– Вольная ты мастер всем придумывать кодовые имена? – цокает.
– Да Арес, береги нашего мальчика и до скорого, – кладу трубку смотря на ночные Афины. Рядом уже появился полный бокал, подхватываю его.
Смотрю в помещение, где среди полуголых девочек, старикашек в модных костюмах сидит мой Аид, большой, властный, в черном костюме, целая гора. Мужчина, которого я боюсь и в котором ищу спасение. Очки сменил линзами, волосы в сексуальном беспорядке. И этому обворожительному мужчине скоро сорок, а силен словно двадцатилетний мальчик, хотя откуда мне знать? Передо мной мужчина от которого любой здоровой женщине захочется иметь детей.
До боль закусываю губу, вспоминая о самом ужасном утре пару месяцев назад.
***
– Ты очнулась? Мир! – его голос рядом, кажется что-то его тревожит.
В очередной раз открываю глаза, но не могу сфокусироваться. Закрываю, даю себе несколько секунд.
– Она снова уходит, врача! – где-то вдалеке.
Прилагаю все силы, что есть, чтобы снова открыть глаза и попробовать продержаться чуть дольше.
– Отойдите Амиран, вы мешаете, выйдете в коридор, – пытаюсь рассмотреть источник голоса.
– Мирослава вы меня слышите? – свет в глаза.
– Да, воды, – выходит неуверенно из-за сухости во рту.
– Сестра, – короткостриженная женщина лет пятидесяти, приятно пахнет свежестью, подает стакан с трубочкой.
– Не спешите, – дает указания, направляя трубочку в мой рот.
Стараюсь медленно всасывать, но жажда сильнее меня, поэтому начинаю давиться до боли в груди и снижаю темп. Открываю глаза и сейчас вижу яснее, в комнате светло, большое окно с бежевой тюлью в которое светит солнце. Большой коричневый диван на котором разбросаны вещи, одеяла, напротив меня кресло, ноутбук, какая-то мелочь вроде ключей, телефонов, даже очки и книга.Цветы на маленьком стеклянном столике.
– Осмотрелись? – спросил статный низкорослый мужчина средних лет.
– Да, – выходит более уверенно.
– Раз вы очнулись, нам нужно с вами пройти ряд обследований, чтобы понять все ли впорядке, я ваш лечащий врач Петр Георгиевич, – улыбается, карие глаза выдают тревогу.
– У меня один вопрос, мой ребенок? – конечно я знала, что ее нет и она не выжила, потому что это не первое мое пробуждение, кажется я слышала их разговоры здесь о том, что они мне будут говорить, когда я окончательно приду в себя.
– Мирослава Витальевна, вы снова с нами, – в комнату вошел Глеб Александрович. Приветлив, в своем голубом костюме и смешных белых башмаках, – Петр Георгиевич, позвольте мне побеседовать с девушкой, – указывает на дверь, пока медсестра помогает мне сесть.
– Ольга Васильевна, вас тоже прошу, – кивает на дверь.
– А вы усы сбрили, – неожиданно говорю вслух свои замечания.
- Да, надоели, – берет мою ладонь в свои теплые руки, – Мирослав, давайте поговорим?
– Давайте, – стараюсь держаться, пока еще не верю, не могу осознать.
– Ты должна быть сильной, – смотрит прямо в глаза, – Я не скажу, что это просто пережить.
– Ее нет, вы это хотите сказать? – нервно понимающе улыбаюсь, – мой девочки нет, – смотрю на наши руки.
– Да, – твердо, без уговоров или присказок, как есть, – Но ты жива и это самое главное.
– Вы были здесь, когда меня привезли? – хочу знать кто принимал решение.
– Мирослава, тебя перевезли спустя неделю после аварии, – улыбка сошла с его лица.
– Вы бы могла спасти ее, если бы меня привезли сразу? – надежда, вопрос, который позволит мне свалить вину на обстоятельства, а не принять ее на себя.
– Боюсь, что нет, – отводит глаза.
– Боюсь, что да, – исправляю, уверенная в своей правоте.
– У нас было бы преимущество, я знал твое положение и срок, – отпускает мою руку и начинает жестикулировать, – Но это ничего бы не дало, – отрицательно машет головой, – Ты была долго зажата в машине, парень, что за дверью, вытаскивал тебя голыми руками, – грустно улыбается, – Послушай меня девочка, женщины теряют детей, очень часто, поверь мне, прежде чем получится родить.
– Вы хотите меня успокоить? – слезы наворачиваются на глаза, моргаю, стараясь смахнуть их.
– Я хочу чтобы ты не отчаивалась, понимаешь? Ты жива и здорова – это главное, – подает мне салфетку, – И не смей винить себя, думай об этом как о стечении обстоятельств.
– Но я виновата, что выехала в дождь, только я, – открыто плачу.
– Давай, выпей воды, – дает мне стакан, – Прости себе это и позволь жить дальше, это чего никто не сможет изменить Мирослава, никто.
– Мужчина за дверью не простит мне этого, – страх сковал все тело, что я ему скажу? Как он отреагирует? Я потеряю его раз и навсегда.
– Мужчина за дверью живет здесь уже два месяца, приносит каждую неделю новые цветы, просит иногда твоих советов, принимает вместе с тобой гостей и любит тебя больше чем кого-либо, – в его глазах тепло, робость или даже гордость, – Но ему также сложно, и он также чувствует вину, хоть и не покажет тебе этого.
– Можете кое-что сделать для меня? – тяжело вздыхаю принимая самое сложное решение в жизни, не уверена в том, что это будет правильно, но если я до конца приму тот факт, что своими глупыми выводами и решениями убила нашу дочь то, я не смогу дышать.
– Конечно, проси, – кивает.
– Передайте ему пожалуйста, что я не хочу и не буду разговаривать о ребенке, что я прошу, – перестаю плакать, вытирая последнюю влагу с щек.
– Уверена? – доктор сощурил глаза.
– Да, скажите ему об этом, ничего не должно напоминать мне о том, что я когда-то была беременна, – стараюсь улыбнуться, но по вытянутому лицу чувствую, что выходит плохо.
– Хорошо, но нас с тобой ждет обследование и я бы посоветовал тебе хорошего психолога, – осторожничает, не уверен в моих силах.
– Дайте мне для начала проснуться, – сейчас улыбка выходит лучше.
Но ровно с этого момент я перестаю дышать, трогая свой плоский живот, понимая, что не услышу ее сердце на очередном узи. Понимая, что больше не будет как прежде, что нужно подниматься и идти дальше без слез, упреков и обид, нужно просто идти не оглядываясь. Не искать в душе горе, которого нет. Я ведь не мечтала о ребенке, не надеялась, что он будет и тем более страстно не желала его.
***
Но каждый раз, когда я смотрю на этого великолепного мужчину все женское во мне жаждет носить его ребенка, принадлежать ему, покоряться. Думаю именно тогда, с потерей, во мне что-то сломалось, именно тогда я выросла и приобрела самый большой страх, потерять его.
– Эй, спасибо, – обращаюсь к мальчику официанту на английском, – не могли бы вызвать мне такси и принести листок с ручкой.