По ту сторону жизни

– Вам… – он с трудом выдавил это слово. – Лучше. Уйти. Не знаю… что это…

– Заткнись, – ласково попросила я, присаживаясь рядом. – У тебя аллергии ни на что нет? Впрочем, не важно…

От отека я худо-бедно спасти сумею, а вот от кузининого чудо-зелья его корежило, что свежего лича от намоленной воды…

– Рот открой, – я попыталась подцепить пробку, но, похоже, на нервах – мертвым ничто человеческое не чуждо – слишком уж крепко загнала ее в горловину колбы. Твою ж… И главное, плотная такая…

Но зубами открывать все равно не следовало. Пробка вышла с противным всхлипом, и на губах стало мокро. Вкус зелье имело преотвратный.

Я мазнула ладонью, стирая капли. Будь бабуля жива, вновь бы за ремень схватилась… кожаный, отцовский… как в тот раз, когда я полезла варить любовный эликсир, не озаботившись активировать защиту. И была бы права. Безусловно.

Я сплюнула. Ну и гадость же сварилась… Нет, вреда оно не причинит, но вот эту вяжущую горечь я буду долго еще выполаскивать…

– Давай… глоточек за маму… – Я приподняла Диттера. За горло. А как иначе? Колбу не поставишь, а он, пусть и тощ, но увесист.

– За папу…

Он честно попытался глотнуть мое варево, но от запаха его скрутило…

– За доброго дядюшку…

– У… – он икнул. – У меня не было доброго дядюшки…

– У меня два. Могу поделиться. – Я прижала колбу к губам. – Будешь выпендриваться, нос зажму.

Он сделал глоток. Закашлялся, плюнув зельем… прелесть какая, я его тут спасаю, а он плюется… нехорошо, однако.

– Я… с-сирота…

– Я тоже. – Я рывком подняла его на ноги. Инквизиторская шея слегка хрустнула, но выдержала. А вот рот открылся, и я, воспользовавшись случаем, влила содержимое колбы в него. А потом резко отпустила шею и рот этот зажала. – Потом вместе пострадаем…

Диттер захрипел. Но зелье проглотил. Умничка моя… икнул. Срыгнул. И осел на пол… вот тебе и… живой? Живой… сердечко вон колотится так, что из груди выпрыгнет. Свежее, мягонькое… сладенькое…

– Т-сы… – раздалось сзади.

Надо же, носок сожрала. Или выплюнула? Не важно.

Главное, что дальше кузина высказалась от души… и какие обороты. Даже я кое-что новое узнала, а ведь полагала себя человеком просвещенным…

– Сама дура, – лениво ответила я, нащупывая пульс на инквизиторской шее. Пульс присутствовал, но слабенький. И сердце, не выдержав напряжения, срывалось.

Плохо. Если он загнется, то…

– На что ты вообще рассчитывала?

Кузина зыркнула на меня и, открыв рот, заверещала:

– Помогите!

– Полог, дура…

А в дверь вдруг постучали… как постучали… не будь она из заговоренного дуба, развалилась бы.

– Никого нет дома, – проворчала я, уже понимая, что так легко не отделаюсь.

Кузина завизжала громче.

Дверь задрожала, принимая на себя черное проклятье…

Глава 7

Вот ведь наглость, а реставрацию потом кто оплатит? Вон… завтра же всех вон… Или счет выставить? Пригласить любезнейшего Аарона Марковича… Уж он-то, как никто другой, умеет доносить до окружающих мысль, что чужое имущество не то чтобы неприкосновенно, скорее уж прикосновения несанкционированные могут вылиться в весьма внушительную сумму.

Диттер захрипел и выгнулся, явно собираясь душу к богам отпустить. Э нет, красавчик, я так просто не позволю…

– Она его убива-а-ает! – этот голос ввинчивался в уши, заставляя пожалеть, что слух у меня стал куда острей прежнего.

Может, поэтому высшая нежить людей недолюбливает? Встретишь такую вот в темном переулке, а она визжать…

– Заткнись уже…

Он задыхался. Посинел и… Сердце с перебоями, но выдюжит, а вот дышать… заставим дышать… иначе меня здесь же и похоронят. Я прижалась к инквизиторским губам, от которых отчетливо пованивало тухлым мясом – надо будет доработать рецепт, мяты там добавить или кошачьей травы… а пока дыши, зараза… я не могу, а ты вот будешь.

Вдох. И надавить на ребра, имитируя выдох. И вновь вдох… и выдох… кажется, дверь-таки рухнула… двести лет стояла, никому не мешая, а тут нате вам… родственнички…

Кто-то взвизгнул. Кто-то… кажется, в обморок упал… Громыхнуло… полыхнуло огнем… и я рукой поймала черный шар проклятья, которое впиталось в кожу, не причинив вреда. Напротив, я ощутила прилив сил… а инквизитор закашлялся и задышал. Прелесть ты ж моя неумиручая…

– Отойди от него, тварь! – раздался дрожащий и не слишком-то уверенный голос.

А вот и жандармерия…

Да, определенно, кузина неплохо подготовилась. Сама ли? Сдается, на этакий выверт ее куриных мозгов не хватило бы, но если вместе с тетушкой. Или дядюшкой.

У Мортимера аккурат в жандармерии знакомые имеются… и отнюдь не те, которые ныне к стеночке жмутся и в бедную девушку оружием тычут.

– Еще чего, – я вытерла рот ладонью, запоздала вспоминая, что цвет зелье имело специфический…

– Она его сожрала, – слабо всхлипнула тетушка Фелиция, хватаясь за грудь. Она и глаза закатила, но от обморока удержалась.

– Убийца! – охотно подхватила кузина. – Помогите… помогите мне…

Помогать почему-то не спешили.

Правильно, понимаю… Они рассчитывали обнаружить мои останки и, полагаю, не только мои, а тут целая я… активная, так сказать…

Я руку на грудь Диттера положила. Дышит. И ритм выровнялся. И вообще, кажется, кризис миновал, осталось дождаться, пока глаза откроет… Надеюсь, что откроет и пошлет эту благодарную публику лесом дальним.

– Руки вверх! – Молодой жандарм, на круглой физии которого читалась готовность к подвигу, взмахнул револьвером. – А то стрелять буду!