Время библиомантов. Противостояние

– Да что с тобой такое? Я же рядом! Чтобы высвободить библиомантическую энергию, надо расщепить страничное сердце, а это возможно, только если раскрыть сердечную книгу.

– Ст-т-тр-р-ра… – затрещала петушиная книга.

– Ну же, мне нужна твоя помощь, – сказала Фурия вкрадчиво. – Без тебя как без рук.

– П-п-панич-ч-ческая… ат-т-так-к-ка…

– Чего-чего?

– Судя по всему, у м-м-меня… п-п-паническая ат-т-така!

Изида насмешливо смерила взглядом съёжившуюся книгу.

– Похоже, у неё сдают закрепки!

Клюв с тоской высунулся из переплёта. Что-что, а упрекать хозяйку книжка умела.

– Я и мне подобные – из породы натур чувствительных, – произнесла она с горечью. – Наше существование – это долина слёз, тернистый путь лишений. Кому, как не тебе, дано постичь тонкий эмоциональный мир книги, Изида Пустота?

Та только буркнула что-то в ответ (Фурия не разобрала) и опять сосредоточила внимание на противоположной стороне улицы.

Фурия улучила минуту, когда книга отвлеклась, и одним махом распахнула томик. Клюв ударился о черепичную крышу.

– Вот! Что я говорила! – всхлипнула петушиная книга, словно мировая скорбь легла тяжким бременем на её плечи.

«Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа» значилось у неё на обложке, но это была лишь конспирация. Для чтения петушиная книга не предназначалась. Она была стойким маленьким воякой, обратившим в свою пользу не один книжный поединок на задворках Либрополиса. Множество рубцов да пара выдранных страниц – вот и всё её наследство от карьеры на рингах. С тех же пор как она излила душу Фурии в качестве сердечной книги, Фурия держала её при себе день и ночь. Наготове. Когда бы её наставница Саммербель ни занималась с Фурией, книга всегда была готова сослужить добрую службу.

– Ты видишь их? – спросила Фурия, листая сердечную книгу и стараясь размять напрягшиеся страницы.

Вытянув шею, Изида пыталась заглянуть за угол Мардуковых бастионов. Где-то там, впереди, находился главный вход, вблизи которого Кэт и Саммербель заняли свой пост. Они тоже ждут не дождутся, когда же наконец операция начнётся.

– Нет.

Фурия сморщила нос от вони, поднимавшейся из переулка. Постепенно эта вонь перекрыла даже книжный аромат, исходивший от её кожи.

– Разве можно себе такое представить, когда мечтаешь о приключениях, описанных в книгах? Сидя в уютном кресле, грабить коммивояжёров с Фантастико Фантастичелли или плыть к острову сокровищ с Джимом Хокинсом[2 - Подросток Джим Хо?кинс – главный герой романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ»; этим романом Фурия зачитывалась в первой книге.] – это совсем не то, что копошиться здесь, в грязи.

Два месяца назад Фурии стукнуло шестнадцать. Раньше в день рождения на столе, накрытом к завтраку, она всегда находила превосходный пряник Паулины. Но кухарки больше не было в живых, и потому девочка в этом году получила совсем другие подарки: от Кэт – кусок лавандового мыла из лавки в Уинчкомбе (с тех пор как подруга стала регулярно мыться, она придерживалась мнения, что и другие обязательно должны следовать её примеру), от Изиды – складной нож («Тридцать две функции! Из нержавейки! Гарантия!»), а от младшего брата Пипа – предпоследний кухаркин пряник, который он полгода прятал для Фурии под матрасом.

Игнорируя ворчание петушиной книги, Изида спросила:

– А кто, собственно, кормит Замзу, когда тебя нет?

– Пип. И уже довольно давно.

Изида скептически повела бровью:

– И ты отпускаешь его одного к этому вредителю меланхолику?

– Ему уже одиннадцать. Как-нибудь разберётся.

Изида открыла было рот, чтобы возразить, но слова застыли у неё на губах. На противоположной стороне улицы раздался крик, за ним последовали другие. Возбуждённый рёв смешался с сигналами тревоги. Вооружённая охрана, наблюдавшая за крышами Мардуковых бастионов, встревоженно переглянулась, после чего патрули ринулись к входам в здание.

