Анелия любит Короля!

В июне сорок первого на железной дороге все было относительно спокойно, поезда шли по графику, никакой спешки, загруженности, напряжения. Июль оказался очень знойным. Все стремительно переменилось. Расписания движения поездов были сбиты, товарники перегруженные "людским ресурсом" один за другим шли на Запад, шли на войну.

Сказитель «Книги судеб»

Провожая глазами эти составы, люди в далеком, глубоком тылу еще не осознавали всей тяжести пришедшей беды, не осознавали ее и те, кто ехал на эту страшную, злую войну.

«Кремлевские мечтатели» хотели построить прекрасную коммунистическую страну, где слова «Братство, Свобода и Равенство» были бы выбиты золотыми буквами. А пока, пока был переходный период и народ, не разгибая спины, строил никому невиданное доселе общество. Отцы этих детей с утра до ночи угрюмо пропадали на железной дороге. О чем думал этот угрюмый люд? О чем мечтали «люди-муравьи»? Мечтали сытно поесть. Думали только об одном – как бы не потерять работу, паек, боялись упасть в голодный обморок во время адского труда. Прятали свое возмущение, безысходность. Боялись смотреть в глаза начальству, чтобы те ненароком, не разглядели в их глазах недовольство жизнью. Если появлялись люди в штатском, в военной форме, – сердца замирали, не «загребут» ли на этот раз тебя, не пришла ли твоя очередь. Люди боялись себя, своих мыслей, своей собственной тени. Запрещалось верить в бога, необходимо было верить только в светлое коммунистическое будущее. А если потребуется, то и отдать за него свою жизнь. Не была под запретом только любовь.

Петя и Алдан – было им уже по семь лет.

Основным занятием подросших пацанов было чудесное времяпровождение на свежем воздухе, состояло оно из купания в грязной арычной воде, копания пещер в оврагах, постройки "жилищ" из деревянных конструкций снегозадержателей. Появилось в их жизни и изобразительное искусство, которое выражалось в рисовании на песке и глине. Апогеем их творчества было выкладывание различных фигур из разноцветных осколков стекол. Стекла эти тщательно натирались, промывались, их блеску могли бы позавидовать окна современных фешенебельных гостиниц.

"Собирательство" также было одним из обязательных процедур их игр. Оно преследовало чисто деловые "коммерческие" цели и было основной статьей их "доходов" и пополнения "материальных ценностей". После каждого прошедшего эшелона с людьми, они тщательно обходили железную дорогу. Стекла попадались им очень редко, чаще они находили жестяные баночки от консервов, из которых делали котелочки, кружечки, поварешки, миски, чашечки и украшали ими свои "жилища".

Алдан с Петей искупались в арычной воде. Времени было предостаточно. День был в самом разгаре. Ребятишки решили попробовать себя в роли чертенят. Грязь была черной, липкой. Они искатались в ней, приобрели подобающий вид. Затем привязали веревочные хвосты. На голове из волос накрутили рожки. Уже ничто не отличало их от чертенят. Они строили гримасы, гонялись друг за другом.

На дороге показался старик, ехавший на осле. Было видно, что он едет с базара. За спиной старика виднелся баул, забитый овощами, дынями и прочими товарами. Бахилы старика были изрядно покрыты пылью.

Ребята были голодны. Балясничать со стариком, просить у старика чего-либо съестного было бесполезно, они хорошо знали, что старик был жадный и бессердечный.

Вислозадый осел, на котором ехал старик, еле плелся. Жара уморила обоих. Старик время от времени слегка похлопывал вислоухого плетью. Летний зной и долгая дорога притомили старика, он был в легкой полудреме.

Алдан с Петей спрятались за холм. Ребята договорились, что Алдан незаметно подберется сзади и из рогатки выстрелит по ослу. А затем Петя должен внезапно выбежать из-за бугра. Если осла взбулгачить, то была вероятность того, что из баула что-нибудь вывалится. Оставалось бы только подобрать добычу и дать деру с места события. Старик их не узнает, они запачканы грязью. Да и не нагонит никогда, прыти этим агницам не занимать. Решили не медлить – голод давал о себе знать, толкал на "подвиг".

Алдан пристроился за ослом, незаметно приблизился и выстрелил в осла. Удар попал точно в цель и возымел результаты. Осел рванул, поскакал галопом. Старик чуть было не слетел с осла. Алдан бежал вслед за ослом, из баула ничего не выпало. Тогда Алдан решил нагнать осла и самому выдернуть из баула что-либо. Он погнался за ослом. Вдруг старик заметил Алдана-чертенка. Старый скряга обладал плохим зрением, поэтому он и впрямь, на самом деле, принял Алдана за черта.

– Уай, кудай сакта[1 - Уай, кудай сакта – спаси меня бог!], – выкрикнул старик от неожиданности и испуга.

Что есть мочи ударил осла плетью и как в молодые годы привстал на стремена. Осел стал еще резвее выбивать галоп. Получилось смешное зрелище – седобородый старик, несся как всадник на взбелененном осле. Алдан преследовал беглецов, не догадываясь, что старик его приметил. Неожиданно на холме появился второй чертенок.

– Второй шайтан[2 - Шайтан – черт.], – подумал старый аспид, – астапр-алла, спаси меня, Аллах. Спаси, астапр-алла, спаси меня, – не унимался бородатый «джигит» – наездник.

Петя стремглав стал сбегать с бугра, перерезая путь убегавшим. От визга и крика Пети вислоухий почувствовал испуг и резко рванул в сторону от него. И на этот раз скряга удержался в седле, видно хорошим наездником был в молодости.

