Дом последней надежды

С домом она приноровилась управляться быстро.

Он был неплохим, тот дом, и не его беда, что не умел защитить хозяйку. Духи предков взирали со стен с укоризной, будто именно ее, Иоко, винили в произошедшем. У хорошей жены и муж славен делами. Выходит, что она – жена плохая?

Одиночество…

Да, было.

Не грызло, скорее сперва изматывало душу, а после Иоко притерпелась, научилась даже находить в этой тишине свою прелесть. Да и не была она в полной мере одинока: при доме имелась книжная комната с сотнями манускриптов.

Почему их не вывезли?

Иоко не знала.

Как не знала, почему Каито Гнилодушный избегал заглядывать в эту комнату. Пугал ли его сумрак? Темные стены? Или же рисунки на шелке, повествующие о славных деяниях предков?

Не важно.

Иоко здесь нравилось. Она говорила с масками предков, прося прощения за дерзость свою. Но ведь муж не запрещал ей читать?

Запретил бы, если бы заподозрил, что Иоко грамотна.

Она была так осторожна.

Мгновения тишины.

И покой, позволявший ей восстать из праха, как поверженная зима восстает из первого снега. Выбор, когда пальцы скользят по темной коже туб. Кто бы ни создал эту комнату, он был весьма заботлив, упаковав каждый шелковый свиток в отдельное ложе.

Кожа была зачарована.

Как и шелк.

Здесь имелись и труды мудрецов, вряд ли годные для того, чтобы быть понятыми женским разумом, и сперва Иоко отказалась от самой мысли прочесть подобные эмакимано, но…

Тэдзюгига с ее удивительными и смешными рисунками.

И Повесть о Гэн-Зи, занявшая более двух дюжин свитков, странная и меж тем увлекательная.

Свод законов и пояснения к нему, чтение скучное, однако весьма полезное.

Дворцовые истории столь легкомысленные и даже бесстыдные, что, прочтя их, Иоко две седмицы не смела ступать в книжную комнату.

Сборник острословов.

И высказывания Ю-Харао, мудрейшего из Императоров, чьи потомки держат ключи от Хрустального моста. Описания деяний богов и возникновения мира. Правила игры в го-шими с пояснениями… доска… играть против себя поначалу кажется глупостью, но… женщинам позволено не пользоваться умом.

В какой-то миг я забываю, что это лишь сон, и становлюсь этой рано повзрослевшей девочкой. Не она, но уже я склоняюсь над доской, лишь отдаленно напоминающей шахматную. Она расчерчена клетками четырех цветов.

В некоторых имеются изображения.

Дракон.

И цветок священного лотоса.

Птица игихару, способная обратить любой ход или же сжечь любого противника. Я передвигаю резные фигурки, поворачивая тяжелую доску вокруг оси. Я задумываюсь над тем, следует ли послать вперед копьеносца либо же лучше пожертвовать книжником, который сам по себе слабая фигура, но…

Он так и не узнал ни про комнату, ни про игру, ее никчемный супруг, погибший где-то там, в городе. Ей сказали, что он, пьяный и окончательно потерявший разум, оскорбил благородную даму не только словами, за которые ему стоило бы вырвать язык, но и прикосновением, чего охрана не могла уж стерпеть.

Его не убивали.

Поколотили.

Бросили.

И он лежал, пока кто-то из сердобольных прохожих не помог подняться. А может, дело вовсе не в сочувствии, но в надежде получить монетку-другую? В Нижнем городе ее супруг был известен бездумной своей щедростью.

Как бы то ни было, он, оскорбленный и униженный, решил, что должен выместить на ком-то обиду, и отправился на Веселые поля Ёсивара…

Его нашли поутру за оградой.

Замерз?

Утонул во рве, что окружал квартал?

Или же… кто знает? Стены, окружавшие Ёсивару, высоки. А стражи на вратах глухи и слепы, ибо те, кто приходит сюда, не желает быть узнанным.

Да и внутри…

У многих юдзё есть опасные друзья, готовые сторицей отплатить за нанесенную обиду. А проклятый Каито был зол в тот день и привычен срывать злость на слабых.

Кто ж может быть слабее какой-нибудь юной хаси[10 - Низший ранг юдзё.], чье внимание стоит горсть серебра?

Только жена.

Но она, на свое счастье, была далеко…

Дознание длилось недолго.

Несчастный случай.

Был пьян. И бит. И устал, верно, а потому лег спать… замерз… виновных нет, но если госпожа пожелает…

Госпожа желала лишь поскорей схоронить то, что было ее мужем. Разве не это долг хорошей жены? И она старалась, в веренице обрядов скрывая подлую свою радость.

Свободна!

Наконец-то свободна…

Перед рассветом задышалось легко, будто камень из груди вытащили. Помог ли горький отвар или же что-то иное, но я поняла – буду жить.