Принуждение

– Ты очень красивая, Донателла. Очень чувствительная. Если бы ты видела, как хороша сейчас, как твое тело требует ласки, взглянула бы на возбужденные соски…

Это от холода в квартире.

– На то, как часто ты дышишь…

Это от стресса.

– Как соблазнительно кусаешь нижнюю губу…

Это чтобы не сказать лишнего и не остановить сей процесс, а главное, бабки не потерять.

– Мокрая.

Это от… нет, я не настолько сильно испугалась, умею сдерживать позывы организма, знаете ли!

Он почти не касается меня там, между ног, лишь проводит едва ощутимую дорожку по плоти и ведет обратно. Так же легко. Вновь вздрагиваю. Черт! Когда он остановится? Когда перестанет сильнее сжимать сосок и давить на клитор? Дискомфортно. Страшно. Сердце бьется как бешеное, будто кросс на физкультуре пробежала.

– Хорошая девочка.

Мужчина ут же убирает руки, поднимается и отходит от меня. Кто-то сверху, похоже, услышал мою просьбу. Фух. Снова прохлада накрывает легкой вуалью, но уже все тело, а не только верх.

– На диване лежит одежда, рядом с ним контракт. Ты должна подписать его до следующей встречи. С работы должна уволиться к концу дня. Ключ вернешь консьержу. Можешь снять повязку, как только хлопнет дверь.

Тигриные шаги едва доходят до меня, как и стук закрывающейся двери. Теперь я абсолютно одна. Облегченно выдыхаю скопившийся внутри воздух. Боже. Это закончилось. Меня никто не изнасиловал, не воспользовался положением против воли.

Не сразу снимаю повязку с глаз, жду, когда сердце перестанет учащенно биться в грудной клетке, когда дыхание восстановится. Когда я буду готова встретиться с темнотой, разрушаемой лишь светом настенного бра. Он непривычен после стольких минут вынужденной слепоты, но глаза быстро адаптируются.

Как они говорил, на диване лежит одежда в пакете и папка с договором. Беру белую блузку моего размера, похожую на ту, что была испорчена, джинсы. Но их игнорирую – меняю только верхнюю часть одежды. Нужно поскорее уйти отсюда. Домой. Где я могу спокойно обдумать произошедшее и прочитать контракт.

Быстро переодеваюсь, забираю небольшую папку, где лежит договор, и покидаю квартиру. Без оглядки. Почти выбегаю. Не думаю о том, что осталось в этих стенах.

На полпути к общежитию меня отвлекает входящий вызов. Доктор Коннор. Холодок проходит по позвоночнику – просто так он звонить не станет.

– Долорес? Вам уже легче? – спрашивает, не здороваясь.

– Конечно. Что-то с Адамом? Не дошли деньги? Вы же подтвердили платеж.

– Не переживайте, все хорошо. Адама готовят к операции. Он просил позвонить вам.

– Почему сам не позвонил? – озвучиваю первое, что приходит в голову.

– Сказал, что не мог дозвониться.

Странно. Перед встречей я поставила телефон на беззвучку, чтобы ничто не отвлекало и знакомые не смогли сбить настрой. Что-то не припомню, чтобы у меня мелькали пропущенные, когда я вышла из квартиры.

– Ло? – в голову проникает слабый, но строгий голос брата. – Ты где? Почему не отвечаешь?

В метро шумно, но я даже сквозь эту толщу, сквозь расстояние и время чувствую, как волнение Адама проникает под кожу. Как оно распространяется по всему телу, накаляет страх, который, казалось, остался в квартире с видом на Темзу.

Страх того, что Адам узнал, где я была, чем занималась и каким образом достала деньги. Как в детстве, вынуждал сказать правду. А я плохо умею врать.

– Не слышала, прости, – говорю почти ровно. – Ты как?

– Отлично. А теперь рассказывай: откуда бабки?

О чем и речь. Вот что ему ответить? Не говорить же, что только что сидела почти обнаженная перед незнакомым мужчиной. И сяду еще не раз. Ради его здоровья.

– Мне одобрили кредит, – выходит вроде бы правдоподобно.

На том конце провода некоторое время молчат. Тишина неприятно давит грудную клетку с двух сторон. От волнения. От страха оказаться рассекреченной собственным братом. И осужденной.

– Ладно. Сегодня не приезжай, договорились?

– Что-то случилось? – снова напрягаюсь. Как на американских горках, когда подъезжаем к пику.

– Тебя не пустят в реанимацию. Просто хотел узнать, что с тобой все хорошо.

Нет, Адам, со мной не все хорошо. Больше скажу, все очень и очень плохо. Недавно стала представительницей эскорта, вчера я пережила эмоциональный шок после свидания с мужчиной гораздо старше меня, а сегодня…

Стыд.

Гребаный стыд и что-то другое. Очень странное и неизведанное ранее. Эта встреча полна загадочности, этот мужчина мне незнаком. Ни голос, ни манера речи, ни походка и даже аромат. Он мог оказаться кем угодно, да хоть чертовым маньяком. То, что произошло в квартире, было странно. Унизительно. Порочно. Противоречиво.

Я сама еще не осознала толком, что случилось считаные минуты назад и что меня ждет дальше. Возможно, все закончится благополучно по истечении договора, возможно, после следующей встречи меня объявят пропавшей без вести. Эндрю станет искать меня, расскажет копам все, что знает.

Или же я влюблюсь, как в тех популярных книжках из интернета, а меня бросят на произвол судьбы, наплевав на чувства. Возможно, я буду подавлена и морально опустошена. Столько вероятностей, столько исходов событий после одной лишь встречи с незнакомцем. Но все это неважно. И в ответ не скажу ничего, кроме…

– Все в порядке.

И проглочу ком, застрявший в горле.

Глава 8

Партнерша предоставляет партнеру свое тело на срок до одного месяца, если у пары не не возникнет делания продлить контракт.

Партнеры обязаны давать и получать в равной степени удовольствие.

Партнерша должна выполнять все требования партнера безукоризненно.

Партнерша соглашается, что на ее тело будут воздействовать различные средства стимуляции (анальные пробки, вибраторы вагинальные, клитеральные и другие).

Партнерша не должна вступать в половую связь с кем-либо, кроме партнера.

Партнеры могут расторгнуть контракт до даты истечения срока в случае причинения тяжкого вреда здоровью одному из партнеров во время встречи в рамках контракта.

Мне стоит говорить, что еще я нашла в этом занимательном документе? Нет? Вот и славно. Потому что здесь написан полный бред. Нет, серьезно, какой идиот это составлял? Лучше бы написали не «партнер» и «партнерша», а «рабыня» и «хозяин» – звучало бы более правдоподобно. По идее, они должны быть равноправными, но выходит все с точностью до наоборот.

Он приказывает – я подчиняюсь, и изменить это невозможно.