Добавить В библиотеку
Сохрани
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Ты говорил
Р.
Яблоко мысли подвесь на крючок надежды.Каждый хоть раз, но бывал у нее в плену.Станешь свободным – и воздух горячий, вешнийХлынет под ребра, в сердечную глубину,В плесень его и бесчисленные коросты.Ты говорил: никогда не смотри назад.Ты говорил: утрясется и станет просто.Я и не ведаю, друг ты мне или брат.Будут бежать пластилиновые трамваиВ облаке света – из кухоньки в коридор.Кто там крадется из маминой темной спальни?Ты говорил: мамы могут стрелять в упор,Дочери могут вцепиться зубами в руку,Что оскудела не золотом, но теплом.Дело пустячное: вытравим блажь и муку,Ком сожалений заменим на снежный ком —И понесутся трамваи, и хлынут реки,Реже – солёные, чаще – из ясных глаз.Что-то такое химерное в Человекетрех ипостасей: "родил, возлюбил и спас".Двинемся в путь. Собирай-ка пастушью сумку.Страх невесом, пытка призрачна, голод чужд.Тени сошли, разбрелись по углам рисунком.Я и не ведаю, брат ты мне или муж.Сядем в трамвай, колокольчиком звякнем междуГруш переспелых, малиновок и молитв.Яблоко мысли висит на крюке надеждыИ временами, как старый фантом, болит.В детской
…Но в детской так пугающе темноИ смотрят петухи из плексиглазаНа тех, кому едва ли сужденоПустить сквозь время счастья метастазы.«Пустить малька в запруду – что за блажь:Заблудится, помучается, сгинет».Тебе – нести внушительный багаж,Лишь изредка запутываясь в тинеДешевой потребительской тоски.Расплющит ливень лилии и маки.«Вот это мама гладит завиткиМне нерождённой, гляньте, задаваки!»…и ты, конечно, всех переживешь,Воскликнувшая трижды «Аве, Сартр!»И упадешь не в небо и не в тартари точно не в джеромовскую рожь.16
"…ночной пирог несет сочельник
над головою"
Иосиф Бродский
Ты родился, младенец. Осанна.Гули, гули.Это мама и папа, похожие на нули.Это ясли с барашком и смирна от мудреца.Улыбаешься, весь в Отца.Вот тебе хохоряшки: водица, огонь и дым.Нынче, кстати, так модно – отчаливать молодым.А ещё тебе – сказка о том, как товарищ-другОказался вдруг…Мне бы как-то тихонько… Тихонько тебя узреть.И не нужно чтоб плакали стены, сверкала медь —Опрокинь со стола остывающий кофе-чай,Хлопни форточкой невзначай.По сравнению с пластиком вечность твоя длинней,Конкурентоспособней. Посмотрим на сад камней?Открываю секреты: сочельник умял пирог,В этот раз не донёс. Не смог.Если все упадёт… нет.Когда это все падёт,Ты побудешь атлантом, а я отыщу нам грот.Если это сгорит… нет.Когда это все сгорит,Мы с тобой наиграем ритм,Станем выть малодушно, полаивать на луну…Ты воскреснешь, младенец. Эпоха пойдёт ко дну.Обессилев, отступишь. Закроешь безгубый рот.Кали Юга звенит, звенит.Караван идёт.Сказка
Жил – был на свете маленький урод,Он вырос и женился на уродке.Она пекла гуся на новый год,Он с aqua vita путал рюмку водки.Они ходили в гости по утрам,Как завещало тело Винни-пуха.В прихожей оставляли разный хлам,Обжегши пальцы, терли ими ухо.Он выглядел как бог, не как урод,В нестираной неглаженой рубахе.Уродка ела сотый бутерброд,Подергиваясь мысленно на плахе.Они ушли не слышно для другихВ хранилище использованных спичек.Не нажили уродцев молодых,Не факались под пенье райских птичек.И время – безучастный хроникер —Не подарило им путевку в вечность.Коробка с прахом. Беленький забор.Не веруют уроды в бесконечность.Таких судьба не раз еще сведетИ бросит в продырявленную лодку.Жил – был на свете маленький урод,Он вырос и женился на уродке.Дичка
