Анимограмма

Сквозь неплотно прикрытые веки Слава видел дрыхнущего на соседней скамейке пухлощёкого Витька – их одногруппника. Как и Денис, Витя разделался с поликлиникой ещё позавчера, потому что его фамилия начиналась на гордую букву «А».

– Динь-Динь, то есть ты не будешь работу искать? – звонко спросила Олька лучшего друга, очевидно, продолжая разговор, прерванный появлением Славы. – И не стрёмно тебе?

– Без дела не останусь, – хмыкнул Денис, и, чёрт возьми, он был прав. В плотном расписании Дениса дел всегда было больше, чем часов в сутках. Он и не учился толком, всё больше ездил по Камчаткам, фоткал горы, спасал океаны, рисовал картины, – по крайней мере, так он и несколько частных галерей окрестили эту мазню, – сочинял песни и переписывался с иностранками в чате. Предпочтение отдавалось японочкам.

– А мне жутко, – вздохнула Олька и вдруг вскинула голову и взглянула прямо на Славу.

– Вот так замрите, не дышите! – тут же заорал Денис.

Слава смотрел в серо-зелёные глаза своей девушки и действительно видел в них тревогу. Ему стоило больших усилий удержать лицо, чтобы не испортить Денису кадр, когда глаза Ольки затянуло прозрачной пеленой – и мгновение спустя два полноводных ручейка заструились по её щекам.

Слава прижал Ольку к себе. Стоит ли расспрашивать её при Денисе? И Вите, хотя этому всё равно. Что, если она не хочет сейчас говорить? Как понять?..

Но Олька подавила всхлип, отпрянула и сказала, утирая слёзы рукавом:

– Динь знает. Ему тоже чёрную печать поставили.

– Что-о?! – воскликнул Слава. – Это где?

– На анимографе. – Денис опустил камеру и сложил объектив. – Да фигня всё это. Сказали, что я склонный к риску. Будут наблюдать. Ну, ты же видел ту новенькую врачиху? Она прям растерялась – типа, где меня наблюдать, если универ я закончил, а работы нет. Наверное, переведут по страховке, ну и пофиг.

– Это тебе, потому что ты… такой. – Олька взмахнула руками. – А мне куда? Слава, ты бы видел, сколько мне кодов профнепригодности выдали!

– А у тебя-то что? – Слава поглаживал её по спине, сам пытаясь успокоиться. На самом деле, в чёрной печати не было ничего такого страшного. Зелёный штамп означал, что показатели в норме, голубой – что есть незначительные отклонения, а чёрный ставили, если тест не дал однозначного результата. Скорее всего, Олька просто перенервничала из-за выпуска. Последние недели она, как безумная, готовилась к языковым экзаменам в институте и едва спала.

– Склонность к депрессии, – отозвалась девушка и покачала головой.

– Ты прикинь, да? – Денис опустился перед ними прямо на пол, игнорируя возмущённых прохожих, которым он перегородил дорогу. – В двадцать один год «склонность», значит, «к депрессии». Это же экзистенциальный кризис, он у всех!

– Олька, да забей, у тебя красный диплом, устроишься как-нибудь, – правильные слова так и полились, будто за Славу говорил кто-то другой. Интуитивно он знал, что нужно сказать, а у самого всё замерло внутри: да, он тоже об этом думал. И не раз. – Просто ошибка анимографа – такое бывает. Один скан ничего не значит. И с чёрной печатью у тебя всё равно миллион вариантов.

– А я не хочу миллион, я преподавать хочу! – воскликнула Олька и отвернулась, яростно поправляя макияж в зеркальце крошечной пудреницы. – Но с чёрной меткой не возьмут. Это капец!

– На следующий год… – начал Слава, но Олька прервала его:

– Целый год! Может, у меня нет столько времени. Посмотри, как всё быстро… Ведь мы, кажется, только вчера поступили, и вот!.. Динь, а ты чего больше не фоткаешь?

Денис передёрнул плечами.

– Куда вас таких снимать?

– На лавстори! – Олька вырвалась, вскочила на ноги и потянула Славу за собой. – Ну-ка снимай, Денис! Ты точно победишь, я чувствую! Пусть хотя бы твоя мечта сбудется – а мы будем гордиться, что знакомы с крутым фотографом!

Денис покорно кивнул и снял крышку с объектива. Все они всегда слушались Ольку.

И Олька оказалась права – время летело, как питерский «Стриж», если не быстрее. Слава вспоминал её слова всякий раз, когда выходил на смену. За несколько месяцев он успел крепко ввинтиться в жизненно важную для всего мегаполиса систему организации дорожного движения. И пусть он был пока лишь младший диспетчер – винтик малозаметный, но ведь это только первые шаги. Павел Георгич, начальник, хвалил Славу и обещал «перспективы». Мать слала из дома сырники и вергуны, и когда она разговаривала с ним по телефону, её голос казался Славе густым и сладким от гордости, как сахарный сироп.

Олька после длительных поисков устроилась переводчиком в юридическую контору. Конторка была так себе – и это, кажется, сильно ударило по Олиному честолюбию. К тому же работа оказалась адски скучной. Однако Олька терпела и не опускала руки: она рассчитывала на положительный результат на анимографе через полгода. Ни о какой депрессии и речи быть не могло. Девушка была в отличном настроении, Слава подбадривал её и накануне проверки завалил подарками. Однако тест их снова разочаровал.