Изида мгновенно присела на корточки. Её глаза горели решимостью, а в насмешливых чертах забрезжила улыбка. Мягкое мерцание просачивалось сквозь её узкий корсаж. Уже несколько недель она не носила ничего белого, как раньше, напротив, – только иссиня-чёрные вещи.

Фурия расправила капюшон. Под пальто на ней была водолазка навыпуск, штаны с накладными карманами, а светлые волосы она собрала в пучок на затылке. Указательный палец правой руки девочка держала между страницами своей сердечной книги.

– Книжные пиявки! – сердечная книга тяжело вздохнула. – Какая гадость! Они прогрызают книги, как червяки – яблоко. Это просто безответственно – тащить меня с собой. Слышите? Без-от-вет-ствен-но!

Изида метнула один уже забытый бестселлер через улицу. Книга приземлилась на противоположной крыше. Едва Фурия успела нагнуться за вторым экземпляром романа, как он сам уже взмыл ввысь. Изида прикрыла правой рукой картинку на обложке, а Фурия рукой слегка поддержала том снизу. Они едва касались книги. И вдруг её очертания стали размываться.

Вместе с книгой растворились в воздухе и Фурия с Изидой, вначале оказавшись в пустоте между страницами мира, но через какую-то долю секунды они снова появились, уже на крыше Мардуковых укреплений, в двух шагах от первого экземпляра, потускневшего у их ног, а в следующий момент исчезнувшего окончательно.

Фурия оценивала обстановку, пока Изида проворно расстёгивала крючки своего корсажа; лишь один – посередине – она оставила застёгнутым. Волна света прорвалась сквозь чёрную материю, мягко пульсируя в такт сердцу.

– Готова?

Фурия кивнула.

– Не знаю, интересует ли это кого, но меня мутит, – прошуршала петушиная книга.

Фурия сочувственно потрепала её за обложку, после чего покорно последовала за Изидой к невысокой башне, стоявшей не более чем в десяти шагах от них. Они остановились перед узкой стальной дверью. Изида нажала на ручку. Дверь была заперта изнутри.

– Финниану уже пора появиться, – сказала Фурия. – Для него всегда уговор дороже денег.

Изида вертела головой, озираясь по сторонам, но смотрела при этом не на Фурию, а куда-то мимо неё, на крышу. Её глаза широко раскрылись, а в зрачках, словно в ускоренной киносъёмке, сверкнуло отражение пламени из ствола.

– Ложись! – скомандовала она, одной рукой оттолкнув Фурию в сторону, а другой дёрнув последний крючок корсажа.

Спустя долю секунды просвистел выстрел, раздался чей-то крик, а Изида озарилась светом ледяных звёзд.

Глава вторая

Несколькими минутами раньше Кэт и Саммербель стояли в глубине тенистого переулка, нетерпеливо наблюдая за суетой перед главным порталом бастиона. Одни торговцы возводили палатки, другие предлагали свои товары на дощатых лотках; особого трепета перед гвардией или полицией здесь никто не испытывал. Большинство нелегальных сделок в гетто Мардук вёл сам, Адамантова Академия глядела на всё сквозь пальцы, коль скоро он не наступал слишком откровенно на ноги её лакеям. В народе поговаривали, что король клоаки располагает каким-то орудием давления, благодаря которому учреждения идут на уступки, и тот, кто видел, сколь невозмутимо Мардук выставляет на продажу запрещённый товар, находил в сплетнях рациональное зерно.

Толпа напоминала восточный базар. Между домиками стоял густой аромат кореньев и мыла, смешанный с испарениями мужских и женских тел, напирающих друг на друга, с запахами жареной свинины и свежего конского навоза. Хотя английский был в Либрополисе ходовым языком, до Кэт постоянно доносились обрывки фраз на французском, итальянском и немецком. Вне всякого сомнения, здесь встречались экслибры и из восточной, и из африканской литературы, но так же, как и на пёстрых лондонских толкучках, большинство из них старалось говорить на едином наречии, чтобы грамотно предложить товар или поторговаться о цене.

