Оценить:
 Рейтинг: 0

Семья во всех её состояниях

Год написания книги
2004
Теги
<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Вот уже несколько лет я принимаю все больше детей в возрасте от семи до пятнадцати лет, у которых наблюдаются реальные расстройства сна, которые, однако, не тревожат их родителей. Такие дети засыпают очень поздно, просыпаются ночью, им сложно снова заснуть или проснуться рано утром. Они не всегда жалуются на это, и, опрашивая их, часто замечаешь, что на консультацию они пришли по совершенно иной причине. Такая ситуация может длиться месяцами.

В таком возрасте редко можно найти точную причину. Однако беседы с ребенком обо всем, что его тревожит, часто улучшают сон, порой только на время, но иногда и надолго. Как и большинство других симптомов у детей, расстройство сна – это вопрос или множество вопросов, которые не находят выхода в словах. Лекарства, конечно, усыпляют, но они усыпляют и любопытство, за которое вовсе не следует отрывать нос, как любопытной Варваре.

Если же ваш ребенок, независимо от того, хорошо он спит или нет, задаёт себе вопросы именно о сне, а ведь мы тратим на сон треть жизни, я рекомендую вам почитать книгу «Да здравствует сон!»[2 - Catherine Dolto, Jeannette Bouton, Vive le sommeil, Hatier, 1987.]. Преимущество этой книги в том, что в ней изложены все аспекты сна – научные, аффективные и бессознательные. Дело в том, что можно научиться лучше спать, прислушиваясь к сигналам своего тела, не боясь спать и уважая сон другого.

Тайна красных ягодиц

Я очень удивлялась, когда ко мне на консультацию приводили младенцев, единственным симптомом которых были красные ягодицы! Такую ягодичную эритему мне описывали как ожог второй или даже третьей степени. Сначала я просто не понимала, как ягодичная эритема может быть поводом для консультации у психоаналитика. Не зная, что собственно делать с этим симптомом, с которым в педиатрии сталкиваются очень часто, я решила отложить его на время в сторону и заняться ребенком и его историей. В первый раз это был ребенок, родившийся в анонимных родах[3 - Имеются в виду так называемые «Accouchement sous le secret», «секретные роды», узаконенная в некоторых странах практика, благодаря которой мать может родить ребенка в государственном роддоме, не раскрывая своей идентичности. – Прим. перев.], которого мать после рождения не смогла увидеть и который ждал завершения юридически регламентированного срока отказа матери от прав, в те времена составлявшего три месяца. Располагая теми сведениями, которые мне предоставили, я просто набросала для ребенка его общую историю, насколько она была мне известна, даже не упоминая о его симптоме, поскольку совершенно не знала, что о нем сказать. К моему великому изумлению, ягодичная эритема, казавшаяся столь серьезной, прошла в рекордно короткие сроки. Даже если этот «триумф психоанализа» мало кого убедит, как не убеждает он и меня саму, легко понять, почему теперь, когда у какого-то ребенка находили особенно серьезную ягодичную эритему, меня просили его проконсультировать. Я, таким образом, смогла собрать разные наблюдения и задаться вопросом о том, нет ли в них общих черт, и они в самом деле обнаружились.

Такие дети либо были рождены в условиях анонимности, либо от них отказались, просто оставив некоторых из них в общественном месте. Но не у всех детей, помещенных в ясли, обнаруживалась такая ягодичная эритема. Еще одним необходимым фактором был тот, что был выявлен в случае детей, родившихся в анонимных родах: мать не смогла или не захотела увидеть ребенка перед тем, как расстаться с ним, либо ей помешали это сделать.

Как то, что мать не взглянула на ребёнка, может вызвать поражение кожи? Здесь трудно не вспомнить о греческой трагедии. В античной Греции материнское признание представляло собой, прежде всего, физическое опознание, тогда как социальное признание проходило исключительно по ведомству отца. Так вот, принцип трагедии – и особенно «Царя Эдипа» Софокла – состоит в конструировании ситуаций, в которых такое физическое опознание возможно, хотя сначала оно было представлено в качестве невозможного. Лай проколол и связал лодыжки Эдипу на глазах у Иокасты, прежде чем от него избавиться. У выросшего Эдипа сохранились характерные шрамы на лодыжках, которые должны были позволить Иокасте его опознать, но она его не узнает. Это один из механизмов этой трагедии.

Матери, которые рожают в условиях анонимности, или же бросают своего ребенка, не обратив на него признающего взгляда, навсегда лишаются возможности его опознать. Очевидно, чего-то они также лишают и ребенка, что выражается в поражении кожи.

