Всего лишь тень

Выглядит он намного старше. Даже ее собственный дед, которому за восемьдесят, кажется по сравнению с ним молодым человеком. Но сейчас неподходящий момент, чтобы говорить ему, как недолго он будет наслаждаться своей позолоченной отставкой.

– Вам никогда не дашь столько, – заверяет Хлоя. – Я вам это уже говорила. Кстати, вы должны перед уходом поделиться со мной секретом вашей вечной молодости.

– Работа, девочка… Работа.

Если в этом причина твоего раннего одряхления, мне лучше бросить работу как можно скорее!

– Я понимаю, что вам хочется заняться чем-то другим, – продолжает молодая женщина, – но что с нами будет без вас?

– Вы прекрасно справитесь! Тем более что меня заменит кое-кто вполне достойный.

Сердце Хлои сжимается. Долгожданный момент наконец-то настал. Но окажется ли именно она тем самым вполне достойным?

Пардье смотрит на нее с загадочной улыбкой, безжалостно продлевая тревожное ожидание.

– Конечно, я должен обсудить это с правлением, но свой выбор я уже сделал и полагаю, они ко мне прислушаются… Что вы скажете о том, чтобы занять мое место, Хлоя?

Жаркая волна окатывает молодую женщину; ей хочется закричать, завопить, сорваться со стула и подпрыгнуть до потолка. Может, даже поцеловать Старика.

И все же она ограничивается сдержанной улыбкой попавшей в затруднительное положение девочки.

– Ну… Я глубоко тронута и польщена. И немного удивлена тоже. А еще, не буду от вас ничего скрывать, слегка встревожена!

– Бросьте, малышка, я же не случайно вас выбрал…

– Надеюсь, я окажусь достойна. И для меня будет предметом великой гордости унаследовать ваше место.

– Я очень рад.

– А они не подумают, что я еще слишком молода?

– Они ценят вас по достоинству, и я объясню им, что, на мой взгляд, вы более всех способны принять эстафету. Я практически уверен, что они одобрят мое решение.

Это «практически» на слух Хлои звучит фальшиво.

– Спасибо вам. Большое спасибо.

– Вы это заслужили, Хлоя. У вас на руках все козыри. Харизма, ум, работоспособность, командный дух, знания, культура… И не будем забывать про несгибаемую волю и редкое мужество.

Она позволяет себе смущенную улыбочку, даже пытается покраснеть. Он берет ее руку в свою.

Годы труда наконец-то вознаграждены. Годы угодничества, но в рамках. Годы лести, но без перебора. Вечера и дни, оторванные от собственного отдыха и занятий.

Но все это ради того, чтобы совершить подвиг. Стать калифом на месте калифа всего в тридцать семь лет.

Да, подвиг.

Она думает о Филиппе Мартене, втором заместителе генерального. Он лопнет с досады. И никогда не оклемается, это точно! Чтобы у него из-под носа увели место, и кто – женщина, моложе его и с меньшим опытом… Верх унижения.

– Разумеется, все это пока что должно остаться между нами, – добавляет Пардье. – Если правление согласится со мной, я оглашу хорошую новость месяца через два. А до того времени прошу не показывать, что вы в курсе.

– Я буду тщательно за этим следить. Но как, по-вашему, отреагирует Филипп? Он дольше меня здесь работает и…

– Филипп подчинится моему решению, – довольно жестко прерывает ее Старик. – В любом случае у него не будет выхода. Если он не сумеет принять это, найдем ему замену.

– Надеюсь, компании не придется с ним расставаться. Он очень ценен для всех нас.

– Я также на это надеюсь, – кивает Пардье. – Должен признаться, я довольно долго колебался, выбирая между вами двумя. Но мне кажется, ему кое-чего не хватает. Чего-то, что помогает при многих обстоятельствах… Между прочим, грозного оружия!

– Чего же? – нетерпеливо спрашивает Хлоя.

– Обаяния, конечно.

Глава 4

У него сумасшедший взгляд.

Гипнотический. Такой пугающий.

Глаза у него темно-карие. Просто темно-карие. Чистый цвет, без всяких оттенков.

Взгляд такой глубокий, что стоит в него погрузиться, и возникает ощущение, будто падаешь в неизвестность или в бесконечность.

Бездонный – вот верное слово.

То, что этот взгляд скрывает, выражает, вызывает дурноту. То, что он внушает, прячет, раскрывает. Обещает и провоцирует.

Он молчит; вот уже много минут, как он не произнес ни единого слова.

Сидит на этой допотопной кухне. Лицом к женщине, ей не больше тридцати. Коротенькая тесная маечка чудовищного розового цвета обтягивает силиконовую грудь и открывает пупок, не удавшийся еще при рождении; белые узкие брюки чуть просвечивают. Дешевые побрякушки и лак на ногтях под цвет майки. Пирсинг в правой ноздре, в левой брови, в языке. Обесцвеченные льняные волосы. Кричащий макияж.

Вульгарная – вот верное слово.

Он смотрит на нее, она с трудом терпит его взгляд. Его пресловутый взгляд.

Непереносимый.

На губах у него легкая улыбка, почти незаметная. Похоже, он над ней насмехается. Или задумал что-то недоброе. Она проводит рукой по затекшему затылку, заодно хоть на несколько мгновений отворачивает голову.

Ощущение, что этот намек на улыбку судит ее, а взгляд выносит приговор.

Он не двигается, и вроде у него даже ничего не затекло. Каменная глыба, совершенно невозмутимая.

Он ворвался к ней силой, не оставив ей выбора. Заставил сесть туда, где она и сидит, задал вопрос. Один-единственный.

Он ждет ответа и, похоже, готов целую вечность торчать напротив нее.

– Хватит на меня так пялиться! – внезапно кричит она.