Зелёный луч

– Договорились. Тогда буду искать тебя в местном баре.

Возвращаюсь в кабинет к Саре и с ее активной помощью одолеваю-таки длиннющую анкету, которую разрабатывал настоящий бизон американского канцелярита. Привычные мне «си-ви»[13 - Curriculum Vitae (CV) – досл. лат. «течение жизни», «жизнеописание»; принятые во многих американских и европейских конторах анкеты резюме сотрудников, равно как и соискателей должности любого ранга.] определенно попроще… но, правда, в них и подробностей куда меньше.

Забрав анкету, барышня сообщает:

– Я проверю по спискам вакансий и позже попробую подобрать вам несколько вариантов.

Варианты, думаю я, вариантами, не подойдут – будем пробиваться самостоятельно. Справлюсь. Не впервой.

И, сменив тему, интересуюсь двумя вопросами: насчет правил обмена и денежного обращения и что с пресловутым баром. Направление на бар Сара объясняет сразу – из корпуса два главных выхода, один на автостоянку, откуда машины зарегистрированных мигрантов въезжают на территорию Базы, а второй – собственно на эту самую территорию, и вот напротив и направо имеется ресторанчик «Посейдон», он же гостиница для посетителей орденской территории, он же главная столовая и пивная для всех обитателей Базы, временных и постоянных.

– А деньги вам сейчас в нашем банке поменяют. Идемте, провожу.

За очередной дверью оказывается вполне обычная банковская касса – матово-стеклянная перегородка, окошко, лоток; в общем, как в цивильных заведениях. Сара обменивается с невидимой операционисткой несколькими фразами (наверное, по-испански, во всяком случае, я ни черта не понимаю), потом приглашает к окошку меня.

– Давайте, сколько там у вас.

Опустошаю набрюшник и выгребаю из карманов всю мелочь, оставив на память только пятидесятицентовик с профилем Кеннеди. На той стороне шуршит счетная машинка, потом операционистка что-то сообщает, а Сара переводит:

– С учетом процента за обмен получается тысяча триста восемьдесят семь экю и шестьдесят центов. На счету у вас еще тысяча пятнадцать, помните?

– Да. Кстати, проценты на счет начисляются?

– Нет. В Новой Земле нет инфляции, поэтому счета работают по дебитному принципу…

– Простите, а можно проще?

– Можно: сколько положили, столько и лежит. А раз инфляции нет, цены тоже более-менее постоянные. Привозной товар, как правило, дорогой, зато все предметы первой необходимости, еда, жилье и все такое достаточно дешевы. Отсюда и планируйте.

– Ясно. Пока оставьте на счету две тысячи, а остальное возьму наличными.

– Как угодно. – Сара переходит на испанский, и вскоре в лотке передо мной появляется стопка банкнот. Из гибкого пластика, размером с ту же кредитку – тоньше карточки Ай-Ди и чуть поуже. На одной стороне сплошь разноцветные голограммы с цифровым достоинством «казначейского билета»: десятка красная, двадцатка синяя, полусотня оранжевая – расцветку небось у евро слямзили, только что здешняя поярче, вроде австралийских долларей. На другой стороне банкноты – глазастые пирамиды по углам и рельефный номинал в центре; кажется, еще и дублированный рядом алфавитом Брайля. Чтоб на ощупь в темном чулане отсчитывать, не иначе. Ничего ж себе денежки, больше смахивают на профессиональные игральные карты. Впрочем, если в кармане колоду таких «карт» носить, то пожалуй, выйдет удобнее больших бумажных купюр, и уж точно на порядок долговечнее. К банкнотам прилагается несколько разнокалиберных монеток, дизайном и расцветкой похожих на евроценты, только что пластиковые, как жетоны киевского метро, и вместо герба на реверсе та самая голографическая пирамида с глазом…

Кто-то из создателей Ордена и всей этой глазасто-пирамидальной символики однозначно любил поиграть в масонов-тамплиеров. Вообще, распространенная хворь среди финансистов, на гривнах Первой Украинской республики в восемнадцатом году тоже такой знак имелся, если мне склероз не изменяет, а на однодолларовых купюрах Штатов и сегодня остался…

– Что-нибудь еще?

– Да. Скажите, Сара, до скольки тут принято работать и какие у вас планы по завершении рабочего времени?

Снимает очки и улыбается. На округлых щеках проявляются ямочки.

– После работы утомленную барышню, конечно, можно угостить хорошим обедом, но если таким образом вы надеетесь получить больше, чем разрешают инструкции Ордена, вынуждена вас разочаровать.

– Но я надеюсь, инструкциями Ордена внеслужебная часть жизни сотрудников не регламентирована?

– Что ж, поговорим об этом за обедом. А работать принято по-разному, сегодня, если не случится аврала, я освобождаюсь после трех пополудни.

– Зафиксировал. Значит, в три в «Посейдоне».

– Договорились, Володя.

– Лучше Влад.

– Хорошо, Влад, до встречи.

