Секрет

Пути на волю не было. Бриджит забарабанила в дверь, но та оказалась такой толстой, что поглотила шум. Провела пальцами по стенам в надежде, что кирпичи держатся неплотно, но ни один не дрогнул и не пошевелился. Снова посмотрела на руки. В детстве в наказание за плохое поведение ее часто запирали в комнате. Этот подвал странным образом напоминал прежнюю обстановку – вплоть до плохой картины из семидесятых над кроватью. Когда отец ее запирал, брат непременно находил способ принести еду, и она сидела в одиночестве: без телевизора, без общения с семьей. Строгость отца проявлялась и на службе, в полиции. Да и сама Бриджит выбрала эту работу во многом благодаря ему. Ничего страшного, она справится. Сумеет отсюда выбраться. Обязательно сумеет.

Внезапно послышался звук ключа в замке. Хромая, Бриджит добралась до кровати, легла и почти полностью закрыла глаза; оставила лишь маленькую щелку между ресниц, чтобы видеть, что происходит. Дверь медленно приоткрылась, и в комнату вошел молодой мужчина. Сама не понимая почему, Бриджит совсем не испугалась. Напротив, сразу, хотя и без причины, почувствовала, что ему можно доверять. Странное ощущение противоречило всем правилам полицейской службы. Она поднялась и села на кровати.

– Проснулась? – Мужчина принес еду. Поставил поднос на стул и опустился рядом. В голове мелькнула мысль: «Ты не Сэм». Незнакомец убрал с ее лица волосы и поцеловал в щеку.

– Почему я здесь? – собственный голос показался странным, чужим.

– Прости, Бриджит. Просто пытаюсь защитить тебя от опасности. Знай, что я всегда на твоей стороне.

– Мне нужно срочно связаться с Сэмом.

– Я с ним разговаривал. Он приедет за тобой, как только сможет, а сейчас велел сказать, чтобы ты вела себя тихо.

– Правда? – растерянно спросила Бриджит. – Можно ему позвонить?

– Прости, но пользоваться телефоном очень опасно. За нами постоянно следят. – Человек показал на камеру в темном углу возле окна: Бриджит ее не заметила. – Как только появится возможность, сразу переправлю тебя в надежное место. Не обижайся, моя хорошая. – Он положил руку на плечо. Удивительно, но прикосновение оказалось приятным, успокаивающим. – А сейчас надо поесть. Поддержать силы.

Бриджит посмотрела на поднос. Кем бы ни был этот человек, он знал, что ей нравится. «Лукозейд» любила с детства. Брат обычно покупал бутылку по дороге из школы и тайком передавал, когда она сидела взаперти. И красное яблоко здесь было. Она любила красные яблоки. В детстве вытаскивала семечки и выкладывала из них узоры. Они с братом изобрели собственный тайный язык и с помощью яблочных семечек передавали друг другу сообщения. А еще на подносе оказался йогурт с ложечкой и сэндвич с курицей, листьями салата, майонезом и горчицей на зерновом хлебе. Отлично. Но откуда он все это знает?

Человек улыбнулся. Обнял, привлек и коснулся губами губ. Мысли путались. Никак не удавалось вспомнить, как его зовут. Она ответила на поцелуй. Губы оказались мягкими и пахли сигаретами. Словно в тумане, Бриджит погладила небритую щеку. Он поцеловал жадно и опрокинул на кровать. Она вцепилась в его одежду, отчаянно стремясь ощутить безопасность. Почему-то не сомневалась, что в страстных объятиях найдет утешение и покой. Сбросила трусы, и они вместе спрятались под одеяло. Бриджит забралась наверх: под тяжестью его тела нога болела. Быстро расстегнула молнию на куртке; он тут же запустил ладони и принялся гладить. «Боже, до чего же хорошо!»

Когда они вместе двигались, очень хотелось, чтобы незнакомец не уходил, а все время оставался рядом, но почему-то было ясно, что это лишь украденный миг, что времени мало. Человек защищал; он не мог держать ее в плену. Тело пылало. С Сэмом она никогда не испытывала подобного экстаза. Или испытывала?

Потом он встал, натянул брюки и, глядя на нее сверху вниз, застегнул молнию. Подал спортивную куртку с капюшоном, и Бриджит прикрыла плечи и грудь. Улыбнулся и ушел за занавеску, в туалет. Бриджит схватила сэндвич и молниеносно проглотила. Йогурт не тронула, но ложку спрятала в карман. Жадно выпила «Лукозейд». Незнакомец подошел к кровати. Взял стоявшую возле стены большую сумку, покопался в глубине и протянул бутылку воды. Бриджит благодарно приняла.