– Ну что, что на этот раз?! – раздражённо воскликнула Оля, когда психиатр в поликлинике по месту её работы цокнул языком.

Врач хмуро показал им пятна на Олиной анимограмме. 3D картинка переливалась всеми цветами радуги – эффектно и красиво. Распечатанные на 3D-принтерах индивидуальные анимограммы считались модным подарком. В интернете можно было найти любые варианты: например, со встроенным тайником для обручального кольца, или детские модели для новорождённых. Но Олина анимограмма с мутными разводами вряд ли смогла бы украсить их однокомнатную квартиру… Слава посмотрел на девушку и весь сжался. Тот тест убил в ней надежду.

Сегодня ей предстоял очередной осмотр. Ни Слава, ни Олька ни разу не заикнулись о нём за последние несколько недель, но на кухне висел большой календарь, и в клеточке «27 марта» печатными буквами значилось: «9:30, ГП31, ОЛЯ АНИМОГРАФ».

В 8:15 Олька вышла из ванной, прокопавшись там целую вечность. Слава поставил перед ней тосты и спросил, как она себя чувствует.

– Я не поеду, – бросила Оля, подхватила тарелку и отправилась на кровать.

Он принялся уговаривать. Она слушала молча, кривилась, ела тосты, и крошки падали на постельное бельё – это окончательно вывело Славу из себя. «Ты хочешь потерять работу? Хочешь, чтобы пришла полиция?! Ты мне нужна, чёрт побери!».

– Чёрт побери, – эхом отозвалась Олька, отряхнула руки и принялась натягивать кроссовки у порога.

Они едва не опоздали. Выбежали из метро в 9:25, и в 9:32 вошли в уже знакомую поликлинику, где сегодня всё было как-то иначе. «Темно», – догадался Слава и взглянул на потолок – ни одна лампа не горела.

– Перебои с электричеством, – с готовностью сообщила бабушка в регистратуре. – Кабеля меняют. Да вы проходите, всё работает.

– Уже бегу, – буркнула Олька. Всю дорогу она не разговаривала со Славой, но прижималась к нему, как перепуганный ребёнок. Наверное, волновалась. Слава рассеянно гладил её по плечу. Ему было всё равно, какого цвета печати украшали её бланки.

Анимограф безмятежно жужжал в своём углу, пока психиатр – тот же, что и зимой, только теперь он сбрил бороду и помолодел лет на двадцать, – настраивал программы. Славе показалось, что врач забыл о приёме: на столе дымился свежезаваренный кофе без капли сливок, а рядом с чашкой робко выглядывал из-под бумаг глянцевый журнальчик. Психиатр, как и в прошлый раз, попросил Славу уйти за ширму, а Олю – снять свитер, чтобы прикрепить датчики. Олька проводила Славу задумчивым взглядом. Слава ответил улыбкой, надеясь, что это внушит девушке немного уверенности. За ширмой он сел на табурет и уставился в пол.

Анимограф вибрировал, на стене тикали древние стрелочные часы. Когда под окнами сработала автомобильная сигнализация – пи-и-иу, пи-и-иу, – все прочие звуки потонули в этом электронном вопле. Слава не считал минуты. Он думал о работе, о Павле Георгиче, о следующей смене, и не сразу понял, что Олька спорит с врачом.

– Игорь Владимирович, давайте попробуем ещё раз? Игорь Владимирович!..

Слава выглянул из-за ширмы. Олька стояла у анимографа, всё ещё в датчиках, прижимая к груди одежду. Широко распахнутые глаза были полны паники.

– Ольга, одного скана достаточно, – отозвался врач. – Это ваш молодой человек, да? – он указал на Славу. – Вы…

– Нет! – сверкнув глазами, ответила Олька. – Просто мой брат троюродный, мы дружим с детства. Он за компанию пришёл.

Слава чуть не споткнулся на ровном месте, но промолчал. Он не совсем понимал, что здесь происходит.

– Согласитесь, за мной глаз да глаз – я же психованная!

– Так, а молодой человек у вас есть? – спросил Игорь Владимирович. Да почему ему это так важно?!

– Нет, со мной слишком сложно. Не беспокойтесь, – усмехнулась Олька, резко сорвала датчики, отвернулась и принялась натягивать свитер.

Психиатр покосился на неё, но удовлетворённо кивнул. Его пальцы запрыгали по клавиатуре: «тук-тук-тук» – слышал Слава, пытаясь сквозь туман в сознании разобрать, о чём только что был разговор.

– И не называйте себя сумасшедшей, Ольга, – пробормотал врач. – БАР – это другое.

– Что такое «БАР»? – Слава с удивлением осознал, что хриплый голос принадлежит ему.

– Биполярное аффективное расстройство, – хладнокровно сообщил Игорь Владимирович. – Расстройство настроения, когда эпизоды депрессии сменяются эпизодами мании. Ничего нет в этом страшного, сегодня БАР поддаётся лекарственной коррекции. Я смотрю, вы заняты в юридической компании, Ольга? Вот и славно, и продолжайте…

Слава сжал челюсти так, что ему стало больно.