Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию

– Леена-Анна.

– Анна-Леена.

– Леена-Анна.

– Леена-Майя.

– Но ты можешь нас называть просто А.Н., А.К., Р.Л., А.М. и так далее, чтобы было проще.

У меня закружилась голова. Мало того, что они выглядят как близнецы, так их ещё и зовут одинаково! Ну ладно, потом как-нибудь запомню. Я сказала, что это непорядок: мы уже месяц вместе работаем, но друг друга не знаем, и было бы здорово устроить какой-нибудь день интернациональной дружбы, ну, например, неплохо бы собраться на выходных и посидеть.

На что девушки никак не отреагировали. Начали расходиться.

Я очень удивилась. Что за странное поведение: неужели они меня так не любят? Неужели трудно сказать: «Спасибо большое за приглашение, но в эти выходные мы ужасно заняты, давай как-нибудь в другой раз?» Обязательно было поворачиваться спиной и демонстративно уходить в противоположном направлении?

Но я не сдалась. Догнала самую разговорчивую девушку, Рииту-Лиису, и повторила:

– Не могли бы мы собраться у кого-нибудь на выходных и посидеть? Ну, чтобы узнать друг друга получше?

Она сказала:

– Мы же договорились! Завтра в час у меня. Не спрашивай девочек, они стесняются говорить по-английски. И я стесняюсь, так что меня тоже не спрашивай.

Договорились? Когда? Я и не заметила! Наверное, они что-то сказали по-фински, да я не поняла.

Назавтра была суббота, и я с утра начала готовиться к посиделкам. Следуя питерской привычке, побежала в магазин: нельзя ведь идти в гости с пустыми руками. Купила бутылку белого вина, бутылку красного вина, полкило винограда, упаковку ветчины, упаковку сыра, кило нектаринов и кило апельсинов. Мне думалось, что финны ничего не купят к столу.

Ну и, разумеется, я принарядилась: надела узкие джинсы и блестящую блузку со стразами, туфли на каблуке, накрасилась и уложила волосы.

Я знала, где живёт Риита-Лииса. Собственно, они все жили в квартире при заводе, на первом этаже. Квартира была полупустая, с минимумом необходимой мебели, с казёнными занавесками и искусственными геранями на подоконниках. Она предназначалась для сезонных рабочих, там было четыре комнаты, кухня и душ.

Я приехала на велосипеде, обошла здание кругом. Жутко воняло рыбой. Подумала, что, наверное, невесело жить там же, где работаешь. И днём, и ночью – один и тот же вид из окна на бетонные здания и трубы. В окнах было темно, из дома не доносилось ни звука. Я испугалась, решив, что приехала не туда, куда надо, или что девчонки передумали и не пришли. Позвонила, и мне открыли! Оказалось, что все уже на месте, но просто сидят очень тихо.

Вот что я увидела в корпоративной квартире: все одиннадцать девчонок сидели вокруг белого икеевского стола, были там и парни с нашего завода. Я узнала их, но имён не помнила, без комбинезонов они выглядели непривычно. Все сидели молча, света не зажигали, царил осенний полумрак. Перед каждым стояла начатая бутылка дешёвой водки, вы только подумайте: у каждого – своя бутылка! Я поздоровалась, но мне никто не ответил, даже головы не повернули. Я вытащила из сумки купленные продукты и как можно бодрее сказала: «А я вот тут принесла немножко фруктов!» Никакой реакции. Положила виноград и нектарины на стол. Никто не предложил мне открыть вино, штопора рядом не было. Я спросила про штопор, но ответом мне опять было молчание.

Села. Воцарилась тишина. Время от времени кто-нибудь подносил к губам бутылку и делал глоток. Я спросила, как дела, когда они начали, почему не подождали меня, и не включить ли нам музыку. В мою сторону никто даже не посмотрел. Я подождала какое-то время и попросила нож для апельсинов. Не дождавшись, я встала и подошла к кухонному столу. Нашла открывашку, открыла вино и предложила присутствующим.

Один из парней обернулся в мою сторону. Он был красивым. Нет, правда, очень красивым, в моём понимании. Его звали Юхана. Высокий, крепкий, сильный парень, блондин с голубыми глазами. На заводе он очень здорово водил подъёмник, мог вручную поднять сразу по четыре коробки, а это шестьдесят килограмм. Я всегда восхищалась его силой и ловкостью. Он делал вид, что этого не замечает, но иногда тоже на меня смотрел.

