Сколько стоит корона

– Король щедро дает обещания, и скупо – милости, но, пожалуй, ваша несравненная красота сослужит вам неплохую службу.

Щеки девушки стали еще розовей от смущения.

– Милорд, я пришла просить не милости, а справедливости!

Дойл бестрепетной рукой дотронулся до тонких пальчиков девушки и произнес:

– Что ж, нимфа, – он покатал на языке это слово из старых легенд, – справедливость для короля – это главное, творить ее – высшая его цель, поэтому я считаю своим долгом проводить вас к нему.

Девушка попыталась отнять руку, но безуспешно – Дойл держал ее крепко, почти наслаждаясь тем, с каким отвращением этот цветок переносит его даже невинное прикосновение. Проклятье, он всякий раз убеждал себя, что привык к отвращению в женских глазах, и всякий раз оно причиняло ему боль, как удар кинжалом.

– Благодарю, милорд, – наконец, сказала она, поняв, что будет вынуждена идти по замку, держась за руку Дойла. Впрочем, он все же пошел ей навстречу и выпустил ее пальцы, взамен предложив опереться на свой локоть.

– Так как же вас зовут, искательница справедливости? – спросил он, когда она сумела подстроить свои маленькие шаги к его неровному ходу.

– Майла Дрог, я дочь лорда Дрога.

Дойл знал его – один из тех, кто вечно обивал пороги замка, кормился с королевского стола и из всех достоинств обладал только неплохим чувством юмора, достаточным для того, чтобы не раздражать короля. Удивительно, что у эдакого бездельника выросла столь очаровательная дочь.

– Лорд Дрог – верный подданный его величества, – сказал Дойл вслух, – не думаю, что король откажется выслушать его дочь.

Они подошли к дверям малого тронного зала, где находился сейчас король, и Дойл, чуть наклонив голову, добавил:

– Вот мы и на месте. Идите, просите справедливости, нимфа, а главное, – не обращая внимания на охрану у дверей, он взял пальцами девушку за подбородок, невзирая на ее дрожь и жалкие попытки сопротивления, притянул к себе и прошептал: – Будьте благоразумны и не ходите одна по незнакомым местам, – после чего коротко властно поцеловал в губы и отпустил.

Майла отпрыгнула от него, словно ужаленная змеей.

– Милорд! – воскликнула она в ужасе. – Милорд, я уж было сочла вас благородным человеком!

Дойл горько рассмеялся:

– Для меня это было бы тяжким оскорблением. Идите же к королю. Пропустить, – приказал он, и стражник открыл перед напуганной девушкой тяжелую дверь.

Майла вошла внутрь, а Дойл развернулся и коснулся пальцами губ, еще чувствовавших сладость поцелуя, на который он не имел права. Ужас в глазах нежной, милой девушки лучше любого зеркала отражал его уродство и поворачивал нож в слишком старой ране, а потому ему стоило занять себя более подходящими делами, чем светская беседа.

Глава 2

Прошло несколько дней, за время которых настроение Дойла решительно испортилось. Ему удалось предотвратить весьма бездарно составленный заговор, во главе которого стояла бывшая обиженная любовница короля, вознамерившаяся отравить королеву. Королеву Дойл не любил, но надеялся, что она родит сына и наследника престола – смерть белобрысой суки значила бы, как минимум, годичный траур, а затем – непомерные расходы на свадьбу, причем без гарантий, что новая королева будет хоть немного выносимей этой.

Так что зачинщицу заговора и ее помощников – двух постельничих – он отправил на плаху, не ставя брата в известность. Эйрих бы только лишний раз расстроился, подивился бы злобе человеческой природы и, возможно, даже захотел бы помиловать «оступившуюся бедняжку». Нет уж, спасибо, практика показывает, что самый безопасный враг – это обезглавленный враг.

Между тем, раскрытие заговора на некоторое время отвлекло его от куда более важного вопроса – поиска и устранения ведьм, тем более, что их становилось все больше. Как мухи на кучу навоза, они слетались в столицу. К сожалению, поймать удавалось только самых бездарных – беззубых полоумных старух и наивных пятнадцатилетних девчонок, которые не знали ни одного стоящего имени, а из всего колдовства могли разве что свечки взглядом зажигать. Но и их признаний хватало, чтобы встревожиться не на шутку – они хором твердили о своей королеве.

Шило и ему подобные подтверждали: в кабаках, притонах и на площадях все чаще болтали о приходе истиной королевы, ведьмы, которая дарует Стении благо.

