Хорошая дочь

– У меня сломанный нос и сотрясение мозга, – сообщила Чарли. – Зачем ты звонишь Эве?

По его вздоху Чарли поняла, что он отвечает ей только из любезности.

– Потому что я беспокоюсь о своих учениках. Я хотел ей помочь. Убедиться, что у нее есть адвокат. Что ей помогает кто-то, кто не будет ее использовать и не сделает все еще хуже. – Тут Гек резко изменил свой бодрый тон: – Келли не умная девочка, Шарлотта. Она не убийца.

– Не надо быть умным, чтобы убить человека. На самом деле обычно бывает как раз наоборот.

Она обернулась и посмотрела на дом Уилсонов. Капитан Айзек вытаскивала наружу большой пакет с одеждой Келли.

– Если правда хочешь помочь Келли, держись подальше от журналистов, не попадайся на камеру, не позволяй им себя фотографировать и даже с друзьями не разговаривай о том, что случилось, потому что тогда они попадутся на камеру или поговорят с журналистами и ты не сможешь контролировать то, что они будут говорить.

– Хороший совет. – Он выдохнул и сказал: – Слушай, я должен попросить у тебя прощения.

– За что?

– Б2. Бен Бернард. Твой муж звонил сегодня утром. Я же чуть не взял трубку.

Чарли почувствовала, что покраснела.

– Я не знал, пока один из копов мне не сказал, – продолжил он. – Это было уже после того, как я с ним поговорил и рассказал ему, чем мы занимались и почему ты пришла в школу.

Чарли схватилась за голову. Она знала, как мужчины определенного типа говорят о женщинах, особенно о тех, кого они трахают в своем пикапе у бара.

– Ты могла бы меня предупредить, – заметил Гек. – А так мы все оказались в идиотском положении.

– То есть ты извиняешься, но говоришь, что я сама виновата? – Чарли не верила своим ушам. – Когда я должна была тебе об этом сказать? Перед тем, как Грег Бреннер мне врезал? Или после того, как ты удалил видео? А может, тогда, когда ты солгал в своих свидетельских показаниях, каким образом мой нос оказался сломан, а это, кстати, тяжкое преступление – я имею в виду врать, чтобы прикрыть задницу копу, а не стоять, засунув язык в жопу, когда рядом бьют женщину. Это как раз вполне законно.

Гек выдавил еще один вздох.

– Ты не знаешь, каково это – вдруг увидеть такое. Люди ошибаются.

– Я не знаю, каково это? – Чарли затрясло от накатившей ярости. – А тебе не кажется, Гек, что я тоже там была? Тебе не кажется, что я прибежала туда раньше тебя, так что я прекрасно знаю, каково это – вдруг увидеть такое, и мало того, если ты реально вырос в Пайквилле, то знаешь, что со мной такое уже второй раз, поэтому пошел ты со своим «ты не знаешь, каково это».

– Хорошо, ты права. Прости.

Но Чарли еще не закончила.

– Ты соврал насчет возраста Келли.

– Шестнадцать, семнадцать. – Чарли представила, как Гек мотает головой. – Она в одиннадцатом классе. Какая разница?

– Ей восемнадцать, и разница такая, что это смертный приговор.

Он ахнул. Именно ахнул – резко вдохнул воздух, испытав шок.

Чарли ждала, что он скажет. Она проверила индикатор сигнала на экране.

– Алло?

Он откашлялся.

– Подожди минуту.

Чарли тоже надо было подумать. Она упускает что-то важное. Почему Гека допрашивали четыре часа? Обычно допрос длится от получаса до двух. Разговор с Чарли завершился примерно на сорок пятой минуте. Их с Геком участие в сегодняшних событиях сводилось к менее чем десяти минутам. Почему Дилия Уофорд привела ФБР, чтобы поиграть с Геком в хорошего и плохого полицейского? Вряд ли он будет выступать против стороны, выставившей его свидетелем. Он был ранен в руку. Но он сказал, что допрашивали его до того, как он ездил в больницу. Дилия Уофорд не из тех копов, что нарушают процедуру. А ФБР уж точно не будет просто так сопли жевать.

Так почему они удерживали своего важнейшего свидетеля в полицейском участке четыре часа? Так со свидетелями не обращаются. Так обращаются с подозреваемым, который отказывается сотрудничать.

– Так, я вернулся, – сказал Гек. – Келли – она – как это сейчас называют? Учащийся с образовательными трудностями? С интеллектуальными особенностями? Она учится по самой простой программе. Не понимает никаких теорий.

– По закону это называется «ограниченная дееспособность», то есть можно было бы сказать, что она не способна прийти в соответствующее умственное состояние для совершения преступления, но доказать это будет очень сложно, – объяснила Чарли. – У государственной системы образования и государственной системы расследования убийств очень разные цели. Одна пытается ей помочь, а другая пытается ее убить.

Он молчал, и слышно было, как он дышит.

– Те два агента, Уофорд и Эвери, говорили с тобой четыре часа подряд или был какой-то перерыв? – уточнила Чарли.

– Что? – Его удивил этот вопрос. – Да, кто-то из них все время был в комнате. И иногда твой муж. И этот мужик, как его зовут? В таком блестящем костюме?

– Кен Коин. Это окружной прокурор. – Чарли решила сменить тактику. – Келли дразнили в школе?

– У меня в классе нет, – ответил он и добавил: – А за пределами школы, в соцсетях – это уже не в нашей власти.

– То есть ее травили?

– Она была не такая, как все, и когда ты ребенок, это всегда плохо.

– Ты был у Келли учителем. Почему ты не знал, что она осталась на второй год?

– У меня каждый год больше ста двадцати учеников. Я не смотрю их личные дела без особой причины.

– А отставание – это не причина?

– Многие мои дети отстают. Она была крепкой троечницей. Никаких особых проблем с ней не было.

До Чарли донеслось легкое постукивание ручкой по краю стола. Гек продолжил:

– Послушай, Келли – хорошая девочка. Не умная, но добрая. Она идет туда, куда ее ведут. Она не делает ничего подобного. На нее это совсем не похоже.

– Вы были с ней близки?

– То есть что ты имеешь…

– Трах. Ебля. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Конечно нет, – в его голосе слышалось отвращение. – Она же ребенок, моя ученица. Боже мой.

– Занималась ли она сексом с кем-то другим?

– Нет, я бы сообщил о таком.