Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем

– Ох, Аника. Для них останешься чужаком и через сто лет.

– Но вы ведь тоже не из этих мест, но вас уважают, и, я уверена, при необходимости за вас вступятся.

Она хмыкнула:

– Уважают. И побаиваются. Потому как кто еще будет их лечить в этой глуши? Только я исключение, и на вас с Леей оно не распространяется.

Несколько минут мы молча шли до поляны, на которой растут травы, ради которых мы с рассветом вышли из дома. До нее еще довольно далеко, и я переживала о Лее, которая до обеда осталась в доме одна. Но это уже не первый раз, когда мы вот так ее оставляем. Жизнь в деревне быстро приучает к самостоятельности даже маленьких детей. Брать же ее с собой в такую даль было нельзя – ребенок устанет быстрее, чем мы пройдем четверть пути.

Внезапно Лианем спросила:

– Неужели так заметно, что я не отсюда?

– Заметно… Мне заметно.

Снова помолчали.

– Ты права. Когда-то я жила в Бравеле, главном городе провинции Ливерия, что в двух неделях пути отсюда.

Я уже знала, что государство, в котором я очутилась, называется Аллирия. Оно поделено на несколько провинций, и меня занесло в Варнев.

Мы обошли небольшой овраг, стараясь не нацеплять на юбки репей, и старушка снова заговорила:

– Сейчас кажется, что все это было не со мной. Я тогда молодая была, – она с грустью на меня посмотрела. – Такая, как ты, наверное. Любила работать с отцом в губернаторской оранжерее, знала о цветах все. А какие выращивала розы! Сама леди Розалинда, жена губернатора, приходила ко мне и спрашивала, что я для этого делаю…

Мы остановились немного передохнуть, я прислонилась к широкому стволу дерева, каких в нашем мире и не видела, и привела по его шершавой коре ладонью. Лианем глубоко ушла в воспоминания, опершись на свой походный посох. На ее лице блуждала улыбка.

– …А потом появился он: молодой лорд Варнинг. Я тут же в него влюбилась. Такой красивый, веселый, благородный… Вокруг него всегда вились такие же благородные леди. Но он обратил внимание на меня – так мне тогда казалось. – Она грустно усмехнулась. – Это я потом поняла, что он мне улыбался, чтобы я ему цветы покрасивее срезала, а потом в нем просто азарт взыграл: я ведь ни под каким предлогом не соглашалась в какой-нибудь каморке покорно пасть в объятия столь прекрасного кавалера. Где ему было понять, что я просто берегла себя для единственного, женой которого мечтала стать? А когда я ему об этом заявила, рассмеялся. Это меня жутко ранило, ведь я, глупая, надеялась, что именно он станет этим единственным. Где была моя голова? Ведь родители не раз втолковывали, что благородный никогда не женится на простолюдинке, пусть даже и с зачатками магии. Если бы он тогда отступился, моя жизнь была бы совершенно другой, более счастливой и легкой…

Женщина тяжело вздохнула и продолжила путь, я же молча последовала за ней, боясь неосторожным словом спугнуть эти откровения.