Дойл был бы рад счесть эти разговоры обычными бабьими сплетнями, но не мог себе этого позволить. Лучше было быть настороже, поставить вверх дном пол-Шеана, а если нужно, то и всю Стению, чем упустить действительно сильную ведьму. Тем более, что было неизвестно, как она выглядит, под какой личиной скрывается и чего хочет.

Правда, с последним пунктом было практически однозначно понятно – власти. Во все времена и во всех странах ведьмы желали заполучить власть, чтобы открыто, не таясь творить свою магию. А значит, Эйрих был в опасности – снова.

Если бы речь шла о врагах, подкрадывающихся к королю с мечом, с отравленным вином, со злодейскими планами измены, Дойл бы не переживал. Он умел справляться с тем, что касалось интриг и войн. Но магия была за пределами его возможностей. Злые языки не раз называли его колдуном, продавшим душу силам зла, но он не владел и искрой магии. Кроме того, она знал, что против волшебства сталь бывает бессильна.

Состоялся последний в этом году турнир, и тем же вечером начиналась целая череда пиров и приемов – король праздновал конец удачного, благополучного, благословенного года с размахом.

– Милорд, – полузадушенным шепотом сказал Джил сзади, отвлекая Дойла от его мыслей,– вам пора одеваться на пир.

Он обернулся так резко, что мальчишка с испугом отпрыгнул назад, врезавшись спиной в столбик кровати. Дойл вздохнул и сказал мягче, чем собирался:

– Так подавай костюм.

Джил закивал и бросился собирать наряд. Дойл не стал дожидаться его неуклюжей помощи и оделся сам, только вот сапоги надевал мальчишка – как Дойл бы ни старался, он не сумел бы дотянуться до своих ступней и обуться.

Зеркала у Дойла отродясь не было, но он и без него знал, что парадный костюм сидит на нем куда хуже, чем доспехи – королевский кузнец знал свое дело и ковал броню точно по фигуре Дойла, чтобы ничто в бою не мешало. А вот королевский портной, похоже, задался целью как следует его разозлить – каждый новый костюм был неудобней предыдущих и лучше предыдущих подчеркивал все изъяны своего владельца.

Почесав шею под жестким воротничком, Дойл прошипел:

– В тюрьму брошу скотину.

На самом деле, конечно, не бросит – Эйрих обожал этого портного и сильно расстроился бы, окажись он в тюрьме.

– М-милорд! – раздалось сзади.

– Чего еще? – спросил Дойл.

– Милорд, позвольте поправить? Вам бы распороть здесь один шов на рукаве, чтобы было удобней.

Джил выглядел обыкновенно-испуганным, но достаточно уверенным, так что Дойл кивнул – хуже однозначно не будет. Джил взял со стола небольшой кинжал и аккуратно, словно и правда знал, что делает, подцепил какую-то нитку на камзоле, отложил кинжал и потянул ткань. Давление на вывернутую лопатку прошло. Дойл пошевелил здоровой рукой, чувствуя, что обретает привычную подвижность, и заметил:

– Похоже, ты не так бесполезен, как кажешься на первый взгляд.

Мальчишка просиял, а Дойл направился в пиршественный зал. Не обращая внимания на взгляды придворных, он занял место по левую руку от короля.

– Как самочувствие, брат? – тихо спросил Эйрих, пользуясь тем, что их пока никто не слышит, и откладывая в сторону формальности.

– Мечтаю прирезать твоего портного, – так же тихо ответил Дойл, – желательно публично, предварительно оскопив и сняв с него кожу, чтобы другим не повадно было так надо мной издеваться.

– Бедняга не виноват, что по твоей фигуре не так-то просто сшить костюм, – ухмыльнулся король. Дойл кашлянул и заметил:

– А я не виноват, что его руки так кривы, что только палач их сумеет исправить.

Он, разумеется, не обижался на замечание брата – привык за эти годы лет. К тому же тот, в свою очередь, тоже многое прощал Дойлу.

– Присмотрись к девушкам, которых мне будут представлять сегодня, – сказал Эйрих. – Особенно к дочерям милордов Ойстера, Ранкофа и Хилля.

– В чем они подозреваются? – напрягся Дойл. Обычно это он просил короля присмотреться к кому-то, кто вызывал подозрения и мог быть опасен. Эйрих прикрыл кулаком рот, маскируя смех за кашлем:

– Хватит во всем видеть заговоры. Говоря «присмотрись», я имел в виду: «Задумайся, не хочешь ли взять в жены одну из них».

Если бы Дойл в этот момент уже отпил вина, он наверняка подавился бы – так абсурдно звучала эта идея.