На разных языках. Руководство по выживанию в Европе, или О чем не рассказывают туристам

Нильс умеет кричать

«Гольф» Нильса глох уже второй раз.

– Ты действительно хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?

– Кейт, у тебя же есть права – в чем дело? – Нильс требовал отвезти его домой из летнего домика за городом на ферму. Хозяин слегка выпил, и его, вероятно, тянуло на подвиги.

Я повернула ключ зажигания.

– Я давно не водила.

– Ну и что, у тебя же есть права!

– Да… Но практики было немного.

Я решила не рассказывать, что обычно в России сначала получают права, а потом учатся водить.

– Если научилась один раз, уже не забудешь. Так что поехали.

Два раза меня отправляли с экзамена, хотя теорию сдала сразу. На третью попытку экзаменатор выпустил в меня весь пар от первых трех соискателей «Была бы моя воля, выгнал бы вас всех к чертовой матери!» Я оправдывалась, что права нужны за границу – для корочки. Мужичок, закрутив ус, произнес: «Ну, немцев-то подави, подави, им полезно!» и вывел «зачтено» в экзаменационный лист. В тот вечер мы обмывали права. Кто-то орал во все горло: «Катька, я теперь вообще не буду через дорогу переходить!»

Нильс так легкомысленно отнесся к моим предупреждениям, потому что в Европе (не только в Дании) процедура получения водительского удостоверения дорогостояща и утомительна. За один час вождения иностранцы платят порядка 25—50 евро, и пока не научатся ездить (хорошо ездить), права им никто не даст! Даже по великому знакомству. Нильс с упоением рассказывал, как в Дании водители уважают друг друга и как просто здесь ездить. Не то что, например, в Испании, где в багажник его датского соседа, остановившегося на желтом светофоре, втреснулись 20 машин. Датчане предельно осторожны на дорогах, потому что ремонтировать свои автомобили стоит здесь – и это не выдумка – порой скандинавского месячного заработка…

Наконец-то вырулила из ворот. И, кажется, благополучно. Ну, Нильс, прокачу тебя с ветерком!

– Что? – он странно поглядывал на мой свитер с дырочками и краснел. Я заранее продумывала алгоритм действий, если он положит руку мне на коленку.

– Получается, говорю! – я была в восторге.

Мы ехали по узкой проселочной дороге вдоль леса.

– Теперь сюда сверни!

Меня удивила доверчивость, с которой Нильс сел со мной за руль. Он даже не боится за старый «фольксваген», который здесь стоит в два раза дороже, чем во всех нормальных странах? Вот что значит – датская вера в систему.

– Теперь сюда.

– Понятно.

– Третью переключай.

– Ок.

Я развила скорость до девяноста. После четырех вечера на дорогах практически нет машин, а после семи – и вовсе. Типично датская особенность. Сейчас шестнадцать тридцать. Небо намекало на ночь. Проезжая мимо соседней деревни, я не увидела на улице ни души. В России в это время все только начинается… Мои философские раздумья прервал Нильс:

– Кейт, что ты делаешь! Поворачивай! Скорость сбавь, говорю! Скорость! Ру-уль!

В тот вечер я поняла, что Нильс умеет кричать. Красные придорожные столбики отскакивали из-под колес, как дрова из-под топора дровосека. Он дернул ручник – машина остановилась посреди кустов, поддев странный зеленый ящик. Хозяин пулей вылетел из «фольксвагена» – я приходила в себя.

– Вон из машины! – думает, он один испугался?

Зеленый ящик оказался электрогенератором с кучей проводов внутри… Он проверил, все ли в порядке, прыгнул за руль, и мы, озираясь по сторонам, уехали.

– Нильс, ты сердишься на меня?

Он не улыбался.

– Не сержусь, но про машину забудь.

Утром хозяин первый сказал мне «Привет!» – я заметила, он не мог смотреть на меня без улыбки: «Ну что, продолжим уроки? Машина Хэлены еще цела!» Я сама предложила оставить мою зарплату на ремонт «гольфа». Он обещал подумать, чем только добавил головной боли.

Журналист

© Сергей Корсун

Когда я зашла в свой датский класс, он напомнил мне начальную школу много лет назад. «Дети» чинно сидели, положив перед собой тетради, учебники и пенал. Датская учительница Дитта возбужденно тараторила на своем языке. Карина перевела, что к нам придет журналист из издания Jydske Vestkysten (ежедневная «районная» газета с заголовками «Пора урожая», «В городе объединяются два магазина», «Жертвам ограбления вернули похищенное»). «И еще, – умоляюще добавила она, – скажите, пожалуйста, что-нибудь хорошее о школе».