– Скоро вернусь. Обещаю. – Он шагнул к выходу, но тут же остановился. – Забыл: надо принять антибиотик, чтобы нога не воспалилась.

Достал из кармана упаковку и протянул две таблетки. Бриджит положила их на язык и запила водой из бутылки. Сразу захотелось в туалет. Когда вернулась из-за занавески, человек исчез вместе с пустым подносом. Жалко, что яблоко тоже унес.

Бриджит подошла к двери и дернула ручку. Заперто. С трудом вернулась к кровати: голова закружилась. Не надо было принимать эти таблетки. Что же происходит? Снова очень захотелось спать. Она подняла ногу на кровать и размотала повязку. Рана оказалась не такой страшной, как представлялась. Уже начала затягиваться. А когда это случилось, было очень больно: стекло застряло глубоко. Воспоминания ускользали все дальше и дальше, словно растворяясь в густом тумане.

Вдруг послышался царапающий звук. Бриджит обернулась. Звук доносился сзади, из угла. Кто-то скреб стену. Но не человек: удивительно, но в углу сидела собака, причем странно знакомая – коричневая, с белыми пятнами. Совсем как ее давний любимец, Уилберфорс. Пес скреб бетонный пол, пытаясь прорыть ход и выбраться на волю. Звук частого дыхания успокаивал, напоминал, что рядом есть кто-то живой.

– Эй, песик! – позвала Бриджит.

Как он мог здесь оказаться?

Собака тут же перестала скрести, подбежала к кровати, послушно села и горячо задышала в лицо. Непонятно, как такое могло случиться, но это действительно оказался Уилберфорс: на ошейнике красовалась медная бляшка с большой буквой «У». Уилберфорс умер, когда Бриджит было тринадцать лет. Должно быть, это сон. Пока она смотрела, собака легла на пол и захрипела. Глядя, как отчаянно та ловит воздух, Бриджит вспомнила, как нашла Уилберфорса мертвым. Его сбила машина. Ужасно, но сейчас все происходило заново: из-под собаки сочилась кровь. Красная лужа покрыла пол и начала подниматься. Бриджит запаниковала. Что было в этих таблетках? Легла, постаралась успокоиться и совладать с мыслями.

– Это неправда, неправда, – твердила громким шепотом.

Бриджит лежала на кровати, а красная вода уже плескалась рядом, заливала покрывало. Волны становились все агрессивнее, и она ощущала их вкус. Руки, ее собственные руки, стали красными. Может быть, так проявилось чувство вины за то, что случилось с Ди? Если бы она внимательно следила за происходящим, Ди не погибла бы.

«Прости, прости, Ди. Это неправда, неправда».

Кровать качалась. Бриджит лежала неподвижно. Ощущение напомнило, как в детстве она играла с мамой в прятки. Залезала под пуховое одеяло и не дышала, пока та лихорадочно обыскивала дом. До сих пор не знала, действительно ли хорошо пряталась, или мама искусно подыгрывала. Первое объяснение казалось менее вероятным. Наконец качка прекратилась. Время медленно тянулось. Бриджит осторожно приоткрыла глаза. Красная вода исчезла, а вместе с ней пропал и Уилберфорс. Комната вернулась в нормальное состояние. Если не считать страшной головной боли, наступило успокоение.

Бриджит снова перевязала рану на коленке, осторожно поднялась с кровати, взяла стоявшую возле туалетного стола табуретку и отнесла к камере, стараясь оставаться вне поля зрения. Залезла на табуретку и потянула за отходивший сбоку провод. Провод свободно поддался и повис, ни к чему не прикрепленный. Обрезан. Оказалось, камера здесь просто для вида.

Зачем же он сказал, что за ними следят?

Убедившись в безопасности, Бриджит ухватилась за край кровати и потянула. Громоздкая железная конструкция оказалась тяжелой, но упрямства ей хватало. Нога болела. Сознание начало проваливаться, память снова ускользала. Она нащупала в кармане украденную с подноса ложку. Надо нацарапать на полу послание – на тот случай, если снова все забудет. Только нельзя писать на видном месте. Бриджит подошла к дальнему концу кровати и увидела это. Кровь застыла от ужаса.

Оказалось, что послание уже написано. Рядом со словами лежала металлическая ложка со стесанным почти до основания концом. На полу было нацарапано ее имя – много раз подряд, снова и снова. Слова наползали одно на другое, почерк становился все более невнятным. Значит, она здесь уже давно. И уже делала это.

Что случилось с памятью?

