Хорошая дочь

Может ли что-то из того, что она сказала спецагенту Дилии Уофорд, повредить защите Келли Уилсон? Расти захочет это знать. Он также захочет знать количество и последовательность выстрелов, емкость револьвера, а еще – что2 прошептала Келли, когда Гек просил ее отдать ему пистолет.

Эта фраза будет особенно важна для защиты Келли Уилсон. Если она признала вину, сказала что-то необдуманное или упомянула жестокие мотивы своего преступления, никакое ораторское мастерство Расти не спасет ее от инъекции яда. Даже если она выдаст всех соучастников, Кен Коин ни за что не переквалифицирует ее из обвиняемых в свидетели. Он уже представлял обвинение на двух делах о преступлениях, наказуемых смертной казнью. Ни один суд присяжных в Пайквилле не откажет ему, когда он затребует для нее смертную казнь путем инъекции. У Коина особый авторитет. Много лет назад, когда он еще был полицейским, он сам казнил человека.

Двадцать восемь лет назад Дэниэл Кулпеппер, брат Захарии Кулпеппера, сидел у себя в трейлере и смотрел телевизор, когда полицейский Кен Коин подъехал к нему на патрульной машине. На часах было полдевятого вечера. Тело Гаммы уже нашли в фермерском доме. Сэм истекала кровью в ручье под метеовышкой. Тринадцатилетняя Чарли сидела в машине «Скорой помощи» и умоляла врачей отпустить ее домой. Офицер Коин ногой выбил дверь трейлера Дэниэла Кулпеппера. Подозреваемый схватил пистолет. Коин выстрелил девятнадцатилетнему парню в грудь семь раз.

Почти весь кулпепперовский клан до сих пор настаивал на невиновности Дэниэла, но на самом деле улики против него были неопровержимы. Револьвер в руке Дэниэла был идентифицирован как оружие, из которого Сэм выстрелили в голову. Покрытые кровью джинсы Дэниэла и приметные синие кеды дымились в железной бочке за трейлером. Даже его брат сказал, что они вместе пошли в ШБ убивать Расти. Они боялись потерять дом из-за дурацких счетов за адвокатские услуги: предполагали, что придется их оплачивать, потому что Куинны потеряли в пожаре все имущество. Выйдя живой из этой кровавой бойни, Чарли поняла, что жизнь ее семьи свелась к стоимости старого трейлера.

– Проезжаем мимо школы, – отметила Ленор.

Чарли открыла глаза. В ее время в Пайквилльской средней школе размещались не с шестого по восьмой классы, а с седьмого по девятый. С годами здание разрасталось, его в спешке надстраивали, чтобы принять тысячу двести детей со всей округи. Старшая школа была еще больше – на две тысячи учащихся. Там, где она припарковалась, было пусто. Полицейские огородили парковку лентой. Редкие автомобили учителей терялись среди служебного транспорта: полицейских и пожарных машин, «Скорой помощи», правительственных седанов, фургонов криминалистов и судмедэкспертов. Низко над спортзалом летал вертолет новостной компании. Вся сцена выглядела сюрреалистично, будто режиссер вот-вот крикнет «Снято!» и все разойдутся на обед.

– Им пришлось дать миссис Пинкман седативный препарат, – сказала Чарли.

– Она хорошая женщина. И не заслуживает такого. Никто такого не заслуживает.

Чарли кивнула, потому что комок в горле не давал ей говорить. Юдифь Хеллер-Пинкман все эти годы была для нее странного рода образцом. Они пересекались в коридорах, когда Чарли наконец вернулась в школу. Мисс Хеллер всегда улыбалась, но никогда не давила на Чарли, не пыталась заставить ее говорить о трагедии, что их связывала. Она держала дистанцию, а это, оглядываясь назад, требовало выдержки, которой другие не отличались.

– Интересно, как долго эта история будет в новостях? – Ленор посмотрела на вертолет в небе. – Двое убитых. Не так много по сравнению с другими массовыми расстрелами.

– Девушки не убивают. По крайней мере, не таким способом.

– «Не люблю понедельники».

– Ты про себя или про песню «Бумтаун Рэтс»?

– Про песню, – ответила Ленор. – Она написана на основе реальных событий. Семьдесят девятый год. Шестнадцатилетняя девушка пришла на детскую площадку со снайперской винтовкой. Не помню, сколько человек она убила. Когда копы спросили, зачем она это сделала, она ответила: «Не люблю понедельники».

– О господи, – пробормотала Чарли, надеясь, что, когда Келли Уилсон что-то прошептала в коридоре школы, это не была какая-нибудь подобная жестокая глупость.

И тогда Чарли задумалась, почему ее беспокоит судьба Келли Уилсон: как-никак, девчонка – убийца.

Чарли осенила внезапная и четкая мысль, которая все объяснила.

Если отбросить в сторону все события сегодняшнего утра: страх, убийства, воспоминания, боль, – то останется один простой факт: Келли Уилсон сознательно убила двух человек.