Благодаря Катрин Дольто, специалисту по гаптономии, я научилась относиться к коже младенца как к слуховому органу, которым она как раз и является для зародыша: вибрации, передаваемые амниотической жидкостью, сталкиваются с этим покровом. Чтобы как-то в этом разобраться, я гипотетически отношу к одному и тому же плану все кожные поражения (включая отиты и экзему). Однако, если следовать моей логике, трудно понять, как отсутствие взгляда может оказывать воздействие, похожее на воздействие несказанных, неправильно понятых или же ложных слов. Я считаю, что в этой сфере не следует отказываться от помощи воображения. Поэтому я могу представить себе, что зародыш, слышащий голос матери, должен знать или предчувствовать, что, родившись, он услышит тот же голос (который сразу же сможет узнать) вместе с другими ощущениями – обонятельными, осязательными и зрительными. Похоже, что частичная или полная сенсорная депривация вызывает предчувствие покинутости. Подобное рассуждение может показаться недоказуемым или слишком магическим, особенно в силу телеморфизма (то есть наделения младенца чувствами). Но привилегией аналитика является то, что он выступает, как говорил Лакан, «практиком символической функции», а не целителем симптома.

До 1940 г. в госпитале Бретонно, где детская смертность была еще очень высокой, профессор Пишон заставил медсестер, не без сопротивления с их стороны, проводить с младенцами по пять минут в день – просто говорить с ними и баюкать. Уровень детской смертности в этом заведении заметно сократился. Сегодня нам известна связь между уровнем иммунной защиты и состоянием психики. «Словами человек может осчастливить своего ближнего или же увлечь его в пучину отчаяния, и точно так же словами учитель передает свое знание ученикам, оратор – воодушевляет своих слушателей, определяя их суждения и решения. Слова вызывают эмоции, являясь для людей общим средством влияния друг на друга», – пишет Фрейд во «Введении в психоанализ». Насколько мне известно, никто позднее не сказал об этом лучше.

В одной кровати

Наши дети и наши собаки: где они должны спать?

Одна известная женщина-педиатр недавно в одной телепередаче порекомендовала родителям спать с детьми, чтобы у них было чувство, как она выразилась, безопасности, тогда как один ветеринар, выступая по телевидению, заявил, что собака должна спать одна в темноте, но главное не на кровати.

Что из этого можно вывести, если не считать того, что с ребенком и с собакой нельзя обращаться одинаково? И совсем другой вопрос – с кем обращаются лучше. В то же время можно признать, что советы эти отвечают реальным тревогам: разве родители и собственники животных – часто это одни и те же люди – не задаются тревожным вопросом о том, с кем им следует спать? Возможно, они доходят даже до вопроса о целях «кослипинга» (cosleeping, спать вместе), как его теперь называют в модных журналах. Я охотно признаю, что мои знания о животных довольно скромны. Также могу признаться, что несколько лет я спала в кровати с кошкой, поскольку не могла заставить ее понять, что это моя кровать, а не ее. Изящная абиссинка вела себя так, словно бы это она уступала мне свое место в своей корзине. Я могла бы запереть дверь и не пускать ее в комнату, но я не могу спать за запертой дверью, я в таком случае, как сказала бы педиатр, не чувствую себя в «безопасности». Но вернемся к нашим баранам, то есть к детям.

В этой области я бы поостереглась давать какие-либо советы. Многие поколения психологов категорически заявляли, что маленький и уж тем более немаленький ребёнок должен спать как собака, то есть один в своей комнате. Точно так же родители вот уже несколько поколений делают вид, что следуют этой здравой рекомендации. В действительности же ни одному иному совету не следовали меньше, о чем нам рассказывают многие родители – раскаивающиеся или, наоборот, ликующие. Бывает также, что кослипинг становится мотивом для консультации в медикопсихологическом центре, причем жалуется на него не обязательно тот, о ком можно подумать в первую очередь.

Те, кто запрещают спать вместе, не должны удивляться тому, что родители поступают по-своему: запрет всегда указывает на желание, которое нужно вытеснить, но оно, как и всякое другое желание, стремится осуществиться, независимо от того, законно оно или нет.

И хотя запрет на инцест является едва ли не всеобщим, запрет на сон в кровати родителей таковым не является, но при этом между ними существует связь, которая заслуживает прояснения. В нашей культуре – культуре страны богатой и развитой – «совместный сон» еще до открытия всего масштаба проблемы инцеста и педофилии стал казаться своего рода символом неразборчивости в связях между взрослыми и детьми, но при этом легко допускается, что братья спят с сестрами в одной комнате, и на то, что там происходит, смотрят сквозь пальцы.

