Его единственная любовь

И ни слова о Лейтис, о безопасности своей племянницы. Алек позвал стражника. Когда тот вошел в камеру, Алек кивнул на Хемиша:

– Выпусти старого дурака, пока я не передумал.

Глава 6

Алек вошел в комнату, деревянная дверь с приглушенным стоном захлопнулась за ним. Он зажег свечу и сел за стол.

Лейтис стояла спиной к стене, сложив руки на груди. Ее подбородок был гордо вздернут, глаза смотрели на него бесстрастно.

– Тебе нравится сидеть в темноте?

– Не думаю, что вас беспокоит, удобно ли мне, – ответила она холодно.

Он снял мундир и повесил его на гвоздь у двери, потом освободился от жилета и остался в одной рубашке и бриджах. Когда он повернулся и подошел к ней, она не отвела глаз. Ее вызывающий взгляд оставался прямым и презрительным.

Он протянул руку и коснулся ее волос. За долгие годы они потемнели, но в ней оставалось что-то от прежней своенравной девчонки, от юной Лейтис с развевающимися на ветру рыжими кудрями и заразительным смехом.

Он провел руками по ее плечам, погладил их, спустившись до запястий, и ощутил грубую ткань ее платья. Кончики его пальцев нащупали дырочки на рукавах, прожженные во время пожара. Он знал, что у нее нет другого платья и нет никакого имущества. Кроме этого платья у нее оставался только характер. Порывистая, безрассудная и отчаянно отважная!

– Я не стану вашей шлюхой, Мясник, – сказала она, и он уловил легкую дрожь в ее голосе. По этой дрожи он понял, что ее гнев был в значительной мере бравадой.

– Так вы думаете, я за этим привел вас сюда? – спросил он мягко.

– Да.

Ее голос был напряженным. Ему приходилось слышать, как люди ему в лицо кричали о своих преступных намерениях, и это производило на него не меньшее впечатление, чем когда они неохотно признавались в них.

– Я думаю, ваше положение заложницы не требует подобной жертвы. – Он криво улыбнулся.

Она наградила его недоверчивым взглядом.

– Англичане устроены, как и все остальные мужчины, – сказала она наконец, отступая от него на шаг. – Они как жеребцы, всегда жаждущие случки.

Он смотрел на нее, подняв бровь.

– И вам приходилось быть чьей-нибудь кобылкой, Лейтис?

– Нет. – Она решительно встретила его взгляд. Он понял, что она лжет.

– Кто он? – спросил Алек, стараясь подавить инстинкт собственника, столь сильный, что это поразило его.

Она, казалось, была не меньше удивлена его вопросом. Но и он был удивлен, услышав ответ. При этом ее взгляд был вызывающим.

– Был один человек, – сказала она с гордостью. – Я его любила, и он ушел сражаться.

– Значит, вы делили с ним ложе. – Алек мысленно поздравил себя с тем, что его голос прозвучал бесстрастно. Он подошел к камину и уставился на холодную золу.

– Да, – призналась она тихо. – Я делила с ним ложе.

Алек не видел ее много лет. И она, несмотря на все воспоминания, осталась для него незнакомкой. Какое ему дело до ее любовного опыта? Однако эти спокойные и рациональные рассуждения не умерили его внезапно вспыхнувшего гнева.

– Где он теперь? – спросил он, наконец, чересчур настойчиво.

– Маркус пал при Куллодене.

Он закрыл глаза и с легкостью представил себе поле боя – не из-за ярости и жестокости этой битвы, а потому, что ночами часто вспоминал о ней. В его снах эта битва вновь и вновь возвращалась к нему. А вдруг он сам убил ее Маркуса или видел, как его убили?

Он повернулся и посмотрел на Лейтис. Ее щеки покрыл жаркий румянец, она обхватила себя руками за плечи, но не отвела взгляда.

Стук в дверь прервал тягостное молчание. В комнату вошел Дональд с подносом, поставил его на стол и принялся расставлять приборы.

– Я принес вам ростбиф, полковник. – Дональд с улыбкой посмотрел на Лейтис.

– Ты видел нашу гостью? – спросил Алек. – Познакомился с ней? Это наша заложница Лейтис Макрей. Дональд Тэннер, мой сержант.

Дональд улыбнулся со всей возможной приветливостью.

Лейтис не ответила на его улыбку, но выражение ее лица слегка смягчилось. В нем стало меньше настороженности. Дональд всегда и везде нравился женщинам. Непонятно почему, но женщины вечно хотели его приголубить.

– Принести вашу ванну, сэр? – спросил Дональд, и Алек ответил утвердительным кивком.

Через минуту дверь за ним закрылась, и они вновь остались одни.

Алек сел за стол, вытянув перед собой ноги. Он не спеша стянул сапоги, ожидая от Лейтис следующей колкости. Он знал, что она последует. Он в этом не сомневался. Лейтис не могла выдержать угнетающего молчания.

– Теперь вы убедите себя, что коли я познала ласки мужчины, то «это» не будет считаться насилием, – сказала она внезапно.

Он посмотрел на нее и покачал головой.

– Неужели вам не ясно, что я мог бы отдать распоряжение сровнять вашу деревню с землей и его бы выполнили неукоснительно? Или мог бы отдать приказ уничтожить всех людей вашего клана и получить за это награду?

– Англичане всегда награждают за жестокость, – свирепо огрызнулась она. – За жестокость, а не за отвагу.

– И, несмотря на это, вы поливаете меня грязью, – сказал он, будто не слышал ее слов.

– Я бы забросала вас навозом, Мясник, да его нет под рукой.

Он не позволил себе улыбнуться, понимая, что это разозлит ее еще больше. Но в эту минуту ее ярость показалась ему очень смешной.

– Трудно убивать людей? – спросила она спокойно. Она пыталась его оскорбить, но он предпочел не обращать на это внимания и ответил честно:

– Трудно посылать людей в бой, зная, что они могут погибнуть. Не сомневаюсь, что и ваши предводители чувствуют то же самое.

– Надеюсь, что это так, – ответила она удивленно. – Должно быть, человеку не просто послать другого на смерть. Даже если борешься за правое дело.

– Чем больше смерти видишь; – сказал он упрямо, – тем больше сомневаешься в правоте любого дела, за которое люди умирают.

Она отвернулась и уставилась в окно, будто созерцание ночи было для нее внове.