Но тогда он был в белом комбинезоне и кепочке, теперь он был одет в свою повседневную одежду, и поэтому его было трудно узнать.

Огромные голубые глаза, прикрытые белыми ресницами под белыми бровями. Но эти голубые глаза были как будто налиты водой, и я поняла, что он уже очень пьян. Суббота, час дня, мы ещё не начали веселиться, мои прежние друзья в Питере недавно проснулись, а перед Юханой уже стояла пустая бутылка «Коскенкорвы». Если вы не знаете, Коскенкорва – это самая чистая и самая дешёвая пшеничная водка в Финляндии. Такую пьют либо алкаши, либо студенты.

Он посмотрел на меня – и не улыбнулся. Нет. Вместо этого он бросил несколько слов, как будто плюнул. Я не поняла по-фински, но почувствовала неприязнь.

Я испугалась. В Питере я общалась с людьми своего круга, с теми, кому я была приятна. У нас были одинаковые интересы, одинаковое образование, нас окружало общество похожих на нас людей. Мы выросли на одних и тех же книгах и фильмах, мы даже одевались похоже. Мы слушали одну и ту же музыку. Я с ними дружила, потому что чувствовала себя своей среди своих. И даже если мы иногда ссорились, то всё равно оставались «своими». Здесь были другие люди, другие порядки. Я поняла, что если сейчас не уберусь восвояси, то мне просто-напросто могут… начистить морду!

Сейчас я сознаю, что моё поведение было, с их точки зрения, крайне вызывающим, даже наглым. Пришла вся такая из себя, как будто королева праздника. Явилась позже всех и со своей едой: ешьте все, что я сама решила. «Думаю, вам понравится виноград». Никого не спросила, сую всем в лицо эти фрукты. Показываю, какая я богатая. Какая я крутая: все пьют без закуски, а мне подавай апельсины. Вино красное, вино белое… Остальным и водка хороша. Водка – она и есть водка, зачем тратить деньги на вино? Чтобы показать, какая ты утончённая? А может, тебе и квартира эта не нравится? Тебе подавай дворец? Или тебе, может быть, и люди наши не по вкусу? Недостаточно изысканные для тебя? Ну, так и вали отсюда, пока рыло не начистили! – примерно так они рассуждали. Но этого всего я тогда не знала.

Юхана сидел, расставив ноги, я обратила внимание на внушительную выпуклость, обтянутую джинсами. Он был симпатичный: открытое дружелюбное лицо, веснушки, густой ёжик белокурых волос. Наверное, неплохой парень. В другой ситуации он мог бы быть весёлым и славным, но не сегодня. Он приоткрыл губы, провёл по ним языком и сказал по-английски, чтобы я поняла: «Ребята, уберите эту разговорчивую клоунессу, а то я за себя не отвечаю. Сейчас как двину в ухо, и не говорите потом, что я вас не предупреждал!»

Помню, как это вдруг поразило: а ведь меня, оказывается, могут не любить, причём очень не любить, без каких-либо (видимых для меня) причин. Я хотела как лучше, я стремилась всем понравиться, со всеми подружиться! Хотела показать, что отношусь к ним хорошо. Но, получается, некоторым не надо, как лучше, им надо, чтобы я ушла отсюда и перестала всем портить вечер. По законам их мира, в их понимании я вела себя невоспитанно, агрессивно, просто мерзко.

Я тогда ушла, поскорее зашнуровав в коридоре ботинки. Меня не провожали, ничего не объясняли, не извинялись. Если бы это было в Питере с моими друзьями, меня попытались бы остановить, за мной бы бежали, спрашивали бы, что случилось, что они сделали не так, как они могут исправить ситуацию, загладить вину. Но на этот раз никто за мной не бежал и ничего не спрашивал. Ушла – и отлично. Свалила – и нормально.

Было очень странно чувствовать себя лишней, такого я никогда раньше не испытывала. Меня ни разу в жизни не выгоняли, наоборот. Раньше меня всегда наперебой приглашали, хотели видеть, радовались, когда я приходила. Это был первый, но отнюдь не последний случай, когда меня не желали, не любили и не понимали.

В понедельник мне не хотелось идти на работу, видеть те же лица. Но никто не сказал ни слова, как будто ничего не произошло. Со мной больше не здоровались. Наверное, я просто умерла в их глазах.