Выступая с подобным запретом, некоторые психоаналитики или психологи опирались на свой индивидуальный клинический опыт, так или иначе его обобщая. Здесь, как и во многих других случаях, можно задаться вопросом о том, по-прежнему ли действенен такой подход. Двуспальная кровать для родителей и отдельная кровать для каждого ребенка стали нормой, по крайней мере в большинстве семей, которые ходят к психоаналитику. Но даже во Франции эта норма установилась сравнительно недавно и даже здесь она, возможно, не охватывает большую часть населения, если учесть миллионы человек, живущих у черты бедности. На недавней конференции, посвященной «Бедным детям во Франции», сообщалось, что примерно 10,5 % детей, то есть около 1 миллиона 400 тысяч, живут в «недостаточных бытовых условиях». Один из показателей такой бедности – нехватка жилплощади, оцениваемая с точки зрения состава семьи. В этом случае нормой является одна-единственная комната, если она вообще есть. На другом конце социального спектра или же в другие времена супруги могли спать в разных кроватях или даже разных комнатах, что не означало проблем в отношениях, о которых можно было бы подумать сегодня. Что касается других культур, хотя я и не очень осведомлена в этих вопросах, мне кажется, что едва ли дети эскимосов живут в отдельном иглу, а у африканских детей есть по отдельной комнате.

Многие века, да и сегодня, во многих семьях по самым разным – социальным, экономическим и климатическим – причинам люди спали, не разделяя поколений, в одной помещении, а часто на одном ложе. Младенцы редко оставались одни и уж точно их не оставляли в одиночестве на время сна. Как и когда в таком случае у взрослых бывали сексуальные отношения? Я об этом ничего не знаю, но вряд ли люди слишком стеснялись присутствия детей, о которых думали, что, пока они спят, они ничего не слышат, не видят и не понимают.

Во Франции материальные условия жизни существенно изменились, и никто на это не жалуется, но наивно было бы наделять излишним патогенным значением тот факт, что родители и дети порой спят вместе, часто, но не всегда питая к этому занятию особую страсть. Также было бы наивно полагать, что в кровать к родителям всегда рвутся залезть именно дети.

Речь нужна для того, чтобы объяснить пытливому ребенку, что папе и маме нужно бывать одним, чтобы любить друг друга. Позже определенного часа ему уже не место в комнате родителей. Но вот только не все родители любят друг друга, и вторжение ребенка не всегда такое уж неприятное, как кажется. Когда один из родителей в отлучке, на несколько дней или навсегда, и когда ребенок занимает место отсутствующего родителя, часто не обращают внимания на то, кто получает от этого большее удовлетворение – родитель или ребенок, что бы ни говорили они сами. Инцестуозное желание, которое нельзя сводить к реальному сексуальному акту, на самом деле редко осуществляемому на супружеском ложе, присуще как родителю, так и ребенку. Взрослый может совершенно целомудренно спать с ребенком, или, наоборот, никогда не делить с ним постель и возбуждать его многими другими способами, тогда как ребенок с энурезом может удерживать на расстоянии взрослого, который хочет оставить его в своей кровати, утверждая при этом прямо противоположное.

В группах родителей, которых я консультирую вот уже несколько лет, больше всего я узнала от тех семей, которые живут в одной комнате. Некоторые родители проявляют чудеса изобретательности, чтобы символически отделить одни места от других на крайне ограниченной площади, например, протягивают вечером простынь между кроватью взрослых и кроватями детей. В других семьях несколько поколений живут вместе и пользуются детьми, оправдывая это нехваткой места. Если мы, психоаналитики, начнем заходить в такие семьи в наших начищенных ботинках и рассказывать им, что родителям и детям вредно спать в одной комнате, это будет лишь доказывать наше высокомерие и презрение ко всем этим людям, для которых мы, хотим мы того или нет, представляем социальную модель и даже идеал, им недоступный.

Практическое исполнение запрета инцеста не сводится к применению нормативной модели к практике сна в кровати. Люди находили и найдут тысячи способов выполнить эту норму или, наоборот, нарушить ее.

Родиться человеком

Как дела у беременных женщин и младенцев? В медицинском плане хорошо, но плохо в психическом – говорят нам психоаналитик Мириам Сежер и акушерка Франсин Комель-Дофен[4 - Myriam Szejer, Francine Caumel-Dauphin, Les Femmes et les Bеbеs d'abord, Albin Michel, 2002.]. Поскольку обе они работают в крупных гинекологических центрах, у них на руках есть все данные, чтобы проанализировать последствия интенсивной медикализации беременности. Одно из них, и не самое маловажное, состоит в том, что человеческое участие было отодвинуто на второй план.

Конечно, медицинское ведение беременности, включающее обязательные предродовые консультации и анализы, в том числе эхограммы, позволило в период 1950–1960 гг. уменьшить в пять раз риск потерять ребенка до рождения. С этим себя можно поздравить, но не нужно при этом забывать, что 90 % беременностей развиваются без малейших осложнений.


<< 1 2
На страницу:
2 из 2