Золотой поросенок

– Сегодня всех наших опрашивали, а Пащука отвезли в полицейский Комиссариат. Больше он не появлялся. Кажется, его жена тоже там.

– И что, их не отпустили?

– Понятия не имею. Может, отпустили, и они поехали домой. Во всяком случае, в редакции их не было.

– Ну, а о чем остальных расспрашивали? Меня завтра вызывают на беседу, поскольку не застали на рабочем месте.

– Точно не знаю, со всеми беседовали отдельно. Но, судя по всему, спрашивали примерно одно и то же: когда последний раз видели, о чем говорили, ни с кем ли она не ссорилась, были ли конфликты с шефом и его женой. Кстати, к нам приходила сегодня новая журналистка, кажется, бывшая москвичка, замужем за немцем. Так вот она была переводчицей, когда полицейские опрашивали некоторых наших. Ну, кто плохо понимает по-немецки. Она-то шпрехает будь здоров! И вообще, толковая бабешка. Получилось, что мы с ней должны «латать» дыры в «Лине», хотя сегодня впервые, что я, что она, в него заглянули. Ты мне никаких указаний не оставил, смылся – и все…

– Ох, извини, прихватило сильно, обо всем забыл…

– Ну, понятно. А Полина уже никаких указаний никогда не даст…

– Эх, жалко девку. Ни за что ни про что пропала. Неужели, это Пащук или его мадам? Может, ревновала она его к Полинке? Так Полину он как мужчина явно не интересовал. У нее ведь друг-любовник знаешь, кто был? Зубной врач. Он из прибалтийских немцев, родом из Риги. Живет в Германии двадцать пять лет, классный мужик и далеко не бедный. Правда, женат, но вроде разводится и хотел жениться на Полинке. Но больше всего отца ее жалко. Он ведь инвалид и остался теперь совсем один…

– Кстати, это он и обнаружил ее… труп.

– Как? Он же в инвалидной коляске сидит!

– Он звонил ей все утро, а потом, видно, понял: что-то не так. Вызвал такси, попросил какую-то соседскую старушку, чтобы она его сопровождала, и поехал на квартиру к Полине. Открыл дверь своим ключом, а там она лежит на диване мертвая. Вроде, никаких следов насилия, все стоит на своих местах. Столик накрыт на трех человек. Пащук у нее был вечером с женой, поэтому и приперли его.

Олег Гарий обрадовался неожиданной разговорчивости своего коллеги. Обычно его это ужасно раздражало, но сегодня оказалось очень кстати. Как бы между прочим он узнает все, что ему необходимо, и так уже легче будет строить тактику дальнейших действий, в которую неожиданно влезла эта чрезмерно любопытная журналистка Алина. Ну и тесен же мир! Нигде невозможно затеряться, чтобы не всплыли «хвосты» из прошлого. Размышляя, Олег походя продолжал свой «допрос»:

– Ну, а причина смерти?

– Пока результатов судмедэкспертизы нет. Или мы просто не знаем.

– Да, дела… А как поработали с этой… новой… Как ее зовут?

– Алина Вальд.

– Ты смотри, как звучит: Полина Берг и Алина Вальд. Имя Лина подходит и одной, и другой. Журнал ведь был назван в честь Полины: она его основала, как я знаю, а Пащук и предложил назвать журнал «Лина» – вроде как краткое имя от «Полина». И от «Алина» тоже. Судьба, что ли?

– Видно, Пащук был все-таки неравнодушен к Полине, если журнал назвал не именем своей жены, а именем своей служащей.

– И что теперь, эта Алина будет работать на фирме?

– А кто знает, может завтра фирмы вообще не будет, если Пащука арестуют.

– Ну, ты держи меня в курсе, пока я болею. О‘кей?

– Само собой! Выздоравливай!

* * *

Доктор Эдгар Пауль медленно намазывал подсушенный кусочек хлеба шоколадным кремом. Через пятнадцать минут начинается прием в его стоматологическом кабинете. Но торопиться нечего – рабочее место максимально приближено к месту проживания. Ближе некуда – кабинет находится на первом этаже трехэтажного дома, владельцем которого является доктор Пауль.

– Тебе кофе налить? – спросила жена.

– Налей, я еще успею выпить пару глотков до начала рабочего дня.

– Какие у тебя сегодня планы на вечер? Я хотела пригласить Мюллеров на чашечку чая с пирожными. Сегодня семнадцать лет со дня нашей свадьбы. Конечно, тебе это безразлично, но надо соблюдать приличия, раз уж мы решили мирно сосуществовать на одной территории. Кстати, что-то подружка твоя вчера не звонила. Или я не слышала?

Эдгар оставил без ответа последний вопрос:

– Да, семнадцать лет назад ты не была такой брюзгой. Конечно, пусть Мюллеры приходят. Я буду дома. Инга Мюллер ведь, кажется, была твоей дружкой на свадьбе.