5. Мальчик с собакой

Я тогда жила в маленьком летнем хостеле, который уже был закрыт на зиму. Мне досталась комнатка, больше похожая на стенной шкаф с форточкой, куда была втиснута узенькая кровать и тумбочка. Хозяин хостела – белобородый краснощёкий финн внушительной комплекции – разрешил мне там жить бесплатно, пока морозы не ударят. В комнате не было батареи, a само здание было больше похоже на дощатый сарай. Я подумала, что у меня уйма времени, ведь сейчас октябрь, до морозов ещё далеко. Но вот наступила ночь, с моря подул ветер, и я почувствовала, как из каждой щели моей комнатки просачивается сильнейший сквозняк. Я надела на себя всю имеющуюся одежду, завернулась в одеяло, но всё равно не могла согреться. Тогда я встала с постели и сняла с окна занавеску, она могла бы сыграть роль покрывала. Без занавески окно выглядело, как чёрный квадрат. Я лежала и смотрела в этот квадрат, а там была только тёмная пустота, холодное море, пустынный пляж, и ни одного огонька.

На следующую ночь стало ещё хуже. Начался настоящий шторм. Я думала, меня сейчас выдует из этой комнатки вместе с кроватью и чемоданом. Занавеска не спасала. Я решила выйти и поискать, нет ли какого-нибудь тёплого закутка, где я могла бы провести ночь, а назавтра надо будет найти нормальное жильё. Я сунула ноги в кроссовки, накинула на плечи одеяло, и вышла в коридор. Я знала, что во всём кемпинге не было, кроме меня, ни одного человека. Морской курортный городок привлекает туристов только в три летних месяца, остальное время отели и кемпинги стоят пустыми. Я шла по ледяному коридору, лязгая зубами от холода, вокруг завывала буря, я слышала, как волны с шумом разбивались о волнорез в нескольких метрах от дома. Свет нигде не горел, только светились зелёным таблички, обозначающие аварийный выход.

Тут я через окно заметила свет в здании напротив. Ура, там кто-то есть! Я перебежала через двор в соседний домик и постучала в дверь. Мне открыл хозяин кемпинга, огромный финский дядька, он сказал, что так и знал, что я приду. У него в гостях сидел его дружбан, такой же высоченный мужик, но только худой, рыжий и носатый. Он был шведом. Шведа звали Харри, а финна Ярри. Они были похожи, как «двое из ларца, одинаковых с лица», хотя в их внешности не было ничего схожего. Наверное, братья по разуму. В их комнате было тепло и светло, работал телевизор, а сами Харри и Ярри пили виски. Ярри играл на старом аккордеоне, а Харри пел. Узнав, что я из Питера, они оба стали рассказывать, как в восьмидесятых годах ездили в Leningrad, ходили там в магазин Berjozka, и как Харри на рынке одна женщина продала бутылку коньяку за рубль, погладила его по голове и сказала «Good boy». Но Харри думал, что она всё-таки имела в виду «Гудбай», так как после такого коньячку можно было и не проснуться. Он потом подарил коньяк своему соседу. Сосед всё ещё жив. Наверное, передарил кому-нибудь. Мне налили выпить виски, я пригрелась в кресле и заснула под работающий телевизор и пение Ярри и Харри.

На утро шторм затих. Я села на велосипед и поехала в город, искать себе жильё. Только где и как его искать? У меня с собой была карта города, и там были отмечены всякие хостелы. Я рассудила, что если зимой туристов нет, то, может быть, в хостелах сдаются пустые комнаты по дешёвке. И вот я ехала по осеннему городу, где на улицах валялись ветки и листья после вчерашнего шторма, яркими огонёчками горели гроздья рябины, а из-за заборов свешивались растрёпанные ветром георгины. Вышло солнце, и от потемневшего мокрого асфальта начал подниматься пар. Город снова стал праздничным, и я даже подумала, а нужно ли мне искать другое жильё. В такую погоду, наверное, очень симпатично в морском кемпинге у Ярри.

Однажды такое случается. Выходишь из дома и едешь в город. То есть, ты думаешь, что едешь в город, а на самом деле едешь, чтобы встретить свою любовь, но ещё не знаешь об этом.

Я сразу узнала его, когда увидела. Тут не могло быть никаких сомнений. Мне показалось, что я знала его всегда, всю жизнь. Что мы уже были знакомы, ждали друг друга, и это был просто вопрос времени, когда мы встретимся.

