Короны Ниаксии. Змейка и крылья ночи. Книга первая из дилогии о ночерожденных

Но сердце у них такое же мягкое.

В то мгновение, когда клинок протыкал им грудь, я всегда слышала голос отца.

«Змейка, не отворачивайся», – шептал Винсент мне в ухо.

Я не отворачивалась. Ни тогда, ни теперь. Знала, что именно увижу там, в темноте. Знала, что увижу прекрасное лицо юноши, которого я когда-то любила, и как он выглядел, когда мой нож проник ему в грудь.

Вампиры – дети богини смерти, и потому забавно, что смерти они боятся так же, как люди. Каждый раз я наблюдала за ними, и каждый раз на их лицах проступал страх, едва они осознавали, что все кончено.

Хотя бы в этом мы были схожи. Все мы в общем итоге жалкие трусы.

Вампирская кровь темнее человеческой. Почти черная, как будто густела слой за слоем от крови людей и животных, которую они поглощали веками.

Когда я отпустила вампира и он упал, я вся была перепачкана.

Я отшагнула от тела назад. И только тогда увидела, что на меня неподвижно смотрит вся семья. Я действовала тихо, но не настолько, чтобы меня не заметили почти на пороге. Мальчика крепко сжимали мамины руки. Рядом стоял мужчина и второй ребенок, девочка помладше. Все четверо худые, в простой потертой одежде, замызганной от долгих дней работы. Они застыли в дверях, не сводя с меня глаз.

Я замерла, как олень, которого выследил в лесу стрелок.

Странно: не вампир, а полуголодные люди превратили меня из охотника в дичь.

Может, это потому, что рядом с вампирами я знала, что я такое. Но когда я смотрела на этих людей, их очертания становились размытыми, нечеткими – будто мое искаженное отражение.

А может, отражением была я.

Они выглядели подобно мне. И все же между нами не было ничего общего. Казалось, если я открою рот и попробую заговорить, мы даже не поймем издаваемые друг другом звуки. Для меня эти люди походили на зверей.

Неприятно было, что часть меня испытывала к ним отвращение, как и к моим человеческим недостаткам. Но другой части – наверное, той, что помнила, как я жила в таком же домике, – мучительно хотелось решиться подойти поближе.

Никуда я, конечно, не пойду.

Нет, я не была вампиром. Это предельно ясно подтверждалось ежедневно, каждую секунду. Но и одной из них я тоже не была.

По коже ударил внезапный холодок. Я дотронулась до щеки, и пальцы стали влажными. Дождь.

Капли нарушили гробовое молчание. Женщина шагнула вперед, словно собираясь что-то сказать, но я уже юркнула в тень.

Мне захотелось идти окольным путем. Обычно я забиралась на стену замка, чтобы выйти напрямую к моей комнате в западных башнях. Но вместо этого я перелезла через восточную стену, спрыгнула в сад и направилась туда, где жили слуги. Внутрь я проскользнула через окно, выходящее на разросшийся куст с фиолетовыми цветами; в лунном свете они отливали серебром. Как только ноги коснулись пола, я выругалась, чуть не опрокинувшись навзничь: под ботинками заскользило по гладкому дереву что-то вроде кучи мокрой ткани.

Смех прозвучал как воронье карканье и сразу перешел в беспорядочный кашель.

– Шелк, – проскрипел старушечий голос. – Лучшая ловушка для маленьких грабителей.

– Илана, это не дом, а ужас какой-то.

– Да ладно!

Она вышла из-за угла и с прищуром посмотрела на меня, глубоко и шумно затянувшись сигарой и выпустив дым через нос. Одета в платье из ниспадающего шифона переливчатого цвета. Черные с проседью волосы собраны на макушке в пышный узел. В ушах длинные золотые серьги, а морщинистые веки подкрашены серо-голубыми тенями и щедро подведены сурьмой.

Ее апартаменты были столь же пестрыми и хаотичными, как она сама: по всем поверхностям разбросаны одежда, украшения, яркая косметика.

