и лежало в траве, и гудело, как лютик,
подложивши под голову серую шапку.
Там такая свобода помстилась в отрезке,
прозвенела над телом свобода такая,
что стояла работа уже не по-детски,
первозванною вишнею губы кровавя.
«В осеннем сквере музыканты…»
В осеннем сквере музыканты
пьют водку после похорон,
молчат полдневные куранты,
в траве лежит аккордеон.
Вот так бы умереть, чтоб кто-то
забацал музыку родне,
а после из кармана штопор
достал и выпил в тишине.
Глядишь, и небо просветлело
над колокольней городской,
и можно снова по одной
из чашечки бумажной, белой.
«Говорил мне один в пиджаке цвета пыли…»
Говорил мне один в пиджаке цвета пыли,
назидательно щурясь в худое досье
под мигающей лампочкой в Нижнем Тагиле:
«Почему же ты, сволочь, не хочешь, как все?»
Потому, отвечала с тоскою во взгляде,
что не нравится мне этой лампочки блеск,
эти тени, которые стелятся сзади,
эти стены казенные с краской, но без.
Завтра выведут в снегом засыпанный дворик,
доведут до вокзала, посадят в вагон,
и рукой мне махнет отставной подполковник,
оставаясь в краю мотыльковых погон.
Буду ехать вдоль родины в общем вагоне,
засыпать головой на трескучем окне,
просыпаться в ночи головою в ладони,
и приснится печальная родина мне.
Тагильская элегия
Вы видали, как пьют огуречный лосьон
на огромном морозе в единый присест?
Сорок девять копеек зеленый флакон,
алкоголь уже есть и закусочка есть.
И когда выпивает его натощак
на холодном ветру в темноте человек,
он бутылку закручивает второпях
и стыдливо глядит из-под сморщенных век.
Человек молодой, но уже с сединой,
что там твой оттопыривает карман?
Можно память разбавить холодной водой,
но нельзя разделить ее груз пополам.
Огуречный лосьон темной ночью горит
изумрудным огнем невозможных красот,
посмотри, как загадочно в горло скользит
огуречный лосьон, это – полный улет.
«Элементарно, дважды два, в соседнем доме окна желты…»
Элементарно, дважды два, в соседнем доме окна желты,
и – в путь, цитируй до конца, библиотекарская дочь!
Проплыл оранжевый трамвай с зеленою водой по борту,
чей номер стерся навсегда, с трамваем вместе скрылся в ночь.
В сознанье стерся вкус стекла и запах полуфабриката,
над левой бровью белый шрам от шайбы, сорванной с резьбы,
другой трамвай пришел с утра, но и его свезла цитата,
прошел химический снежок, элементарный ферум-три.
И ты идешь на выдох-вдох с такой толпой до поворота,
в такой подземный переход, где сроду заняты места.
Элементарно, дважды два, а, если что дойдет сквозь годы,
то ведь пожнется и оно серпом и молотом труда.
И между ними – жизнь твоя, как перетертая землица,
но перед тем, как в переплав попасть на полный оборот,
поёт железная труба, чтоб мне на месте провалиться.
Поет, ржавея на ветру. Ей вреден чистый кислород.
Город неба
Объявили большой снегопад
и на малый его заменили,
а на деле просыпался град
в тихом городе Нижнем Тагиле.
Было в городе мало свобод,
много пьяных, прекрасных поэтов,