– Эмир, давай не будем об этом. Ты видишь, мы всегда спрашиваем тебя, прежде чем что-то делать. Шейх заслужил смерть, давай же об этом посоветуемся!
– Советоваться? Разве я не обещал его брату, что мы не тронем его, если нас не станут преследовать?
– То было опрометчивое обещание. Ты дал его, не спросив нас. Ты что, наш шейх, раз позволяешь себе действовать совсем без нашего участия?
Это был выпад, которого я не ожидал. Я немного собрался с мыслями, а потом сказал:
– Да, вы правы, я действовал, не советуясь ни с кем. Но это случилось не потому, что я возомнил себя высшим существом, а из других побуждений. Вы не понимаете курдского языка, и я был единственным, кто мог с ними разговаривать. Мог ли я переводить вам все наши разговоры? Разве в такой обстановке мыслимо обговаривать каждый шаг, каждое слово со своими спутниками, не говорящими на этом языке? Это явно не было бы нам всем на пользу.
– С тех пор как мы повстречались с беджат, твои советы ни разу не были хороши.
– Я с этим не согласился бы, хотя оспаривать ничего не буду. Я не Аллах, а человек, и мне свойственно ошибаться. В свое время вы доверили мне руководство над вами; теперь я вижу, что доверие растворилось, и я добровольно складываю полномочия. Мохаммед Эмин, ты самый старый из нас и тебе по праву принадлежит право командования.
Этого они не ожидали, но последняя фраза весьма польстила старому хаддедину.
– Это твое твердое решение, эмир? И ты действительно считаешь, что я могу стать вашим предводителем?
– Да, ты так же умен, как и мужествен.
– Я благодарю тебя! Но я не знаю языка курдов.
– Я буду твоим переводчиком.
Этот славный человек не понимал, что из-за особых отношений в нашем небольшом сообществе не представлялось возможным держать руководство в одних руках.
– И потом, – продолжил я, – придем же мы когда-нибудь в области, где говорят по-арабски.
– А остальные согласны с твоим предложением? – спросил Мохаммед.
– Хаджи Халеф Омар сделает все, как я, а англичанина сейчас спрошу.
Когда я рассказал Линдсею суть вопроса, он сухо возразил:
– Не делайте ошибок, мистер! У хаддединов что-то имеется за пазухой, мы для них слишком гуманны! Да.
– Они хотят учинить правосудие. Но все ли захотят признать шейха Мохаммеда? Знает ли он дорогу?
– Да уж. В таком случае я выберу проводником обычную кукушку. Я англичанин и поступаю как мне вздумается.
– Мне передать ему это?
– Скажите, и вообще скажите все, что думаете. Меня вполне устроит и то, что и этот угольщик станет маэстро.
Я передал все Хаддедину:
– Дэвид Линдсей согласен. Ему все равно, кто предводитель – ты или Алло-уголыцик. Он эмир из Инглистана, и его право делать все что он захочет.
Мохаммед Эмин недовольно сдвинул брови – его главенство в самом начале уже дало трещину.
– Тот, кто мне доверяет, будет мной доволен, – произнес он. – Только теперь давайте поговорим о беббе. Он заслужил смерть. Итак, пуля или удавка?
– Ни то и ни другое. Я уже говорил тебе, что поручился за его жизнь словом.
– Эмир, оно не стоит уже ничего, так как я стал предводителем. То, что я скажу, будет выполнено!
– Да, верно, но когда согласны остальные. Я не позволю, чтобы мое слово было нарушено!
– Эфенди!
– Шейх Мохаммед Эмин!
Тут маленький Халеф вынул один из своих пистолетов и спросил меня:
– Сиди, может быть, надо кому-то прострелить голову? Именем Аллаха, я исполню все мгновенно!
– Хаджи Халеф Омар, отложи оружие, мы ведь друзья. Хотя хаддедины, кажется, об этом забывают, – ответил я спокойно.
– Господин, мы не забываем, – попытался защищаться Амад эль-Гандур, – но и ты не должен забывать, что ты – христианин, находящийся в обществе правоверных мусульман. Здесь действуют законы Корана, и христианин не должен мешать проводить их в жизнь. Ты защитил брата этого шейха, а его самого мы уж не упустим. Почему ты нам приказывал стрелять только в лошадей? Разве мы мальчики, носящие детские игрушки? Почему мы должны щадить предателей? Учение, которое ты проповедуешь, еще будет стоить тебе жизни!
– Молчи, Амад эль-Гандур, ты сам еще ребенок, хотя и носишь имя, означающее «герой». Сначала стань настоящим мужчиной, а потом говори!
– Господин, – вскричал он гневно, – я мужчина!
– Нет. Если бы ты был мужчиной, ты бы знал, что таковой никогда не нарушит данного обещания!
– Ты его и не нарушишь, беббе будем наказывать мы.
– Я запрещаю это.
– А я приказываю! – закричал Мохаммед Эмин и в гневе вскочил.
– Разве ты здесь повелеваешь? – спросил я.
– А разве ты здесь запрещаешь? – ответил он вопросом.
– Да. Слово, данное мною, дает мне такое право.
– Твое слово на нас не распространяется. Мы позволяли себе подчиняться человеку, который любит наших врагов. Ты забыл, что я для тебя сделал. Я принял тебя как гостя, я защищал тебя, я дал тебе коня, стоившего половину моей жизни. Ты неблагодарный!
Я почувствовал, как кровь отлила у меня от лица и рука потянулась к кинжалу, но мне удалось сдержаться.
– Забери свои слова обратно, – холодно процедил я, поднимаясь.
Я дал знак Халефу и пошел к месту, где лежал пленный шейх под охраной Алло. Там я сел. Минуту спустя там же уселся англичанин.
– Что нового, мистер? – спросил он. – Да они, похоже, сдурели. Скажите, в кого надо стрелять, – я мигом!
– В того, кто попытается притронуться к пленному.