Помимо ее воли в мысли Чарли вмешался голос Расти: «Ну и что?»

Келли все равно предстоит суд. У нее есть право получить лучшего адвоката, какого она сможет найти. Чарли пыталась объяснить все это разъяренным копам, которые хотели забить девушку до смерти, но сейчас, сидя в машине Ленор, Чарли задумалась, а не встала ли она на защиту девушки просто потому, что больше некому было это сделать.

Еще один ее недостаток, ставший болевой точкой в их браке.

Она потянулась на заднее сиденье, на этот раз чтобы достать свою «судебную» одежду. Нашла блузку: Бен называл ее «амишской», а сама Чарли считала, что она не сильно отличается от паранджи. Пайквилльские судьи, сердитые старики, все как один агрессивно консервативны. Женщинам-адвокатам приходится выбирать одно из двух: либо носить длинные юбки и целомудренные блузки, либо каждый их протест, каждое ходатайство, каждое слово из их уст будет отклонено.

– Ты в порядке? – опять спросила Ленор.

– На самом деле нет. – Чарли немного полегчало, когда она сказала правду. Она всегда могла сказать Ленор то, в чем не призналась бы никому другому. Ленор знала Расти больше полувека. В ней, как в черной дыре, исчезали все семейные тайны Куиннов. – Голова жутко болит. Нос сломан. Кажется, я выблевала свое легкое. Я ничего не вижу, даже читать не могу, и все это неважно, потому что вчера я изменила Бену.

Ленор молча переключила передачу и выехала на двухполосное шоссе.

– В тот момент мне было нормально. Ну, то есть парень все хорошо сделал. – Чарли аккуратно сняла свою «дьюковскую» футболку, стараясь не зацепить нос. – А утром я проснулась в слезах. Ревела, не могла остановиться. Полчаса лежала в кровати, смотрела в потолок и хотела застрелиться. А потом зазвонил телефон.

Ленор снова переключила передачу. Они выезжали из Пайквилля. Ветер с гор хлестал по их легковушке.

– Не надо было брать эту дурацкую трубку. Я даже имени его не помнила. А он не помнил моего. По крайней мере притворился, что не помнит. Мне было стыдно и противно, а теперь еще и Бен знает. И БР Джорджии знает. И у него на работе все знают.

Чарли продолжила:

– И в школу я сегодня утром приехала, чтобы встретиться с этим парнем, потому что я по ошибке забрала его телефон и он позвонил и… – Она надела накрахмаленную «судебную» блузку с рюшами на груди, чтобы судьи не сомневались, что она всерьез относится к своей женской роли. – Не знаю, о чем я думала.

Ленор переключилась на шестую передачу.

– О том, что тебе было одиноко.

Чарли засмеялась, хотя в констатации этого факта не было ничего смешного. Она смотрела на свои пальцы, застегивая блузку на пуговицы. Неожиданно оказалось, что у нее очень маленькие пуговицы. А может, это оттого, что руки вспотели. А может, это оттого, что пальцы снова дрожали и все ее тело вибрировало, будто в грудь ей воткнули камертон.

– Детка, – сказала Ленор, – не держи это в себе.

Чарли покачала головой. Она очень хотела удержать это в себе. Сложить все ужасные картинки в коробку, засунуть ее на полку и никогда больше не открывать.

Но по щеке скатилась слезинка. Потом еще одна.

И Чарли заплакала. Она рыдала, согнувшись пополам, уронив голову на руки, потому что это горе невозможно было держать в себе. Люси Александер. Мистер Пинкман. Мисс Хеллер. Гамма. Сэм. Бен. Машина притормозила. Колеса зашуршали по гравию, когда Ленор съехала на обочину. Она погладила Чарли по спине.

– Все хорошо, детка.

Но ничего не хорошо. Ей нужен ее муж. Ей нужен ее отец, бесполезный засранец. Где Расти? Почему, когда он ей нужен, его никогда нет?

– Все хорошо. – Ленор продолжала гладить Чарли по спине, а Чарли продолжала плакать, потому что ничего уже не будет хорошо.

Как только Чарли услышала первые выстрелы в кабинете Гека, в ее памяти мгновенно ожил худший момент ее жизни. Она снова и снова слышала те же слова. Беги. Не оглядывайся. В лес. К дому мисс Хеллер. По школьному коридору. Навстречу выстрелам. Но она опоздала. Чарли опять опоздала, будь оно все проклято.

Ленор пригладила волосы Чарли.

– Дыши глубже, милая.

Чарли поняла, что задыхается. Зрение затуманилось. На лбу выступил пот. Она заставила себя дышать ровнее, чувствуя, как в легкие начинает проникать воздух.

– Не спеши, – успокаивала Ленор.

Чарли продолжала глубоко дышать. Зрение восстановилось, насколько это было возможно. Она сделала еще несколько вдохов, задерживая каждый на секунду-две, чтобы доказать самой себе, что может это сделать.

– Так лучше?

Чарли прошептала:

– Что это было, паническая атака?

– Да, и возможно, она еще не закончилась.