Запрети себя любить

Я ещё долго потом не ложусь. Когда она крепко уснёт – тогда можно. Отвернувшись от неё, натянув на себя кусок одеяла. Я просто ещё не готов. Мне нужно время. Так сразу всё навалилось. А я ещё имел глупость подумать о разрыве. Кольцо, которое выбросил в снег, так и не нашёл. Кто-нибудь забрал себе. Потом продаст или, может, подарит кому. Не жалко. Оно Миладе предназначалось, но… Всё равно будем окольцованы. Завтра утром идём подавать заявление в загс. До этого два раза были – то закрыто, то клиентов много. Не судьба, подумал я тогда. Но в этот раз, наверно, всё получится. А когда справку покажем о беременности, то дату росписи скорую назначат. Так обычно месяц – два ждут. А мы – каких-нибудь пару недель. Милада хочет своей шикарной фигурой на свадьбе блеснуть. Пока не располнела. И платье уже заказала. Брать в салоне готовое – это не для неё. Она хочет уникальный фасон. Папа обещал подарок дочери сделать. А мне вообще ничего не надо. Костюм надел – и не парься.

Ложусь в постель, когда на часах уже около пяти. Вставать в семь. Сначала Миладу отвезти, потом самому на работу. Машина её, вожу я. Во всём купили Пашку. Связали по рукам и ногам. И даже деньги, что я получать буду, своей зарплатой не могу считать. Опять же, платит «золотой» папа. Как жаль, что мой родной таким не был.

Как хорошо, что он таким не был! Мажор – не самая приятная перспектива.

Но я сломаю этот ярлык, который на меня приклеило семейство Шумаковых. Будет моя семья – Сазоновых.

Семья, которую я создам сам.

С нелюбимой женщиной и нежеланным ребёнком.

Ксения

На контрольную по высшей математике сегодня не явилась. И грамматику по английскому прогуляла. Юлька – вместе со мной. Решила не оставлять подругу в беде. Мне могло бы быть стыдно за это, если б я не думала постоянно о том, как мне плохо. В унынии человек забывает обо всём, кроме себя самого. Становится эгоистом. И я – не исключение.

В ту ночь, когда ушёл Пашка, я долго не могла заснуть. Стояла у открытого окна в глупой надежде простудиться и заболеть (как будто мне это чем-то поможет!..) К счастью, не удалось. Потом долго слонялась по коридору. Ходила в гости к соседям, «стреляла» сигареты. Здесь этого добра всегда найдётся – выручат.

А потом ко мне присоединилась Юлька. Пришла и молча встала рядом. Какое-то время просто наблюдала за мной, потом изрекла:

– Ксюш, долго это будет продолжаться?

– Ты о чём? – будто я не понимаю!

– Сама знаешь. Но если хочешь, могу озвучить. Как долго ты будешь из-за этого убиваться?

– «Из-за этого»? – переспросила я, лишь бы потянуть время. Зная Юльку, отделаться короткими репликами не получится. Она вытянет из меня всё, но лишь для того, чтобы внутри горечи как можно меньше осталось. Она очень добрая и, пожалуй, единственная, кто так искренне ко мне относится. Может, потому что ей самой в жизни приходилось несладко.

– Дай, пожалуйста, – Юля берёт у меня сигарету, тушит её и бросает окурок в консервную банку. Студенческая пепельница – последний писк современной моды в декоре. – Ксюш, ты мне такой не нравишься.

– Я сама себе такой не нравлюсь.

– Давай поговорим, – просит Юля, и я понимаю, что сейчас это именно то, что мне нужно. Мы идём в мою комнату. Маши там нет. У неё, в отличие от нас двоих, личная жизнь налаживается. Юля включает чайник, достаёт из буфета кружки. Чай в пакетиках, дешёвый, невкусный. А дома всегда рассыпной завариваем. Но здесь в большом городе быт сильно упрощается. И то, что казалось привычным, традиционным раньше, в эти новые городские рамки уже не вписывается.

Я иногда скучаю по домашнему уюту, который не получается создать в этой комнате. Здесь слишком мало моего личного. А то, что есть, сливается с другими людьми, живущими по соседству. Общежитие – место объединения людей. И в то же время именно оно рознит их так, как ничто другое. В толпе легко затеряться и потерять свою уникальность. Но можно держать её внутри и не показывать никому. Я привыкла прятаться на людях. Находясь в компании, всегда существую внутри себя. И доверчивая, и пугливая одновременно.