– …Молодой виконт слишком любил получать все, что пожелает, даже если это неприметная садовница. Однажды он пришел ко мне и… позвал замуж. Я обрадовалась. Ты бы знала, как я тогда обрадовалась! Вот только потом он добавил, что его родители будут против этого мезальянса, а потому единственный способ пожениться – это сбежать и обвенчаться в каком-нибудь селе в храме Пресветлого. Так и оказалось, что я, никому ничего не сказав, сбежала из дома. Эх, дуреха, даже с сестрами не поделилась! Ведь обещала ему… Только вот до храма мы так и не доехали. Остановились по дороге в каком-то трактире, а там «только один свободный номер». – Она грустно на меня посмотрела, но было видно, что у нее уже давным-давно все переболело, и сейчас она просто делилась своей историей. – Трудно ли уговорить влюбленную девушку, которая уверена, что ее благородный возлюбленный завтра на ней женится? – Ответа, конечно, не требовалось, и она, помолчав, продолжила: – А утром он, ничего не говоря, просто отвез меня обратно. Не буду тебе рассказывать, что меня ожидало дома, – невесело усмехнулась, – но со временем родные смягчились, когда поняли, в какое глухое отчаяние я впала. Честно говоря, следующие несколько месяцев я помню с трудом. Кажется, что-то ела, спала, что-то делала. Предательство ударило по мне слишком сильно. Еще оказалось, что я беременна и на таком сроке, что избавляться от дитя поздно. Апатия слетела сразу, только вот сестры… Они ведь младше меня и совсем скоро должны были войти в пору замужества, а тут такой позор для семьи, на них бы никто и не посмотрел после такого. И так уже ходили неприятные слухи обо мне – виконт ни от кого ничего и не думал скрывать. В общем, отец мне дал денег, сколько мог, посадил в караван и отправил подальше с глаз к какой-то его дальней родственнице. И путь наш лежал по границе с государством Гургунов. Хотя какое там у них государство? Одно слово – кочевники! Вот они-то на караван и напали и всех, кто остался после этого в живых, угнали в рабство.

– И вас? – ужаснулась я.

– И меня, – тихо ответила женщина и надолго замолчала. Я уже думала, что рассказ на этом окончен, как она продолжила: – У них я и научилась разбираться в травах – помог опыт в оранжерее и слабенький дар. Часто только это умение и спасало таких же рабов, как я, от неминуемой смерти. Через пять лет мне удалось бежать.

За этими короткими фразами крылось столько, что у меня волосы на голове зашевелились. Ведь она не сказала, ни куда делся ее ребенок, ни что она делала в плену, ни как с ней обращались. И уточнять и переспрашивать я точно не стану. Но, зная о нравах кочевников нашего мира, можно понять очень многое.

– Вот так я и оказалась здесь, в этой деревне.

Я шла, пытаясь проглотить горький ком в горле. Наконец, спросила:

– Лианем, а вы не пытались вернуться?

– Куда? – искренне удивилась она. – В Бравель? – потом помолчала и добавила: – Из Бравеля уходила одна Лианем, а вернулась бы совершенно другая. Для этой, другой, подходит вот эта глухая деревня, и нет хода в прошлое, – закончила она.

Я поняла, что больше эта тема подниматься не будет.

В тот день мы вернулись позже, чем планировали. Было видно, что знахарке тяжело дался этот день. И кажется мне, что не в последнюю очередь из-за настигших ее воспоминаний.

ГЛАВА 6

Море под скалой, на которой я сидела, мерно билось о нее, расслабляя и даря умиротворение. Звезды на небе сияли и манили таинственной и притягательной красотой. Соленый бриз обдувал лицо. Казалось, что я сижу не на скале, а на вершине мира. Дышалось легко и свободно, было ощущение, что все проблемы такие мелкие и неважные на фоне прекрасного огромного мира, что и задумываться о них не имеет смысла.

И я позволила себе несколько минут просто любоваться окружающей меня красотой.

Однако долго наслаждаться легкостью, которое дарило это место, не получилось. Мысли так и норовили возвратиться к тому, что происходило последнее время.

Я уже два месяца живу в этом мире. Токсикоз меня не мучил, а сама я слегка округлилась в стратегически важных местах и снова ощущала себя красивой – в суете и заботах там, на земле, я утратила это чувство. Сейчас же я ловила на себе заинтересованные взгляды местных мужчин, хоть и не понимала, что они умудрялись разглядеть под мешковатым платьем, которое мне выделила знахарка. Мое, как она сказала, для этих мест не подходит, и просто спрятала его в сундук.

Внимание местных мужчин меня мало вдохновляло – слишком уж они заросшие и угрюмые, и поначалу я их побаивалась, – но тешило мое женское самолюбие.

В деревенскую жизнь я погрузилась с интересом. Конечно, мне адски не хватало нормального туалета, привычной плиты и стиральной машины, да и вообще очень многих вещей, но я училась жить в новых реалиях. Особенно тяжело было приноровиться к печке. Оказалось, что проблема не только правильно ее затопить, но и готовить так, чтобы ничего не сжечь и сделать вкусно. И это, по моему убеждению – целое искусство! Ведь за тем же хлебушком здесь в магазин не сбегаешь, все нужно готовить самой, не забывая постоянно обновлять опару.

