Портрет моего мужа

Тот самый, который, как и мы с Менно, старательно делал вид, что знать не знает о нашем существовании.

Глава 4

Получилось…

Странно.

Конверт из серой бумаги. Записка. Экипаж, который ждал меня на площади. И поездка к побережью. Я слушала, как цокают копыта по мостовой, стараясь не думать, чем эта поездка для меня обернется. Я уже перестала верить в хорошее, тем паче, что прежде Корн не изъявлял желания пообщаться.

Песчаная коса. И лошадь фыркает, а экипаж останавливается. Мне подают руку, старательно отводя взгляд, в котором видится жадное любопытство. А я ступаю на влажный теплый песок. Здесь пахнет морем и водорослями, которые прилив оставляет на веренице темных камней. Сейчас эти камни прятались под водой, и море выглядело притворно-беззаботным.

Я знала, что местные берега опасны.

Что таких вот камней в них скрываются сотни. Одни безобидные, другие… ждали. Некогда они собирали изрядную дань кораблей и человеческих душ, а темный замок, обожженный солнцем, хранил немало тайн.

В замке я не бывала никогда.

И не собираюсь заглядывать, тревожить покой тех, кто и без того многое сделал для моей семьи. Я умею быть благодарной и… надеюсь, что это поймут.

– Здесь спокойно, – Корн прибыл верхом. Он отпустил жеребца, и тот, некрасивый, коренастый и лохматый, совершенно неподходящий для благородного эйта, спокойно подошел к воде. Тронул ее копытом, фыркнул… – Люблю это место.

Море уходило вдаль и словно бы вниз, хотя я знала, что подобное невозможно.

Оптическая иллюзия, да…

И солнце, которое замерло огненной точкой, будто кто-то оставил на синем холсте желтую каплю. Ни облачка, ни тучи. Значит, стоит ждать шторма. Они всегда приходит на смену тихим дням.

– Красиво, – согласилась я, склонив голову.

Мой старший брат… а он давно уже разменял пятый десяток, выглядел именно так, как подобает эйту. И рыжие волосы, которые Корн собирал в длинный хвост, нисколько не портили образа.

Черты лица резковаты.

И ничего-то похожего… разве что взгляд знакомый весьма. Менно тоже вот так смотрит на новых покупателей, не способный решить, можно ли верить им на слово, или надежнее будет просить деньги вперед… и вот этот нос острый, словно клюв. У меня такой же. А веснушки… разве у эйтов бывают веснушки?

– Мне жаль, что мы не познакомились раньше, – Корн снял перчатку и протянул руку. Мою он осторожно пожал, будто опасаясь причинить боль. – Так уж получилось… когда-то я был моложе, злее…

– И вам не нравилось…

Море с шелестом пробиралось по песку, вязло и отступало, оставляя влажные бурые пятна.

Корн склонил голову.

– Мне случилось быть знакомым с вашей матушкой. Вы на нее не похожи. Зато весьма похожи на мою бабку… то есть, нашу бабку. Когда-нибудь я покажу вам родовой портрет.

– Зачем?

Я больше не испытывала страха, равно как и смущения. Не убьет же он меня, в конце-то концов… разве что с острова выставит, чтобы не доставляла проблем.

– Потому что ты имеешь право, – он наклонился и поднял кривоватую ракушку. – К сожалению, понимание некоторых вещей приходит тогда, когда изменить что-либо не представляется возможным. В свое время я выступил категорически против брака отца с… булочницей.

Ракушка легла мне в ладонь.

Странный подарок. Или не подарок вовсе?

– Мне казалось, что это деяние бросает тень не только на отца, но и на весь наш род… как же… репутация, которая складывалась веками, вдруг рухнет.

Я кивнула.

Репутация – дело такое. Хрупкое. С нею надо осторожно.

– Правда, теперь я понимаю, что репутация, которую способна обрушить подобная мелочь, ничего не стоит.

Ракушка была мокрой и облепленной песком.

– Наш род… – мне предложили руку, и я ее приняла. – Когда-то здесь жили лишь птицы… и те люди, которым нужен был маленький каменистый остров, до которого сложно добраться. Эти люди промышляли на торговых путях, а еще не брезговали дарами моря… позже возникла крепость. Не всем были не по нраву некоторые наши привычки. Время от времени Эсбьерг пытались захватить, но…

– Не вышло?

Корн кивнул.

– Я рассказываю тебе, чтобы ты понимала. Эйты любят рассказывать истории о величии предков, о силе рода, но правда в том, что эти рассказы имеют мало общего с реальностью. Линас Краснобородый, с которого начались Ильдисы, некогда был славен буйным нравом. Он грабил корабли, водил хирд и возвращался с добычей, как и многие иные… ему повезло родиться с крупицей силы и не потерять ее, но приумножить. Как повезло и нашему предку. Это уже после, когда люди осознали, какой дар получили от богов, силу стали беречь, что в общем-то логично.

– Силы у меня почти нет.

– Зато есть способности и немалые. Твои патенты принесли Ильдисам миллионы… и принесут еще больше. Поэтому он не желает тебя отпускать.

– Это я уже поняла.

Я поежилась. С моря потянуло ветром, холодным, пронизывающим до костей. Погода на побережье менялась мгновенно, и не пройдет получаса, как небо затянет тучами или же наоборот, вернется солнце, опустится ниже, утопит скалы в волнах полуденного зноя.

– К сожалению, в данной ситуации я мало что могу изменить, – Корн нахмурился и, сняв куртку, набросил ее на плечи.

– А…

– Я Леонас. Мне стыдно мерзнуть на берегу.

Пусть так. А я вот от куртки отказываться не стану. Теплая и мягкая, хотя и выглядит поношенной, дешевой, но… уютно. И впервые за долгое время, пожалуй, я почти готова поверить, что все не так плохо, как оно кажется.

– Отпустить тебя, он не отпустит. Добром. Иным способом… тоже будет сложно чего-то добиться. Я не спрашиваю, о чем ты думала, подписывая это брачное соглашение вовсе без условий.

Я закуталась в куртку.

– Но нам следует решить, что делать дальше. На меня давят, требуя вернуть тебя законному мужу.

Значит, все-таки уезжать…

– Пока ты не придумала какую-нибудь глупость, скажу, что с островов тебя не выпустят без согласия мужа.