Здравствуй, братец.Ковыль – прошлогодний снег —Застилает сухую землю.Беспородная сука, замедлив бег,Паровозу со страхом внемлет.Я ступаю на гравий – пустой перрон,Неприглядный, неровный, сельский.Как большой неуклюжий индийский слон,Оседаю на холод рельса.Здесь мостилась дорожка из кирпича,Здесь отцы поменялись дважды.Твой носил апельсины.Мой бурку снимал с плеча,Нежно кутал меня, бумажную.Ты мужал. Стул качался на потолке.Я же дичкой цвела и блекла.Нам, таким, пробираться бы налегкеЧерез заросли в божье пекло.У меня будет раньше побег, полет —Так полынь пустыри штурмует.Я не жду больше света.Покой придёт,У мучителя попрошу я:Береги мою дочку. Не уходи,Будь добрее к тревогам детства:Серебристые волны и шторм в грудиОт меня ей даны в наследство.Здравствуй, братец. Я вижу: приходит мать,То ли наша, твоя… то ли я —не чую —В стены отчего дома. Приходит, знать,Для последнего поцелуя.Как болеют чужими, скребутся в дверь,Расскажу тебе, братец. А ты не верь.Как коса запоет, дичку – песней да по яремной…И, пролившись, дурная кровь напитает землю.А хочется идти
Любить тебя, как самое себя,Спасать тебя от самого себя,В теории, никто и не обязан.Плеяды лиц, бледнея, но не сразу,летят, по Альмодовару любя.Зеленым грибом сотню дней подрядВзрывается речпортовский снарядИ воет истеричка-мандолина.Ни слова не проскальзывает мимо.Но это, разумей, на первый взгляд.Непостижимо хочется с умаСойти, но растворяется зима.У всякого есть свойство – забываться.Как будто ряд успешных операцийПроводят не врачи, но жизнь сама.Когда схоронят тело и уйдут,В заброшенном и маленьком садуНе шелохнется трепетная птица.И ничего на свете не случится.Как если бы пастух дудел в дуду,Но замечтался вдруг о горстке сливИ временем исполненный мотивЗабыл и на ходу придумал новый.Мы слышали, в начале было слово.Но здесь нет слов, и бог нетороплив.Торопятся лишь пташки по веснеНастроить гнёзд на каменной стене,Чтоб возродился старый элеватор.Как жаль, что мне и небо – не куратор,Как пусто от того, что хода нет.А хочется идти к себе домой,Благодарить дорогу, милый мой,За все, что было с нами и не с нами,И крепко землю чувствовать ногамиВ десятке сантиметров над землей.Пташка
Что ты там говоришь про устройство мира:Каждый пятый – предатель, второй – дурак?Только мы и счастливые.Тьма квартиры,Разрастаясь, грызет чердак.Не рассказывай сказок чумным и хворымПро хрустальные замки и кирпичи,Что не крошатся. Нить оборвется скоро,Так что лучше молчи.А придет к тебе девочка – дай ей местоГде-то рядом, у скипетра и плаща.Пусть несет тебе яйца, глядит с насестаНе мигая и не ропща.Вот и чахлая ветка на спил готова.Подноси зажигалку. Да будет дымИ немного огня. Если колет слово,Стало быть, мы еще сидимВ душной комнате, где почернели двериИ раздолбанной скважиной съели ключ.По ночам неврастеник не спит и веритВ то, что дом, как лукум, тягуч.Улетай, моя пташка, к чертям собачьимНа кулички, на Одиновы рога.Стало быть, не простимся теперь иначе.Стало быть, наживай врага.Будет бабочка пыльная на булавке —Детский лекарь, отживший свое трофей —Провожать самокаты и катафалки,Глядя с пластиковых ветвей.Под чужое стекло не пролезть насильноИ не втиснуться в рамки чужих орбит.Если ты нездоров, но грешишь на климат,Это явно у нас болит,А не где-то еще: "вон у тех", "у бабы",Что швыряет младенца и по мостуУбегает. Лети за кордон, на шабаш,Расшибаясь о пустоту.Что мне этот особенный майский вечер,Уходящий то в синьку, то в синеву.Мы шептали молитвы, но слово лечит,Если ты присягнул емуНа любовь без условий, тепло и верностьБез откатов, формальностей и бумаг.Дверь тихонько откроется, ключ нетленныйМне положит в ладони кудрявый маг:Этот мальчик бескрылый принес письмо мне(адресант не указан), а с ним – айву.И пока я кусаю, вскрываю, помню,Стало быть, я еще живу.Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
10 форматов