Выглядываю на стоянку, джипа с трейлером там не обнаруживаю – значит, Руис уже разобрался с деньгами-документами и пошел квасить… в смысле нервы лечить. Снова пересекаю корпус «Иммиграционной службы» и выхожу на территорию Базы. Армейского вида плац, на две трети занятый под автостоянку, которая сейчас почти свободна. Руисов ржаво-серый пепелац, пара кирпичной окраски фордовских грузовиков, могучий шестиколесный «краз» – откуда, интересно, такой агрегат у латиноамериканцев вообще взялся-то? – серый открытый ветеран-«лендровер» с высоким вертлюгом, на котором укреплен чехол с пулеметом (каким – неясно, но что это именно пулемет, сомнений нет), белый пикап «шевроле» с горой коробок и тюков в кузове, горчичной окраски микроавтобус вроде «газельки», но на колесах чуть ли не от БТРа, и богатый кремово-золотой «паджеро». Сплошной клуб любителей внедорожников.

Ладно, пора заглянуть в этот «Посейдон». А то желудок у меня еще по времени Старой Земли живет и напоминает, что там давно пора не обедать, а сразу ужинать, а следовательно, ждать еще шесть часов до обеда с Сарой – нерационально и даже преступно по отношению к собственному организму.

Вывеска «Poseidonys» приглашающе сверкает с примыкающего к плацу трехэтажного кирпичного домика. Под ногами хрустит выжженная трава. Жарко, и будет еще жарче. Третий месяц, сказала Сара? То есть у них тут сейчас только-только весна? А что же получится летом?..

Ныряю в полумрак заведения.

Ничего так, уютненько. Хороший греческий ресторанчик в тихом уголке не прямо на пляже, но в двух шагах – для тех, кто знает. Темное дерево, основательные скамейки и табуретки, с полдюжины альковчиков, заплетенных растущим в кадках диким виноградом. В зале, где свободно разместится человек этак сто, народу всего ничего – трое за одним столом, двое за другим да Руис за столиком у стенки. Неистребимый аромат оливкового масла, свежего хлеба и жаренного на углях мяса.

– Буэнос тардес, – возникает за стойкой полноватый пожилой мужичок, насквозь пропитанный этими самыми ароматами.

– И вам того же, – отвечаю по-английски. – Тут у вас голодных переселенцев обслуживают?

– Обязательно обслуживают, – акцент заметный, но понять можно. – Неправильно человеку голодным быть. Меню смотри, выбирай. Все свежее, все вкусное.

– Раз все вкусное, тогда и смотреть не буду; что-нибудь не острое и не очень жирное, пожалуйста.

– Сейчас соберу, садись за любой столик, пять минут жди. Пить что будешь? Пиво есть, светлое, из Нойехафена. Вишневка есть. Виски и джин из Конфедерации. Из-за ленточки ром, коньяк и шампанское есть, но дорого. Ну и лимонады-тоники всякие.

– Пока лимонад со льдом, голова свежая нужна, – отвечаю ему в тон. – Думать буду.

– А! Думай, правильное дело, вот твой лимонад. – Подает высокий бокал с чем-то бледно-оранжевым. – Новая жизнь, хорошо подумать надо, чтобы хорошей была.

Отхожу к столику у стены, где над стаканом с чем-то темным и крепким клюет носом Руис. Сажусь напротив; поднимаю бокал.

– Ну что, за новую жизнь?

– И как ты… можешь… вот так спокойно… – Стакан, похоже, не первый, да на голодный желудок, а Руис на моей памяти особо не пьянствовал – то ли потому как всегда за рулем, то ли просто не хотелось человеку. А без привычки выпивка башню сносит крепко, не раз наблюдал. – Все, все там осталось… и не вернуться…

Пожимаю плечами, отпиваю глоток лимонада. Холодный, кисловатый, привкус вроде померанцевого, но не такой резкий; самое то в местную жару.

Да, я вот так вот спокойно. Когда вижу, что сделать ничего не могу – то ли сил не хватает, то ли не знаю как, – просто сижу и жду, пока ситуация не повернется другим боком, авось там и получится чего переменить. Бесчувственная сволочь? Обзывали меня и похуже. Пусть. Как говорят янки, talk is cheap, и в данном случае я с ними согласен.

– Значит, не вернуться. Значит, прежний Руис и прежний Влад где-то на перекрестке попались на прицел ищущим развлечений бандитос Арельяно, их расстреляли и вместе с машиной спустили в заброшенную шахту, где никого и никогда уже не найдут. Все, точка. Их больше нет. Зато мы – живы, и лично мне этот вариант загробного мира нравится больше, чем традиционные облака и всякие ангелочки с нимбами.

Приятель тупо смотрит на полупустой стакан; потом резко опрокидывает в себя остатки.

– За новую жизнь! – выдыхает он. – Прав ты… а сейчас мне надо…

– Знаю, куда тебе надо.

Встать Руис все-таки смог, и даже переставлять ноги у него почти получается, но без меня черта с два он бы вписался в дверь. Ладно, невелик труд – доволочь до трейлера и забросить тушку на кровать; росту в потомке достославных идальго полтора метра в прыжке, а у меня в резюме честно записано «сильный программист, работающий на высоком уровне» (то бишь легко снимающий сервер со шкафа). Проспится, поговорим дальше. Пара банок пива у него в холодильнике вроде оставалась, поправить здоровье хватит.