– Нельзя было доверять этому гаду! – фыркнула Кэт с презрением. – Тоже мне, пиявковод! – Она выплюнула это слово с таким пренебрежением, словно ему и во рту не место. В гетто она провела без малого три года, а за это время – чаще всего со смаком – Кэт хотя бы раз произнесла все мыслимые и немыслимые ругательства.

Основная забота Кэт – тревога за Финниана, находившегося внутри укрепления, а осуществление их с Саммербель плана было делом второстепенным. Как-то, около семи месяцев назад, она проникла в это здание одна. Тогда она выкрала из легендарного собрания Мардука мумифицированную руку библиоманта. Она и на этот раз порывалась попробовать пробраться внутрь самостоятельно, но потом всё же была вынуждена признать, что ситуация порядком изменилась. С одной стороны, предмет их поиска находился в дальнем павильоне, за теми залами, где у Мардука был знаменитый кабинет библиомантических редкостей и куда не добирался ещё ни один вор. С другой стороны, после вторжения Кэт число караульных постов утроилось.

Её напарница Саммербель опустила пониже на лоб капюшон своей куртки, хотя дождь прекратился уже давным-давно. Молодая библиомантка обладала необычайно белой кожей и своими филигранными чертами напоминала фарфоровую статуэтку. У неё были короткие белоснежные волосы, зато брови – почти чёрные. Саммербель – отпрыск Ирла из Сассекса, дворянская дочка до мозга костей. Её папаша, учёный-коллекционер средневековых рукописей, не стесняясь, критиковал Академию, и ему не очень-то улыбалось плясать под дудку трёх семейств. Как и многих из тех, кто открыто выражал свой протест, однажды ночью его увели представители гвардии и по сфальсифицированному делу бросили в застенок. Больше семья его не видела, пока наконец несколько месяцев спустя родным не выдали его труп. Согласно официальной версии Ирл скончался в тюрьме от инфаркта.

Через некоторое время Саммербель примкнула к движению сопротивления и стала первой библиоманткой, перешедшей в ряды повстанцев. Кроме неё у братьев-бардов подвизался ещё один библиомантический талант – в прошлом лицо духовное. Однако пару недель назад он порвал с резиденцией, и след его простыл где-то в убежищах. За время, проведённое в подполье, в Лесу мёртвых книг, Саммербель нисколько не утратила своих утончённых манер. Она постоянно расхаживала с высоко задранной головой. В семнадцать у неё уже красовалась морщинка скепсиса на переносице, а изъяснялась она, как правило, так, словно только что явилась с королевского бала.

Вначале от встреч с ней в резиденции Кэт просто уклонялась – так она вела себя раньше почти со всеми библиомантами. Но в один прекрасный день нервы не выдержали, и Кэт принялась искать повода для ссоры с воображалой Саммербель. Та, к безграничному изумлению Кэт, извинилась и сообщила, что ни в коем случае не причисляет себя к высшим существам. К такому вежливому и уступчивому обращению за годы жизни в гетто Кэт не привыкла. В довершение всего Финниан просветил её относительно прошлого Саммербель, после чего между девушками воцарилось хрупкое перемирие. Кэт смотрела сквозь пальцы на жеманство дочки благородных родителей, а Саммербель всякий раз прикусывала себе язычок, едва задумав отпустить какое-нибудь едкое замечание насчёт уличного жаргона своей соперницы. Ни одна из них этому миру по-настоящему не доверяла – это был договор между «низами» и «верхами», между фешенебельным Сассексом и клоакой-гетто, между леди по крови и безродной хамкой.

Перед Мардуковой штаб-квартирой патрули вспугнули коротышку экслибра, который пытался загнать прохожим беспошлинные сигареты Smoke & Mirrors[3 - Smoke & Mirrors (англ.) – «Дым и зеркала».] – излюбленную марку большинства библиомантов. Немного умения – и дым от них воспроизводил ключевые сцены из недавно прочитанных книг. Порой это глубоко потрясало, порой вызывало чувство неловкости, но всегда было предметом безудержного хвастовства и гордости. Очевидно, торгаш не заплатил дань или же по какой-то иной причине оказался у Мардука в чёрном списке.