Короны Ниаксии. Пепел короля, проклятого звездами. Книга вторая из дилогии о ночерожденных

Перед нами стоял парень, которому я бы дал от силы лет шестнадцать. Длинный пурпурный сюртук на нем болтался, как на вешалке. Такие сюртуки были в моде несколько веков назад. Острое мальчишечье лицо обрамляли локоны светлых волос. В больших глазах цвета голубого льда – пустота. Казалось, эти глаза смотрели не на нас, а сквозь нас. Но как только стих грохот ворот, глаза эти вдруг сделались острыми. Они буквально прожгли нас, потом снова стали пустыми, как у коровы.

– Приветствую ваши величества, – произнес он, кланяясь нам в пояс. – Моя госпожа Эвелена рада вашему появлению в Лахоре. Идемте. Должно быть, после долгого пути вам не терпится отдохнуть.

Глава девятнадцатая

Райн

На первый взгляд в городе более или менее уцелел только замок. Это самое высокое здание представляло собой нагромождение хлама. Внутри было холодно и сыро. Из разбитых окон дул сильный морской ветер, раскачивая тяжелые бархатные портьеры, от которых разило плесенью.

В коридорах нам не встретилось ни души. Нас привели в просторное помещение с высокими потолками и такими же высокими окнами. Вдалеке, за прибрежными утесами, бурлило море. Некоторые стекла были красного цвета. Возможно, прежде они составляли витраж, однако сейчас выглядели неуместно среди потрескавшихся стекол и зияющих дыр в оконных переплетах. Но даже при столь печальном обрамлении от вида из окон захватывало дух. В Доме ночи было мало таких уголков, окруженных водой со всех сторон.

Очередной порыв ветра, густо пропитанного солью, ворвался в зал, отчего у меня заслезились глаза, а вонь випруса вызвала рвотные спазмы. На возвышении стоял трон, обитый полусгнившим бархатом, с одним уцелевшим подлокотником и треснутой спинкой.

На троне восседала Эвелена.

Она была значительно моложе Винсента. В ночь его кровавого восхождения к власти он убил почти всех близких родственников, тщательно устранив потенциальных наследников. Уцелевшая Эвелена была похожа на дядю. Такая же светлоглазая, но глаза у нее были не серебристо-лунные, как у Орайи, а холодного голубого цвета, свойственного большинству его родословной. Высокие скулы. Суровое лицо, показавшееся мне стеклянным. С плеч до колен ниспадали светлые волосы.

Она встала и сошла с возвышения. Ее белое платье волочилось по полу. На грязном подоле темнели пятна крови. Как и сюртук мальчишки, фасон этого платья давно вышел из моды. Казалось, она надела его полторы сотни лет назад и забыла снять. Наверное, в те времена платье считалось красивым.

Взгляд Эвелены скользнул по мне, затем по Септимусу и остановился на Орайе. На лице племянницы Винсента появилась улыбка.

Я телом чувствовал скованность Орайи. Я и сам сник в присутствии этой женщины. Но возникло сильное желание загородить собой Орайю, встав между ней и приближавшейся хозяйкой.

– Сестричка, – проворковала Эвелена, – какая радость наконец-то встретиться с тобой.

Орайя не умела управлять своим лицом. Вот и сейчас, услышав голос Эвелены, она растерянно заморгала. Голос был невероятно молодым, словно принадлежал четырнадцатилетней девочке.

Эвелена коснулась плеч Орайи, и я увидел, как та напряглась всем телом, чтобы не попятиться.

– Здравствуй, Эвелена, – только и смогла произнести Орайя.

Она действительно не знала, какие еще слова подобрать. Моя жена была плохой актрисой. Не страшно. Моих лицедейских способностей хватит на двоих.

Я обнял плечи Орайи, непринужденно сбросив руки Эвелены.

– Благодарю за гостеприимство, госпожа, – произнес я. – Скажу честно, мы не знали, какой прием нас ждет. Наше письмо осталось без ответа.

Эвелена улыбнулась.

И тут мне в ноздри ударил знакомый дурманящий запах. Он не был назойливым, но отвлек меня. Вначале я решил, что мне почудилось, но затем провел пальцем по плечу Орайи – там, где его касалась рука Эвелены.

Палец ощутил что-то теплое и мокрое.

Кровь.

Моя наигранная улыбка погасла. Взгляд метнулся к Эвелене. Она сцепила когтистые руки на животе, но ярко-красные капельки крови успели попасть ей на платье.

Чувства, овладевшие мной, не отличались от тех, что я испытывал накануне наказания Мартаса.

Эвелена продолжала улыбаться, как сомнамбула.

– Вот уж не думала, что вам захочется отправиться в наши далекие края. Такое путешествие! Должно быть, вы умираете с голоду. Я приготовила вам пир.

Глаза ее вспыхнули.

– Больше, чем пир! Бал! Лахор десятки лет не видел подобных балов. Идемте! Не будем терять времени!

Какие омерзительные слова…

Это и было омерзительно.

Когда нас привели в бальный зал, я едва сдерживал смех. Честное слово, хотелось хохотать во весь голос.

Бальный зал когда-то был блистательным. Эхо прежнего великолепия улавливалось и сейчас, хотя пространство зала покрывал тонкий слой пыли. Особенно это было заметно на мозаичном полу. Часть зала занимали длинные столы. Окна выходили в сторону моря. Другая часть была отведена для танцев. В громадном очаге полыхал огонь. Играл оркестр. Магия усиливала звуки старинной музыки, улетавшие к потолку. Словом, все признаки настоящего бала: развлечения, столы, уставленные яствами и винами, одежда гостей.

При нашем появлении «гости» с молчаливым любопытством повернулись к нам. Но меня удивило совсем не это. Всем собравшимся было не больше пятнадцати лет.

Многие оказались даже младше: лет десяти-двенадцати. Все их наряды были с чужого, взрослого плеча, и потому подолы платьев и брючины подметали пол. Я заметил, что почти все дети светловолосые и светлоглазые.

Они никак не могли быть детьми Эвелены. Может, родственники? В таком случае где их родители?

Эвелена даже не обратила внимания на внезапную тишину, повисшую в зале.

– Проходите! Рассаживайтесь! – велела она, взмахнув руками.

Дети молча повернулись и заняли места за столами.

За свою жизнь я повидал немало такого, что вызывало внутреннюю дрожь, но эта одновременная молчаливая покорность нескольких дюжин детей была самым отвратительным зрелищем.

Места во главе первого стола, рядом с местом Эвелены, естественно, предназначались для нас. Она указала на них, и мы, ее уважаемые гости, тоже расселись.

– Должно быть, вы умираете с голоду, – повторила Эвелена.

Ее глаза встретились с моими, и улыбка на губах племянницы Винсента застыла. Сквозь улыбку проглядывало еще кое-что.

Ненависть. Это было легко увидеть. Сейчас я умел распознавать ненависть вампиров. Ничего удивительного, ведь я убил Винсента. По этой причине имя Орайи стояло в нашем письме первым.

Я оглянулся на Орайю. На ее плечах блестели красные капельки.

Похоже, дальше будет только хуже.

Нам нельзя доверять Эвелене. Сделаем то, что наметили, и поскорее вон отсюда.

Запах заставил меня вскинуть голову.

Кровь. Человеческая кровь. Много крови. Свежей. По правде говоря, я сильно проголодался после дальней дороги. Даже сейчас, стоит мне учуять запах человеческой крови, проходит не меньше минуты, пока я совладаю с собой. У Кетуры заблестели глаза. Кроверожденные поглядывали через плечо.

Эвелена тоже села. Ее лицо расплылось в улыбке.