– Не бойтеся, – сказал служитель. – Он у нас смирный. И дамочек всяких страсть до чего любит!
Фотограф торопливо закивал, хотя навряд ли с этим Казиком был так уж хорошо знаком. Сам-то небось к клетке приближаться опасался.
– Мы… – Он дернул Тиану за рукав и, нервно сглотнув, сказал: – Быстренько отработаем…
Кинул взгляд на Казика, который явно заинтересовался гостями, и уточнил:
– Очень быстренько.
Себастьян не имел ничего против.
В клетку он шагнул первым и поежился: холодно!
Лед был настоящим, и холод тоже… и горилла. Казик приближался медленно, ковыляя на кривоватых своих лапах. Он остановился в шагах трех и, вытянув губы трубочкой, произнес:
– Уууы…
– И тебе доброго дня. – Себастьян решил быть вежливым.
– Ы!
Вытянув палец, горилла ткнула им в панночку Тиану и сказала:
– Гы!
– Осторожней!
– Гы-гы…
– Подойдите к нему ближе, – попросил фотограф, сам же отступая к выходу.
– Вам надо, вы и подходите!
У Себастьяна не имелось ни малейшего желания приближаться к Казику, который, напротив, новому знакомству обрадовался. Он сел и, бухнув себя в грудь кулаком, произнес:
– Уыыау!
– Очень приятно познакомиться, Тиана.
Тиана сделала книксен, что привело Казика в полнейший восторг. Он подскочил на месте и радостно всплеснул руками.
…из пещеры тем временем высунулась голова второй гориллы.
Лолочка…
Выглядела Лолочка на редкость раздраженной. Она пошевелила губами, нахмурилась и когтем царапнула свежую бородавку, что третьего дня выскочила на щеке.
Бородавка Лолочке нравилась.
Она вся себе нравилась, от макушки до бледно-зеленых пяток, украшенных мелкими трещинками. Следовало сказать, что Казик Лолочке тоже нравился, но не может же женщина, пусть даже она и горилла, вот так просто взять и признать это?
И Лолочка, понимая, что деваться Казику некуда – в клетке она провела последние десять лет жизни и точно знала, что деваться некуда, – тянула время, кокетничая.
Сегодня она бы приняла от него сосульку.
Или завтра…
…или послезавтра на самый крайний случай. А через месяц-другой, глядишь, и уступила бы настойчивым ухаживаниям, позволила бы выбрать из шерсти снежных блох… но кто ж знал, что все так повернется?
Под Лолочкиным взглядом Себастьян чувствовал себя крайне неуютно.
Казик же, обрадованный такой компанией – новая знакомая, несмотря на субтильность и просто-таки неприличное отсутствие шерсти, которую заменяло нечто тонкое и вряд ли теплое, очень ему понравилась, – подвинулся ближе. И дружелюбно протянул руки, предлагая согреться…
– Ыыыр! – произнес он с придыханием.
Вон как дрожит, несчастная.
…за свою недолгую жизнь Казимир успел сменить три зверинца и свести знакомство с дальними южными родичами, которые во льдах не выживали.
Новая знакомая чем-то весьма на них походила.
Но от щедрого предложения отказалась.
– Может, не надо?
Себастьян смотрел на Казика.
Казик – на Себастьяна… и взгляд-то выразительный… устав ждать, Казик просто сгреб понравившуюся ему панночку в охапку, дыхнув на ухо вонью.
– Уыыы, – пропел он нежно. – Уааа…
– Может, – Себастьян попытался вывернуться из нежных, но крепких объятий, – не надо «уааа»?
Казик был не согласен категорически.
– Ыыыргых! – Он вытянул нижнюю губу и, наклонившись к уху, томно засопел.
От сопения у Себастьяна волосы на затылке шевелились.
– Улыбайтесь! – велел фотограф. – Обнимите его за шею!
Сам бы и обнимал, если такой умный… но Себастьян оскалился и обвил могучую шею Казика руками.
– Уугу! – одобрительно сказал тот. – Агррра!
Лолочка целиком выбралась из пещеры и села на ледяную глыбину, всем своим видом демонстрируя негодование. В мужчинах она разочаровалась, и крепко. Стоило отвернуться на секундочку, отвлечься, можно сказать, по своей девичьей надобности, как тут же появляется какая-то страшидла немочная, которая почти-жениха и уводит.
А он, разом позабыв про Лолочкины многопудовые прелести, знай себе щупает страшидлу эту и ласково так что-то на ушко шепчет. Уже и блох искать полез.