляют меня замереть от ужаса. Он стоит у того здания, где недавно были мы.

Матео берет пульт и целится им в телевизор.

– Сейчас перемотаю.

Через пару секунд Дэйл Хокинс оживает и с тревожным выражением лица говорит:

– Мы в тихом индустриальном районе на севере Файнейл-холла, где этим утром случилась страшная и загадочная трагедия…

Мы смотрим репортаж в тишине.

– …просим вас звонить с любой информацией, которая может иметь отношение к делу. Судя по описанию, девушка привлекательная, примерно двадцати лет и находится, вероятно, где-то неподалеку.

Тут Матео опять ставит видео на паузу.

– На этом мы закончили, пока ты была в отключке.

– Ясно, – бормочу я. – Давай дальше.

Но ничего интересного больше не показывают: Дэйл Хокинс диктует номера телефонов и замолкает, вперившись в камеру своим знаменитым раздражающе-внимательным взглядом. Несколько секунд мы все молчим, пока Матео не решается сказать очевидное.

– Ну вот, – говорит он, – блондинка.

Я перекидываю хвост через плечо, наматывая его кончик на палец. Тишина.