Четыре кубика льда

Ему снова стало страшно. В этом не было ничего необычного, страх преследовал его всю жизнь, смелым он не был никогда.

С самого раннего детства Марк пытался избегать любых стычек с равным или более сильным противником. К сожалению, уходить от драк или словесных перепалок удавалось не всегда. В элитном лицее, где по нелепой прихоти судьбы оказался Марк, учились либо очень способные, либо очень богатые дети. Марк не относился ни к тем, ни к другим – ему просто не повезло оказаться прописанным на крошечной территории, закрепленной за школой, и сначала он не мог найти общий язык ни с умниками, ни с богачами.

Только когда Марку исполнилось двенадцать, он выработал определенный образ действий, который помог ему без особых потерь пережить оставшиеся годы учёбы. Он решил, что нужно выбрать одного из лидеров класса и любыми способами добиться его благосклонности.

Марк выбрал Олесю.

Олесю Стоянову.

И этот выбор определил всю его дальнейшую жизнь.

Но не пора ли что-то менять? Возможно, имеет смысл уволиться? Уехать из города?

Сбежать, как крыса…

Пусть так, но он сохранит свою жизнь. Если кому-то так сильно надо подобраться к Стоянову, что они устроили этот сюр… Ну, кто он такой, чтобы пытаться их остановить? Да и ради чего?

Марк отбросил в сторону недокуренную сигарету и улыбнулся. Мысль об увольнении ему нравилась.

* * *

В четверг он проснулся раньше будильника.

Наверное, можно было списать всё на взбудораженные нервы, но Марк знал: причина не в этом. Уже понимая, что именно сейчас увидит, он открыл глаза. Над его кроватью стояла тёмная, тонкая, почти бесплотная фигурка.

Тело мгновенно покрылось холодным потом.

Лили… Но как?!

– Доброе утро, Маркуша, – грустно сказала она. – Ты что-то решил?

– Я… – он сдвинулся вбок, сминая постельное белье, чтобы оказаться хоть на пару сантиметров дальше от Лили. – Да, да, я всё сделаю! Я… уволюсь, да, сегодня же уволюсь!

– Ты должен не уволиться, – ласково и немного снисходительно сказала Лили, как будто говорила с маленьким ребеноком. – Ты должен покаяться в своих прегрешениях. Перед Стояновым – в том, что воровал и обманывал. Ты должен получить его прощение. И тогда, возможно, твой срок сдвинут. И ты успеешь попросить прощения у других…

– У каких других? – с отчаянием спросил Марк.

– Ты должен задать этот вопрос не мне, а своему сердцу. Кого ещё ты предал? Перед кем ещё виноват? Какой твой самый страшный грех?

– Что?!

– Ты же не хочешь в ад, правда? – Лили склонила голову набок. – Тогда думай. Кто должен тебя простить?

Марк почти заскулил и закрыл лицо руками. Против воли он начинал верить в слова сумасшедшей девчонки.

Ад.

Грехи.

Покаяние.

– Мать, – с трудом сказал он. – Отец. Аня.

Лили с облегчением выдохнула:

– Ты молодец, – прошептала она. – А сейчас спи.

Марк безвольно откинулся на подушку, и в же секунду тишину прорезала громкая мелодия будильника.

Тяжело дыша, Марк вскочил на ноги. Огляделся – Лили рядом не было. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, перед глазами плыли разноцветные круги.

– Сон, – сказал он себе, содрогаясь от того, как жалко и неуверенно звучал его голос. – Просто сон!

А если нет? – пронеслось в голове.

И новый приступ паники сдавил его легкие, мешая сделать вдох.

* * *

Я увольняюсь.

Два простых слова, но Марк никак не мог их произнести. Губы не слушались, желудок скрутился в тугой узел, руки тряслись. И сосредоточиться на дороге никак не получалось.

– Ты что творишь? – прикрикнул Стоянов после того, как Марк в очередной раз слишком резко выжал тормоз. – Забыл, кого везёшь?

– Извините, – тихо сказал Марк.

– Что ты там бормочешь? – с ясно слышимым презрением спросил Стоянов.

– Я сказал, извините, Борис Михайлович, – с трудом разжав зубы, ответил Марк. – Буду внимательней.

– То-то же, – Стоянов откинулся на спинку сиденья и достал из кармана телефон.

Марк выдохнул.

До офиса оставалось не больше пары минут езды, и, если уж начинать разговор об увольнении, нужно было это делать прямо сейчас.

– Отвлечь хотел, Борис Михайлович, – сказал Марк.

– Чего тебе? Только зарплату не проси поднять, и так выше рынка плачу.

– Нет, наоборот…

– Наоборот? Понизить, что ли? – Стоянов расхохотался. Его полное, красное лицо стало ещё краснее.

– Уволиться хочу. По собственному, – договорил Марк.

Стоянов оборвал свой смех.