Ошибиться было невозможно, да и как тут ошибиться, если на всей улице был всего только один человек, не считая меня. То есть, один человек и один зверь. Мальчик с собакой-далматинцем. Он был очень рослым, широкоплечим, одетым в рабочую одежду, как какой-нибудь строитель или маляр, у него были густые рыжие волосы, а когда я увидела его вблизи, то оказалось, что на лице у него были ещё и веснушки. У него было доброе, открытое лицо и широкая улыбка. Несмотря на рост, было заметно, что он намного младше меня.

Мальчик как раз выходил из дверей хостела, где я собиралась искать жильё. Мы шли по улице по направлению друг к другу, расстояние между нами сокращалось. Мы оба улыбались всё шире, и наконец остановились друг напротив друга. Я была так рада его видеть! Но пёс был рад ещё больше. Он вдруг встал на задние лапы, прыгнул на меня и огромным языком облизал мне лицо. При этом порвал мою новую куртку и разодрал когтями мне руку. Мальчик начал его оттаскивать, тот вырывался и лаял, борьба была сложной, пёсик был ничуть не слабее своего хозяина и ростом с него, если встанет на задние лапы. В итоге хозяин победил и стал горячо передо мной извиняться, но я только смеялась. Я тогда ещё не знала, что за такое в Скандинавии полагается заявить в полицию, оштрафовать владельца собаки, а саму собаку усыпить.

Потом я спросила, нет ли свободных комнат в том доме, откуда он вышел. На что мальчик ответил, что комнат больше нет, он занял последнюю. Но я могу жить у него! Меня развеселил такой поворот событий, а он очень смутился и заверил, что он совсем не это имел в виду, и что в комнате он появляться не собирается, всё время работает, и даже спит на работе, ну или в машине. У него огромная рабочая машина, в которой можно жить, и комната ему почти что не нужна. Он снял жильё, в основном, из-за собаки, её же надо где-то оставлять, и если я не имею ничего против собаки, то… Псу я определённо понравилась, первый раз такое в жизни, он вообще очень недоверчивый, а тут сразу на меня напрыгнул, как на знакомую. Так что я могу здесь жить, квартплату будем делить пополам. А с самим мальчиком мне общаться совершенно необязательно, если я не хочу. Я его и не увижу, мы как-нибудь так придумаем, чтобы приходить и уходить в разное время и друг другу не мешать.

Я слушала его сбивчивый рассказ и улыбалась, а он стоял передо мной и планировал наше с ним совместное будущее. Как и что мы будем делать, как организуем наш быт, как будем делить расходы, кто по каким дням будет делать уборку и мыть посуду, как мы будем ездить за продуктами, и как делить одну ванну. Всё расписал, забыл только назвать дату, когда мы поженимся. Думаю, обязательно назвал бы, если бы мы постояли там и поговорили подольше. Я нашла его план замечательным. Очень чётким, но достаточно гибким и легко выполнимым. Потом я спросила мальчика, как его зовут. Бенни, – ответил он, – а собаку Синго. При этом прибавил, что он тихий, спокойный и удобный сосед, и у меня с ним не будет никаких неприятностей. А пёсик – очень воспитанный.

Так я переехала в этот хостел, в последнюю незанятую комнату, а Бенни стал жить во дворе, в своей огромной машине. Пёсик Синго ночевал у меня, а утром хозяин забирал его с собой на работу. Мы с псом поладили, он не лаял, не клянчил еду, не воровал со стола, не лез на диван и не портил мои вещи. Обычно он уставал за день и сразу ложился спать, как приходил домой. С Бенни мы поладили тоже.

Хостел, в который я переехала, назывался «Капитанский Двор», он стоял рядом с паромной гаванью, и мимо моих окон по нескольку раз в день проплывали огромные паромы Викинг Лайн и Силья Лайн. Это было потрясающее зрелище, особенно ночью. Паром огромный, как светящийся десятиэтажный дом, при этом так ловко входит в узкую маленькую гавань между двумя скалистыми берегами. А потом туда же входит второй, и эти гигантские паромы так изящно движутся относительно друг друга, проходят совсем рядом, едва ли ни касаясь бортами, и начинают медленно и торжественно разворачиваться, чтобы продолжить свой путь дальше.