Бриджит опустилась на колени и опять принялась царапать свое имя. Еще и еще. Рука устала и заболела. Голова раскалывалась, подступала тошнота. Что же, черт возьми, это за человек? С ним было так хорошо. Хотелось, чтобы он остался. С кем она переспала? Попыталась найти в сознании имя. Ничего не получилось. Так и не смогла вспомнить. Что, если и это тоже галлюцинация? Какие таблетки он дал? Может быть, все-таки удастся вспомнить? Спать не хотелось – чтобы снова все не забыть. Бог знает, сколько раз уже забывала. Бриджит легла на кровать и сжала ладонями виски, чтобы остановить мучительное головокружение. Веки отяжелели, сон подкрался ближе и начал неумолимо затягивать, затягивать во тьму…

Глава 10

Шрам

Сейчас

В утреннем сумраке Имоджен босиком прошлепала по коридору. Сначала решила принять горячую ванну, но передумала. Не хотелось лежать в воде и смотреть на след от раны на животе. После отъезда из Плимута предпочитала душ, чтобы не видеть собственного тела. Хотя шрам уже побледнел и стал розовым, надежнее притвориться, что его вообще не существует. Впрочем, проблему составлял не только шрам. Посмотрев вниз, Имоджен увидела еще и след от пули, полученной в деле учителя. За несколько последних недель рана зажила и превратилась в аккуратный багровый кружок. Она беспокоила меньше и не доставляла таких мучительных страданий, какие пришлось пережить после ранения в Плимуте. Имоджен прикрыла глаза, и горькие воспоминания не заставили себя ждать. Отъезд из Плимута. Перевод в Эксетер. Сэм. Шрам.

Она включила душ. Нельзя застревать в прошлом. Поэтому каждое утро подолгу колотила грушу, которую повесила в саду. В солнце и в дождь упорно, руками и ногами, пробивала обратный путь на службу. И все же не могла смотреть на себя, пока не укутывалась спасавшим от грустных мыслей полотенцем. Уже дважды едва не погибла. Дважды провалила задание. Дважды ее пришлось спасать. Все, больше никогда. Имоджен надела мешковатые походные штаны, свободную футболку-реглан и отправилась на работу.

Подъехала к дому Эдриана и постучала, однако ответа не последовало, хотя он точно был дома: велосипед стоял пристегнутым к перилам крыльца. Снова забарабанила в дверь. Штора на втором этаже шевельнулась, а потом на лестнице послышались шаги. Дверь распахнулась, и напарник появился, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца.

– Хорошо провел ночь? – Имоджен улыбнулась. Эдриан застонал.

– Который час?

– Пора ехать, Майли. Быстрей одевайся. – Посмотрела на его брюки: натянуты, но не застегнуты. Носки и рубашка вообще в руке.

– Как поживает моя старушка? – Эдриан отдал Имоджен свою машину после того, как в конце последнего дела они вместе разбили ее собственную. Сэм никогда бы так не расщедрился. Во многих отношениях Эдриан оказался лучшим напарником.

– Ужасно, Майли, но я все равно глубоко благодарна. И все же придется купить что-нибудь менее подходящее для странствующего торговца средних лет.

– Перестань ругать мой замечательный автомобиль. – Эдриан натянул рубашку через голову: вчера стащил, не расстегнув.

– В выходные как раз собираюсь заняться покупкой; если желаешь, можешь помочь. – Имоджен услышала, как наверху в туалете спустили воду, и вскинула брови. Майлз смущенно отвел взгляд. Теперь ясно, почему проспал. Поспешно надел ботинки и взял ключи.

– На выходные приедет Том.

– Так возьми его с собой. Полагаю, парень разбирается в машинах лучше тебя.

– Эй, поосторожнее с выводами! Это я научил сына всему, что он знает.

– Как скажешь. – Имоджен вернулась к машине и села за руль.

– Ты ее не заперла? – уточнил Майлз.

– Поверь: можно было оставить дверь открытой и мотор включенным. Даже тогда это барахло никто бы не угнал. Не обижайся, Майли. Ничего личного.

Едва войдя в отделение полиции Эксетера, Эдриан и Имоджен заметили, что старший детектив-инспектор Фрейзер изо всех сил пытается незаметно для остальных привлечь их внимание. Ужимки выглядели настолько забавно, что напарники не удержались и с усмешкой переглянулись. Фрейзер относился к тем немногим людям, кому Майлз доверял – насколько вообще обладал способностью кому-то доверять. Конечно, о безусловном доверии речь не шла, и все же было в этом человеке какое-то простодушие: постоянно поднятые брови создавали впечатление, что он только что узнал нечто удивительное и, наплевав на конфиденциальность, готов поделиться новостью с первым встречным. Детективы вошли в кабинет и закрыли за собой дверь.