Мы с Лианем пекли один раз в неделю сразу семь буханок. Она рассказала, что у них в деревне есть обычай называть каждую согласно дню недели[3 - Обычай печь хлеб на всю неделю и называть его по дням недели в некоторых местах был и в нашем мире, на Земле.] и есть булки только в свои дни. Это, скажу я вам, определенная дань уважения хлебу. И неудивительно, ведь чтобы его испечь, нужно соблюсти целый ритуал. Одна опара должна готовиться в течение всей недели, и если ее загубить, то можно остаться и без хлеба. Конечно, можно попросить опару у соседей, но для любой хозяйки это считалось не очень хорошим признаком, чуть ли не сглазом, а народ тут мнительный и суеверный.

Спасибо Лианем – всему меня учила, правда, не без ворчания, а пару раз так и вовсе из избы выгоняла, чтобы не переводила продукты, но сейчас я уже освоилась с печью и этим гордилась!

С деревенскими все тоже пошло на лад. По крайней мере, ко мне относились вполне благосклонно. Даже взяли в местную женскую артель, которая состояла из одиноких старух и вдовиц. Все-таки Лианем со своими возможностями нас зимой не прокормит. Эта артель занималась тем, что более молодые женщины в небольших лодках выходили недалеко в море и ловили рыбу, а те, кому это уже не под силу, занимались ее заготовкой. В море меня пока не пускали – я помогала на берегу и была этому даже рада.

У артели было и небольшое пшеничное поле, и огород, только меня туда пока не допускали – я не принимала участия в пахоте и севе, и делиться со мной урожаем не хотели.

В этой артели работала и Фаина, но со мной она старалась не общаться и вообще сторонилась.

Один раз на какой-то местный праздник мы ездили в соседнее село. Оно по местным меркам считалось большим и имело свой Храм Пресветлого. Лианем с нами не поехала – она всю эту суету не любила.

Мне поездка запомнилась нескончаемым гомоном и одной неожиданной встречей.

Артельские женщины продали заезжим купцам немного рыбы, и мне перепало несколько нисов[4 - Фарлинг – золотая монета; линг – серебряная монета; нис – медная монета.], на которые я купила для Леи сладкий крендель и кое-какие мелочи, нужные в хозяйстве. Девочка была в восторге, без конца улыбалась и заряжала своим позитивом, словно солнышко. Она держала меня за руку и с гордостью вышагивала рядом.

– Лея? Ты ли это, малышка? – раздался из толпы мужской голос, и к нам вышел незнакомый бородач. – Что? Не помнишь дядюшку Леба? И немудрено, в прошлом году ты была совсем крошкой. Доброго дня! – это уже мужчина обратился ко мне. – А где родители Леи?

Я растерялась от такого напора и неожиданности.

– Папа погиб в море, – вместо меня ответила Лея, тут же погрустнев.

– Ох… – мужик посерьезнел. – А Фаина, твоя мама?

– Фаина больше не моя мама, – прямо глядя ему в глаза, ответила девочка.

У мужика от таких слов брови поползли на лоб. У меня самой подобное из уст маленькой пятилетней девочки вызвало оторопь.

– Извините, – попыталась я сгладить ситуацию, – я родственница настоящей матери Леи и с разрешения Фаины забрала ее к себе. – Мужик переводил недоумевающий взгляд с меня на Лею и, видимо, никак не мог уложить эти новости в голове. – Извините, нам пора.

Я вежливо улыбнулась и потащила Лею к повозке, на которой нас привезли. Такой замечательный день был омрачен. Но деревенские домой еще не собирались, маячить у повозок не было никакого смысла, и мы вернулись на базар. Лея умудрилась познакомиться с каким-то мальчишкой, и они побежали что-то рассматривать у забора. Потеряться здесь было невозможно, и я за нее не волновалась. К тому же ее рыжую шевелюру без труда можно заметить среди темных макушек местных.

– Девушка, мы можем поговорить?