Хозяйка большого дома

Про жанр Нат не понял, но уточнять не стал.

– Значит, комната была заперта?

– Да. И на окнах решетки.

– Трое мертвецов в запертой комнате и решетки на окнах… – оценил Райдо. – Что еще?

– Альва ушла.

– Из комнаты?

– Говорят, что да.

– Кто говорит?

Нат нахмурился, припоминая имена. Будучи существом в высшей степени дотошным, он показания свидетелей, которые, впрочем, понятия не имели, что они свидетели и дают показания, записал.

– Дайна, – назвал он первое, которое Райдо вовсе не обрадовало. – Она видела, что перед пожаром альву привели в тот кабинет…

– Она тебе сказала?

– Не мне. Шерифу. Я протоколы читал… их давать не хотели, но я заплатил…

– Стоп.

Нат послушно замолчал.

– Итак… Дайна… Дайна… три трупа, альва… альва… – задумчиво повторил он. – И три трупа… протоколы вскрытия были?

Нат покачал головой.

– Официальная версия?

– Наглотались дыма.

– Вполне возможно. – Райдо потер переносицу. – Ядовитого дыма… по-другому она бы с ними не справилась. Очаг возгорания в той комнате?

Нат нахмурился, пытаясь вспомнить содержание бумаг, которые обошлись ему недешево. Про очаг возгорания в них не говорилось… в них, если подумать, о многом не говорилось.

К примеру, об альве.

Ее не стали искать.

Почему? Решили, что погибла? Или что погибнет?

Тела продержали две недели, а после отправили обозом. Почему так? Не для того ли, чтобы сделать невозможным повторное вскрытие?

…альву держали на цепи.

И цепь в кабинете обнаружили.

…как избавилась?

…обыкновенно.

Тело. Ключ при теле. Ошейник снять. Уйти.

Понадеяться, что дом сгорит, а с ним и псы, и улики. Стройная теория, опасная… но что-то в ней не давало Нату покоя. И он, излагая факты, которые и фактами-то можно было назвать с натяжкой – слишком уж много времени минуло, – хмурился. Запинался. И наконец замолчал, позволяя Райдо самому сделать выводы. Он же ущипнул себя за ухо, как делал всегда, пытаясь сосредоточиться на чем-то важном, и сказал:

– Пойдем.

– Куда?

– Туда… туда, где все произошло.

Дайна поднималась на чердак крадучись, но Ийлэ все одно услышала ее: дом-предатель решил играть на равных со всеми. И тонкие половицы поскрипывали, а дверь протяжно застонала, впуская теплый воздух и запах ландышей.

– Ты здесь? – Дайна остановилась на пороге, прищурившись, вглядываясь в полумрак, который самой Ийлэ казался привычным, уютным даже.

Снаружи дождь. И небо выкрашено осенней лиловой пастелью. Солнце бледное, тусклое. Мороз по утрам. Ийлэ чувствовала его, пусть бы рядом с печной трубой ей было тепло. Мороз оставлял узоры на окнах и тонкую пленку льда на подоконнике. Он пробирался на чердак, шевелил тряпье, тревожил кукол, так и застывших в вечном своем чаепитии.

Но главное, что света было мало. А в полумраке лицо Дайны выделялось белым пятном.

– Ты здесь?

Ийлэ тронула корзину, которую пес подвесил на крюк. Крюк был старым, проржавевшим, но крепким. Райдо долго его шатал, а убедившись, что и под собственным его весом крюк не спешит ни ломаться, ни выскальзывать из дерева, закинул на него веревку.

А к веревке уже и корзину привязал.

– Здесь, – с удовлетворением отметила Дайна и волосы поправила.

Волосы у нее всегда были роскошными, но прежде, в прошлой жизни Ийлэ, в которой Дайна вынуждена была носить серое платье горничной, она заплетала волосы в тугие косы, а косы прятала под чепцом. И тот чепец тоже был иным, белым, строгим.

– Послушай, – Дайна притворила дверь, ведущую на чердак, – я… я пришла помочь тебе…

В это Ийлэ не поверила.

– Думаешь, мне тебя не было жаль? Было. Но что я могла сделать?

Ийлэ промолчала.

Впрочем, ответа от нее и не ждали. Дайна подошла, ступала она крадучись и башмаки, наверное, сняла еще там, на лестнице, оставшись в теплых вязаных чулках.

– Но сейчас все иначе…

Ийлэ склонила голову на бок.

А ландышами пахло, но слабо… и платье нынешнее было не из маминых. Серый атлас и белое кружево… поторопилась… накануне маме доставили посылку. Она еще расстроилась: ткань казалась скучной, исчез тот фиалковый отлив, ради которого матушка и приобрела ее…