А Юлька знает меня. И пытается понять. Поэтому только с ней я могу поговорить по душам.

– Что он сказал тебе? – спрашивает она, конечно, имея в виду Пашку. – Ты после его ухода совсем никакая. Обидел? Гадостей наговорил?

– Да. А чего ещё от него ожидать?

Повторяю фразу, слышанную много раз от других. Но сама я в это не верю.

Не верю, что он во всём такой плохой, как о нём говорят. Я знаю его другим.

Я помню.

– Ксюш, – продолжает разговор Юлька, – если ты от него ничего хорошего не ждёшь, тогда зачем подпускаешь его так близко? Скажешь, что дело в сексе, – не поверю. Может быть, он и мастер (я не знаю), но это точно не повод. Особенно для тебя.

– Нет, дело не в этом.

– А в чём? – Юлька смотрит прямо и вопросы задаёт напрямую. – Ты его так сильно любишь?

Киваю еле заметно.

– Да, первая любовь – она такая… – Юлька подсаживается ближе.

Чайник давно закипел и выключился, но нам обеим всё равно. Сидим рядом, склонив друг к другу головы и вздыхаем. Две подружки, одна из которых – дура.

– Так что он тебе сказал, Ксюш? – вновь спрашивает Юлька. – Впрочем, если не хочешь, то не отвечай. Это личное.

– Наговорил столько всего!.. – вспоминаю я. – Что я знала, на что шла. Что оставаться со мной он не собирается. И всё в том же духе.

– Ясно. И что ты думаешь делать?

– Хороший вопрос. Если по правильному – забыть его, вычеркнуть из своей жизни и продолжать, как ни в чём не бывало.

– А если по-настоящему?

Молчу и отрицательно мотаю головой. Всё, слова иссякли. Дальше за меня говорят наполненные слезами глаза. Я ждала их раньше, но слёзы тоже коварны. И проливаются не всегда, когда этого хочется. Я не люблю плакать на людях. Мне сразу становится стыдно. Даже перед Юлькой. Но она, кажется, готова заплакать вместе со мной.

– Ксюш, честно говоря, я не знаю, что посоветовать в такой ситуации. Сказать «забудь» – просто, если сама ничего подобного не чувствую. Ты влюбилась в него – что ж… Прими как есть. В этом ничего плохого. Наоборот, любовь придаёт человеку сил, окрыляет его. Конечно, хочется, чтобы она была взаимной. Хотя насчёт этого я не совсем уверена. Твой Пашка – очень мутный тип. Но что-то в нём есть такое… – она замялась. – В общем, я думаю, он врёт, и ты ему небезразлична.

Вытираю слёзы.

– С чего ты это взяла? – спрашиваю, в надежде услышать что-то, что убедит меня в правоте Юлькиных слов.

– Ну, я тебе об этом давно говорила. Он точно питает к тебе симпатию. И, возможно, нечто большее. Только что-то ему мешает признаться в этом. Даже не тебе признаться, а себе самому. Как будто это сделает его другим… слабым, что ли…

– В глазах этой Милады?

– Её присутствие тоже играет роль, – соглашается Юлька. – И она ему для чего-то нужна.

– Больше, чем я?

– Получается так.

По сути, Юлька подтверждает то, о чём я и сама думаю. Да, Пашка, далеко не положительный герой. И у него много недостатков. И сам он весь порочный. Но иногда, ловя на себе его взгляд, я ощущаю что-то, что он тщательно пытается скрыть. Он прячется за маской грубости, дерзости, жестокости. Ему привычен этот образ. Лучшая защита – это нападение. И Пашка это знает наверняка. Что же такого у него там, внутри, в самой глубине его сердца, что он так хочет это скрыть? Он ведь не всегда злой. Каким он был тогда, в ночном парке!.. Выпал первый снег, и всё совершилось впервые. Я помню каждую деталь. И вряд ли когда-нибудь забуду. Первая любовь, первый мужчина… А я бы дорого отдала, чтобы он стал единственным!..

Юлька спала у меня, и утром мы благополучно прогуляли первую пару. Потом вторую. А когда собрались идти на третью, в дверь постучали.

– Привет, девочки, – в комнату заглянул Фауст, и Юлька, увидев его, сразу отвернулась. – Новость слышали?

– Здесь каждую минуту новости, – пробурчала моя подруга, недовольная его появлением.

– Я про конкретную новость. Это связано с Женьком Селивёрстовым.

– Что с ним? – встрепенулась я.