Механическая принцесса

– Тогда кто же я? – спросила Сесили.

Уилл раздраженно вздохнул.

– Ты моя слабость.

– А Тесс – твое сердце, – задумчиво добавила Сесили. – Я же сказала, я не дура, – добавила она, увидев, как поразился брат. – Я знаю, ты ее любишь.

От этих слов у Уилла словно бы закружилась голова, и он приложил руку ко лбу.

– Ты кому-нибудь рассказала? Нельзя, Сесили. Никто об этом не знает – и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал.

– Я бы никому не сказала.

– В этом я и не сомневался, – хрипло пробормотал Уилл. – Должно быть, ты стыдишься брата. Запретная любовь к невесте друга…

– Я не стыжусь тебя, Уилл. Какими бы ни были твои чувства, ты стараешься их сдержать. Мне кажется, все мы хотим того, чего получить не можем.

– Правда? – удивился Уилл. – И чего же хочешь ты?

– Чтобы ты вернулся домой.

Влажная прядь волос прилипла к щеке Сесили, как будто бы лицо девушки было залито слезами, хотя Уилл и понимал, что сестра не плакала.

– Мой дом – здесь, в Институте, – вздохнул Уилл и прислонился головой к каменной арке. – Я не могу весь вечер спорить с тобой, Сесили. Если ты решила идти за мной прямиком в ад, я не могу тебя остановить.

– Наконец-то ты это понял. Я, впрочем, не сомневалась: ведь мы как-никак родственники.

Уилл поборол в себе желание снова встряхнуть сестру за плечи.

– Ты готова?

Сесили кивнула, и Уилл постучал в дверь.

Дверь распахнулась, и Гидеон возник на пороге своей комнаты, часто моргая, как человек, который только что вышел из темноты на яркий свет. Его рубашка и брюки были измяты, подтяжки сидели криво.

– Мистер Лайтвуд? – нерешительно произнесла Софи, державшая тяжелый поднос с булочками и чаем. – Бриджет сказала, что вы просили принести вам…

– Да, конечно. Входи.

Гидеон как будто очнулся ото сна и пропустил девушку внутрь. В комнате царил необычный беспорядок: в углу валялись ботинки, на спинке стула висели доспехи – Софи ужаснулась, подумав, как испортится обивка, – на тумбочке лежало недоеденное яблоко, а на кровати крепко спал Габриэль Лайтвуд.

Он был в одежде брата: брюки не закрывали щиколоток, а рукава рубашки – запястий. Во сне Габриэль казался моложе, а на лице его не было обычного напряжения. Одну руку он сунул под подушку.

– Не смог его разбудить, – сказал Гидеон, неосознанно обхватив себя руками. – Нужно было отвести его обратно в его спальню, но… – Он вздохнул. – Я и сам-то еле хожу.

– Он останется? – спросила Софи, опуская поднос на тумбочку. – Останется в Институте?

– Я… Я не знаю. Наверное. Шарлотта позволила ему остаться. По-моему, она его напугала. – Гидеон слегка усмехнулся.

– Миссис Бранвелл? – удивилась Софи, не терпевшая, когда критиковали ее госпожу. – Но ведь она добрейшая из людей!

– Да. Именно этим она его и напугала. Она обняла его и сказала, что, если он остается здесь, об инциденте с моим отцом все забудут. Не знаю, правда, о каком именно из инцидентов она говорила, – иронично добавил Гидеон. – Скорее всего, о том, когда Габриэль поддержал отца в стремлении захватить Институт.

– Разве она имела в виду не сегодняшнее происшествие? – Софи поправила выбившийся из-под чепца локон. – С…

– С гигантским червем? Нет, как ни странно, нет. Впрочем, мой брат никогда не ожидает прощения. Ни за что. Он понимает только жесткую дисциплину. Вероятно, он считает, что Шарлотта пытается обвести его вокруг пальца или просто сошла с ума. Она выделила ему комнату, но все это, похоже, привело его в ужас. Он пришел ко мне, чтобы обсудить ситуацию, и заснул. – Гидеон вздохнул и посмотрел на брата со смесью гордости, раздражения и тоски, отчего Софи прониклась к ним сочувствием.

– Ваша сестра… – начала она.

– О, Татьяна здесь и на минуту не останется, – сказал Гидеон. – Она уехала к Блэкторнам – родителям ее мужа, и слава богу. Она не глупа – вообще-то она считает себя очень умной, – но слишком эгоистична и бесполезна, к тому же они с братом друг друга недолюбливают. Представляешь, Габриэль не спал уже несколько дней. Он сидел в этом огромном доме, ждал, когда отец выйдет из библиотеки, стучал в дверь и не получал ответа…

– Вы пытаетесь его защитить, – заметила Софи.

– Само собой, он ведь мой младший брат.

Подойдя к кровати, Гидеон погладил Габриэля по голове. Юноша беспокойно дернулся, но не проснулся.

– Я думала, он не простит того, что вы пошли против отца, – сказала Софи. – Вы сказали, что боялись этого – боялись, что он сочтет ваши действия предательством имени Лайтвудов.

– Похоже, у него уже появились вопросы к имени Лайтвудов. Как и у меня, когда я был в Мадриде.

Гидеон отошел от кровати.

– Простите, – произнесла Софи, наклонив голову. – Мне жаль вашего отца. Что бы о нем ни говорили, что бы он ни сделал, он все-таки был вашим отцом.

– Но, Софи… – Гидеон повернулся к девушке.

Она не поправила его, хотя он и назвал ее крестным именем.

– Я знаю, он опозорил вас, – сказала она, – но вы все равно должны его оплакать. Никто не может разделить с вами печаль – она принадлежит вам и только вам.

Гидеон легонько коснулся пальцами ее щеки.

– Знаешь ли ты, что твое имя означает «мудрость»? Тебе оно очень подходит.

– Мистер Лайтвуд… – замялась Софи.

Но его пальцы уже скользнули к ее уху, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Софи, – прошептал он, и губы их соприкоснулись.

Поцелуй стал глубже. Софи положила руки на плечи Гидеону и тут же устыдилась своих грубых, заскорузлых из-за вечной стирки и уборки пальцев, но Гидеон, похоже, вовсе не замечал этого. Она шагнула ближе к нему и оступилась, Гидеон наклонился, чтобы ее поддержать, но не успел, и они оба повалились на пол. Щеки Софи вспыхнули от смущения – боже, ведь он решит, что она специально уронила его, что она на самом деле – распутница, жадная до страсти. Чепец слетел с головы, и темные локоны упали на лицо. Софи лежала на мягком ковре, а над ней возвышался Гидеон, снова и снова повторявший ее имя. Не в силах справиться со стыдом, она повернула голову и заглянула под огромную кровать.

– Мистер Лайтвуд, – сказала она, приподнявшись на локтях, – что у вас под кроватью делают булочки?

Гидеон замер, как кролик в западне.

– Что?