Капитанский Двор – это был старый трёхэтажный деревянный дом с балконами, колоннами и пристройками. Раньше он, действительно, принадлежал какому-то капитану. Там было множество комнат, лестниц и закоулков, на мой взгляд, именно так должен выглядеть дом для капитана. Бенни не мог понять моего восторга, он ведь родился и вырос в деревне на севере Швеции, там все живут в частных домах. А для меня это был сказочный дом! Мы облазили его весь, с подвала по чердак.

На чердаке было очень много места, можно было бы устроить там ещё пару-тройку комнат, но этого никто не сделал. Крыша поддерживалась мощными деревянными балками, было несколько пыльных окошек, а на полу лежало несметное количество каких-то штук, имеющих отношение к кораблям и лодкам. Я в этом не разбираюсь. Но мне так и виделся какой-нибудь одноногий Капитан Флинт с попугаем на плече, стоящий за штурвалом. «Тысяча чертей! Свистать всех наверх!» Мы нашли сундук со старой одеждой и захотели её померить, но вся одежда была такого огромного размера, что была велика даже для Бенни.

Мы спустились в подвал и обнаружили сауну с каменной печкой и деревянными лавками, нетопленную, наверное, с тех самых пор, как старый Капитан Флинт оставил на чердаке сундук со своей одеждой. Нам захотелось эту сауну натопить, дрова имелись. Как ни странно, и печка, и дымоход работали исправно. В сауне так же помыли и собачку. Далматинец Синго стал беленьким, каким, наверное, был только в детстве, когда был совсем ещё щеночком, но тёмные пятнышки со шкуры всё-таки никуда не исчезли. Это была смешная и добрая собака в горошек! Наша намытая собака.

Через две недели после нашего знакомства Бенни сказал, что хочет показать мне Швецию – страну, в которой он родился. Там на севере совсем нет работы, поэтому он приехал работать на Аландские острова. Для того, чтобы попасть в Швецию, надо сесть на паром, и через два с половиной часа окажешься в гавани Каппельшэр, а оттуда на машине час до Стокгольма. Это столица, мы там погуляем в субботу, посмотрим город, походим по магазинам, а вечером вернёмся назад. Может быть, купим мне зимнюю куртку. Ура! Какая хорошая идея! Я хочу в Стокгольм!

И вот мы сели на паром Викинг Лайн и поплыли.

По прибытии в Швецию, как только мы съехали на берег в Бенниной огромной машине, я заснула, прислонясь к оконному стеклу. Целый час ещё ехать, успею немножко подремать, надо отдохнуть, чтобы сил хватило на прогулки и магазины. Спала я, наверное, минуты три, потому что, когда проснулась, мы всё ещё стояли на парковке у парома. «Ну давай, поехали за курткой», – сказала я. А Бенни посмотрел на меня так лукаво, что я сразу поняла, что что-то здесь не сходится. Оказалось, что я спала восемь часов. Всю дорогу до Стокгольма, и там тоже – на парковке, и по дороге назад. А теперь уже осталось двадцать минут до погрузки на борт, чтобы ехать домой, а я только ещё глаза открыла. Я спала целый день, а Бенни меня не будил, он ждал. Я не могла поверить своим ушам, неужели он просидел рядом со мной целых восемь часов, ничего не делая? «Ну почему „просидел“, – ответил Бенни, – я тоже спал. И несколько раз выходил в киоск за кофе и шоколадкой». Он протянул мне половинку батончика Сникерс, подтаявшего в его кармане.

Тут уже опустили аппарель и было пора заезжать внутрь парома. Мы ехали домой, сидя в кафе «Морской бриз», попивая чай с огромными бутербродами (один с креветками, другой с фрикадельками), и смеялись. Как здорово мы съездили в Швецию! Как удачно мы купили мне зимнюю куртку! Со мной ещё никогда такого не случалось, чтобы я спала, не просыпаясь, восемь часов подряд, да ещё и сидя в машине. Я даже у себя дома в кровати так не сплю. И я не проснулась, когда машина двигалась с места, или останавливалась, когда мимо с шумом проезжали грузовики, когда Бенни выходил за кофе. Удивительно! Никогда мне ещё не было так спокойно и хорошо. Наверное, это потому, что Бенни очень аккуратно водит машину, у меня сразу возникло к нему доверие. Я спросила, сколько лет он уже за рулём, и он ответил: две недели. Он получил права и купил машину как раз в тот день, когда мы встретились. Ему тогда исполнилось восемнадцать.