Я вошла через окно гостиной и закрыла его за собой от дождя. Комната была небольшой, но намного приятнее, чем глинобитные развалюхи в человеческих трущобах.

Илана окинула меня взором с ног до головы и потерла шею.

– От такой утопшей крысы я замечаний не приму.

Я оглядела себя и побледнела. Только сейчас, в теплом свете фонаря, поняла, что у меня за вид.

– Эх, Орайя, даже и не догадаешься, что ты хорошенькая, – продолжила она. – Ты решила сделать все возможное, чтобы выглядеть как можно более отталкивающе. Кстати! У меня для тебя кое-что есть. Ну-ка…

Она порылась узловатой подагрической рукой в бесформенной куче и, скомкав, кинула мне ткань.

– Лови!

Я поймала и развернула. Полоса шелка завораживала: длиной почти с мой рост, темно-фиолетовая, с золотой вышивкой по кромке.

– Увидела и подумала о тебе, – сказала Илана и, прислонившись к косяку, выпустила облако сигарного дыма.

Я не спрашивала, где она такое раздобыла. С возрастом ее пальцы не стали менее проворными – или менее вороватыми.

– Оставь себе. Я такое не ношу. Ты же знаешь.

Изо дня в день я ходила только в простой черной одежде, неприметной и оставлявшей полную свободу движений. Я никогда не носила ничего яркого (это могло бы привлечь внимание), ничего широкого (это дало бы возможность схватить меня за ткань) и ничего тесного (это помешало бы драться или спасаться бегством). По большей части я предпочитала кожаные вещи, даже в удушливую летнюю жару. Они защищали и не мешали.

Да, я, наверное, обожала все красивое не меньше остальных. Но меня окружали хищники. Тщеславию приходилось держаться на вторых ролях, уступая место необходимости выживать.

– Вижу, крыска, что и тебе понравилось, – заметила Илана, – но боишься такое носить. Вот и зря. Молодость надо расходовать в молодости. Красоту – тоже. Цвет тебе к лицу. Да хоть голой танцуй с этим в спальне, мне наплевать.

Я выгнула бровь, оглядывая разбросанные женские сокровища.

– Ты со своими нарядами так и поступаешь?

– И так, и не только, – подмигнула она. – И не притворяйся, что ты такого не делаешь.

Илана никогда не бывала в моей комнате, но изучила меня достаточно хорошо и знала, что в шкафу и впрямь есть один ящик, набитый яркими безделушками, которые я собирала годами. Все вещички выглядели слишком кричащими, чтобы носить их в этой жизни, но можно было помечтать о следующей.

Как я ни пыталась объяснить, Илана не оценила моей предусмотрительности. Она неоднократно заявляла, что с осторожностью покончила. «Покончила!» – торжественно объявляла она.

Откровенно не понимаю, как старая карга дотянула до таких лет, но я была ей за это благодарна. Люди, которых я сегодня видела в трущобах, нисколько не были похожи на меня, а вампиры вокруг – еще меньше. Только Илана держалась где-то посередине, как и я сама.

Однако совсем по иным причинам.

Меня в этом мире вырастили, а Илана десять лет назад вступила в него по собственной воле. Подростком я ею восхищалась. До этого я людей видела мало и не знала, что даже среди них она… в какой-то степени исключение.

Илана снова коснулась шеи. Я поняла, что ткань, зажатая в ее кулаке, – не красная или, по крайней мере, изначально красной не была. Подойдя ближе, я увидела раны на шее – три раза по две. И повязку на запястье, под которой скрывалось Ниаксия знает сколько еще шрамов. Наверное, у меня перекосило лицо, потому что старуха закашлялась новым смешком.

– Сегодня был большой обед, – сказала она. – Мне хорошо за него заплатили. Заплатили, чтобы красивые мужчины всю ночь присасывались к моей шее. Была бы я помоложе – пришла бы в восторг.