А потом мы снова замолчали. Тишина длилась так долго, что стала ощутимо покусывать кожу. Я перевернулась на живот, подобрав под себя одеяло, и уставилась в голубые глаза.
– Если хочешь сказать мне что-то – скажи, пожалуйста. – Я прочистила горло и заправила прядь волос за ухо. – Я ведь больше не приеду сюда.
– Ты уверена? – вдруг резко спросил он.
– Думаю, да… Всё, что случилось, это очень… Странно и неправильно. Чертовски неправильно, но…
– Но?
Я часто заморгала.
– Ты жалеешь?
Кирилл вдруг улыбнулся и опустил веки.
– Ни капельки.
– Тогда, почему ты так смотришь на меня, словно…
– Словно что?
Я – твоя самая страшная ошибка.
– Я всегда такой, говорил уже. Сдержанный, неразговорчивый. Но это не значит, что внутри меня ничего не происходит. Я просто привык держать все в себе.
– Зачем?
Он пожимает плечами.
– Мне сложно осознать, что ты здесь. И всё, что с этим связано… Это что-то необъяснимое. Мне понадобится время… Понимаешь?
– Конечно, – тихонько сказала я, в сотый раз поспешно прокрутив в голове наше знакомство восемь лет назад и то, к чему оно привело на сегодняшний день. – Мне тоже.
А потом он снова резко поднялся с постели, как и несколько часов назад, оставив меня одну с разбросанными подушками. Задумчивое и отстраненное, его лицо все равно наталкивало меня на мысль о глубочайшем сожалении, что спешит нахлынуть сразу же после падения. Пока он поспешно натягивал на себя одежду, подбирая её с пола, я как зачарованная глядела на его грудь и торс, покрытые густыми темными волосами. Я поймала себя на мысли, что этот парень – реальный мужчина. Тот, что был мифом, а теперь стал реальным. Сильный и глубоко-задумчивый, внешне крепкий и (боги!) мохнатый – как раз то, что делает мужчину – мужчиной. Высокий ростом и собственным «я», что остановившись рядом, покажется, будто вот-вот и он просто разломает вас на части. Такому не получится перечить, да и не захочется, ведь он в миллион раз сильнее и одержать над ним верх не удастся в любом случае. Даже не совершая какие-либо наглядные действия, он будет подавлять. И это давление… Оно делает из меня ту девочку, какой я, разве что в мечтах, могла быть. И Кирилл именно такой.
Черт возьми, это ведь он!
– Кушать не хочешь? – спросил он меня, положив на кровать мои вещи и белье.
– Нет. Ты хочешь, да? Там пицца осталась внизу…
Кирилл молча покачал головой и слабо, но по-доброму улыбнулся.
– Уезжаешь?
Он пожал плечами и с ощутимой грустью усмехнулся.
– Это всё так… Катя, это немыслимо. Я в принципе много не говорю, но здесь вообще слов не подобрать. Что это и…
– Я ничего не прошу у тебя. Не надо объяснять мне что-то, я и так все понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Это всё, – с нервной улыбкой оглядела я комнату, – можно обозначить одним матом. Одним словом. Не знаю, как это произошло. Вообще всё! Не только то, что здесь было. А с самого начала.
– Я хотел. Не приехал бы сюда, если бы не желал снова тебя увидеть… Но есть вещи, которые я пока не могу себе объяснить. Во сколько поезд?
– В три. – Хотела добавить слова протеста, мол, не стоит меня провожать и всё такое, но в ту же секунду поняла, что Кирилл и подумать о таком не смел. Я прикусила язык. – Иди вниз. Я оденусь и спущусь.
Кирилл молча кивнул и всё с той же импульсивной резкостью спустился на первый этаж, а я же, погруженная в собственную пучину самых необъяснимых мыслей, небрежно одевалась, не в силах увести взгляд от крошечного темного вкрапления на светлом полу. Ко мне неизбежно подкрадывалось чувство утраты. То неприятное ощущение, когда опаздываешь на рейс или забываешь в номере отеля что-то очень важное, а вернуться уже не можешь. Я тряхнула головой, расправила низ туники и на выдохе спустилась на первый этаж.
Он стоял лицом к широкому окну, и мои глаза не упустили возможность хотя бы пару секунд полюбоваться видом его точеной и крепкой фигуры. Но вдруг Кирилл обернулся и оглядел меня поспешным, но теплым, как летняя ночь, взглядом.
– Всё хорошо?
Я кивнула, остановившись на последней ступеньке. Потом со странным порывом спрыгнула на пол и подошла к столу, чтобы налить в стакан воду. Внезапно крепкие руки обхватили меня со спины и прижали к твердому, но чертовски горячему телу.
В этой колющей тишине я едва не подавилась от переизбытка нахлынувших на меня чувств. Мои челюсти сжимались, мышцы лица ныли, ведь я так старалась не заплакать от этой убивающей меня безысходности. Я знала, что потеряла свой шанс восемь лет назад. Я понимала, что человек, о котором вселенная не давала мне забывать, больше никогда не обнимет меня вот так, потому что я всего лишь оставшийся без внимания малюсенький момент из прошлого, не более. Мы поговорили вчера, мы смотрели друг другу в глаза и оба понимали, что ничего изменить уже невозможно.
Возможность быть с этим человеком навсегда для меня утеряна.
– Я хочу обнимать тебя так, – прошептал Кирилл. Он уткнулся носом в мои волосы и громко задышал. Потом усмехнулся.
Ничего не ответив, я просто развернулась к нему и крепко обняла. Мои пальцы впивались в его шею, нос жадно вдыхал самый теплый и уютный запах на свете, а мое сердце то замирало, то вдребезги разносило грудную клетку.
– Напиши мне, пожалуйста, когда сядешь в поезд.
Я промолчала.
– И когда приедешь в Тюмень.
Я усмехнулась.
– Твой запах – теперь мой самый любимый.
Глубоко-глубоко я заревела.
Глава 2
На станции в Екатеринбурге поздно ночью выходит моя деловая соседка. Когда шлейф её сладкого парфюма исчезает из купе, я закрываю дверь на щеколду и отключаю авиарежим в телефоне. Через несколько секунд на дисплее загораются уведомления из «Инстаграм», «Вайбера» и ставшего таким родным WhatsApp. Пять часов назад я всё же написала Кириллу сообщение, хотя совершенно не видела в этом никакого смысла. Зачем ему знать, что я уже в поезде? Чтобы лишний раз не додумывать, а не прибил ли меня какой-нибудь таксист и не закопал в лесу? Я не стала дожидаться ответного сообщения, хотя видела, что статус Кирилла был «В сети». Включив авиарежим, я с жгучей, как самая термоядерная горчица обидой, отвернулась к стенке и пролежала так, пока поезд, наконец, не сделал длительную остановку здесь, в Екатеринбурге.
«Хорошо. Надеюсь, купе женское?»
Я усмехаюсь.
Опять сообщения. Снова буквы создают слова, которые не удастся услышать. Мои глаза закрываются, а мозг ставит пластинку с голосом, который я хочу слушать вечно.
«Я хочу обнимать тебя так».