Я ожидала увидеть черного от сигарет мужичка с камерой на худеньких плечах, для которого слово «журналистика» давно уже стала синонимом рутины. В класс зашел довольно свежий мужчина средних лет. Массивный «Олимпус» казался миниатюрным на фоне его живота. Репортер выглядел счастливым и бодрым. Он отвесил классу поклон и уселся на Лилино место у двери.

«Итак, начнем урок!» – сегодня на Дитте был черно-белый полосатый шарф и такие же гетры, надетые под мокасины. «Если ей к спине приделать пропеллер, то получится что-то среднее между Карлсоном и Винни-Пухом», – прошептал Паша. Я нагнулась под парту, чтобы скрыть приступы смеха. Соседка Ира тоже делала вид, что ищет что-то под столом.

«Всем привет!» – дверь с грохотом растворилась, явив классу Лилю. Подруга с недоумением уставилась на свое непустующее, место. В следующий момент она уже подлетела к журналисту и хлопнула его по плечу: «Ты новенький? Ну ладно, сиди! Но на будущее – это мое место!» – и, улыбнувшись ему своей самой ослепительной улыбкой, уселась на соседний стул. Представитель местной прессы в оцепенении, как реагировать на этакое дружелюбие (в Дании даже закадачные друзья друг с другом так не здороваются), глупо улыбался. Держаться нету больше сил. Мы с Ирой, Паша и еще полкласса зашлись в истерике. Дитта раздумывала, бежать ей отсюда или присоединиться к общему веселью.

– Да что вы все смеетесь-то? – одна Лиля не понимала, что происходит.

– Лиль, это журналист. Из газеты, – я давилась слезами, – пришел писать про наш класс.

– Че, серьезно?! – она хлопнула мужика по плечу еще раз. – Яй хила Лиля! Яй эа фиа тювэ о. Яй фра Руссланд, всем классом мы изумились ее запасу датского. – From Magadan! Do you know where Magadan is? No problem, I will show you! И, подбежав к карте, с треском опустила ее и стала водить пальцами по изображению России.

– Нет, я не пойму, почему он не фотографирует? – она снова улыбнулась журналисту, изображая щелчки фотосъемки, но тот уже доставал камеру, понимая, что подобного кадра больше не предвидится. Впоследствии Лилин портрет с ослепительной улыбкой и указательным пальцем на Магадане появился на первой полосе местной районки. Она с восторгом показывала ее всем окружающим и даже выслала несколько экземпляров домой. Статья начиналась со слов «Студенты рассаживаются по местам, и начинается урок…”. Только вот Карина возмутилась, она была азербайджанкой, а журналист ее отправил в Чечню.

После урока меня, Лилю и украинца Сашу выбрали на интервью. Журналист спрашивал, сложный ли датский язык, знаем ли мы Андерсена, про цели поездки в Данию и что нам здесь особенно нравится (самый любимый датчанами вопрос). Лиля не успела открыть рот, как Карина зашептала ей, как адвокат подcудимому: «Что ты хочешь сказать? Посоветуйся со мной… Не говори по-английски, а лучше вообще ничего не говори…»

– Ну, а что-то вам, может быть, НЕ нравится в Дании? – журналист отрешенно дослушивал Сашу об уникальности сказок Андерсена, из которых украинец знал одну «Русалочку», и ту не читал. Я не поверила своим ушам. Хоть датчане и не лишены чувства юмора, но им и в голову не приходит, что кому-то может не нравиться в их стране. Наверное, перепил ядерного датского кофе из автомата.

– Я буду по-английски, можно? – старалась игнорировать я умоляющие взгляды Карины.

– Многие девушки едут в вашу страну как au pair. Почему при всем высоком уровне датской культуры, почтению к традициям и законам, отношение к ним совсем не цивилизованное? Нас заставляют делать не то, что прописано в контракте, грозят депортировать на родину, некоторым задерживают выплаты и даже просят питаться отдельно от семьи! Во многих семьях царит настоящий произвол по отношению к au pair. Андерсен проповедовал добро и истинные человеческие ценности, почему же его соотечественники зачастую игнорируют их?

Лучше-ка я не буду смотреть на Карину.

– Я понимаю вас, – он был слегка обескуражен ходом интервью, – просто, видите ли, мы еще не определились до конца, как относиться к иммигрантам. Больше половины криминала – от тех, кто приезжает сюда из других стран, и обычно они не настроены работать и изучать датскую культуру, а лишь получать деньги от государства. Мы сами очень законопослушный народ и не стали бы относиться к людям плохо, если бы они не зарекомендовали себя так. Притом, я думаю, есть специальные меры, которыми можно пресечь несправедливость. Только нужно самим не бояться и бороться за правду.

Пухлое лицо журналиста выказывало истинные сострадание и гуманность.

Он был прав. Если бы первые из нас, кто ехал по программе, не опустили головы, спины и колени, а лучше юбки пониже – к нам бы так сейчас не относились.

В аудитории повисла трагическая тишина.