Петя, войдя в раж и видя, что старик испугался, запищал еще истошнее. Теперь уже два дьяволенка преследовали грешную душу и бренное тело старика. Они уже, было, нагнали беглецов, как осел на бегу стал брыкаться задними копытами. Старик держался в седле как настоящий паладин. От брыкания осла на землю повалился баул. Из него рассыпалась долгожданная добыча. Освободившись от тюка, осел поскакал свободнее. Алдан с Петей прекратили преследование. Они взбежали на встречный холм, продолжая кричать и орать, затем начали прыгать и кувыркаться на земле. Старик бил осла, продолжая побег от чертей. Так, скачущий, он и исчез из виду.

Поняв, что старик не собирается возвращаться за потерянным тюком, "чертята" оприходовали его. Добыча была по-королевски богатой. Внутри басона оказались лепешки, брынза, масло, лук, чеснок, морковь. Все это они перенесли подальше от людей и зверей, в свое укромное жилище, надежно спрятали. Затем как баричи вдоволь откушали добытой пищи. Запасов им хватило надолго.

Домашним решили не говорить, не рассказывать о содеянном поступке-грабеже, так как могло обоим не поздоровиться.

Прибыв в свой аул, старик поведал о случившейся беде. Молва быстро разнеслась по округе. Никто не усомнился в происшедшем. На следующий день старик зарезал барана, приготовил большой казан шурпы и раздал аульчанам.

Старик-скряга потряс аул своим поступком. Он никогда не был щедрым, был очень вредным, постоянно ворчал и язвил, а добрым и мудрым, как полагается старцу, никогда не был.

После этого происшествия односельчане заметили, как старик изменился в лучшую сторону. Старик воспринял этот случай, как знак свыше. Он действительно был страшно, смертельно перепуган. Он не переставал благодарить Аллаха за свое спасение. О тюке он и не вспоминал, решив, что тюк выпал по воле Аллаха, и им он откупился от чертей.

– Они чуть не заскочили мне на шею, – говорил он, – и я чуть не подарил, не отдал им свою жизнь.

Это место старик объезжал и никогда больше не ездил по этой дороге, вдоль двух холмов.

* * *

Большая беда бесчинствовала, бродила по земле, со страшной силой поглощая человеческие жизни. Аулы, селения, города отправляли своих отцов, мужей, сынов и дочерей в неизвестную страшную даль. Тревога, безысходность, стали неотъемлемой спутницей жизни людей.

Пока «гнусный», «уродливый капитализм» тридцатых боролся с «красной заразой», на его загривках развилась «коричневая чума» – зло больших размеров.

Алдан быстро взрослел, взрослело все его поколение. Люди жили надеждой, что их дом очаг обойдет беда. Но беда появлялась неожиданно. Насытившись человеческой скорбью, слезами, уходила в другие места, чтобы затем снова вернуться.

В дом Алдана приезжал погостить дед Сауранбай. С его приездом весь разъезд оживал, все обожали деда, так как он привозил не только гостинцы, но и хорошее настроение. Его веселый нрав, умение заставить забыться, отвлечься от тяжелых мыслей и тревог, притягивали людей. Дед Сауранбай, родившийся в прошлом веке, не только много прожил, но и много повидал.

Сказитель «Книги судеб»:

Господь всемилостив и милосерден – в самые трудные времена он одаривает и посылает мудрых и оптимистичных людей, чтоб не зачерствели души наши. Во времена больших потрясений, вселенского голода выживали только те, кто привыкал, приобщался к трудностям, затем и вовсе их не замечал. Многие из его ровесников ушли в мир иной только по одной лишь причине, что слишком долго носили в себе бремя пройденных страшных тяжелых испытаний, не сумев очистить души от разрушающего яда тревог.

Вечер. Комната, полная людей; все пьют чай за гостеприимным дастарханом. Алдан, прислонившись к деду, вместе со всеми слушал его рассказы.

– Это было, если мне не изменяет память, где-то в году тысяча девятьсот двенадцатом, еще при царе, да. Но когда это было, не имеет значения, а важно, что произошло. Был у меня приятель Сексенбай, и была у него жена, еще та зануда. Мучался с ней Сексенбай, мучался, да и решил после очередного скандала проучить. Но как? – дед сделал паузу. – Только он мог до такого додуматься. Зашел в сарай, да и повесился!

В комнате воцарилась тишина. Одна из женщин, слушавших деда Сауранбая, прервала тишину:

– Ну и шуточки у этого вашего Сексенбая. Кому он хуже-то сделал, – рассмеялась она, ее подхватила женская часть слушающих.

– В том то и шуточки, – дав испытать всем жути, да и веселья, продолжил дед, – что повесился он не по настоящему, а сотворил фокус, привязав себя веревкой за пояс и накинув ложную петлю. А когда жена лебедушкой вплывет в сарай – испытала бы ужас и боль утраты по милому. Затем он оживает, и она воспылает страстными чувствами к нему. Вот так он хотел проучить ее. Двери сарая оставил открытыми, чтоб неблагодарная быстрее нашла его. Висит, значит, висит. Ждет, а жены все нет и нет. Вдруг в сарай заглядывает сосед. Видит "повесившегося" Сексенбая. От страха и неожиданности падает на свое мягкое место.… Приходит в себя и мигом вылетает из сарая. Ищет, носится по двору, зовет жену Сексенбая: "Сания, Сания!" Однако ее не оказывается ни дома, ни где-нибудь поблизости. Видно ушла куда. Зовет свою жену: "Сюда иди, Кулипа!"… Оба причитают, ходят по двору. Сосед снова заходит в сарай, смотрит на "покойничка". И что вы думаете, Сексенбай от соседа слышит? "Кулипа, – проворковал он своей жене, – посмотри, не видно ли Сании?" Та ему в ответ: "Нет, не видать". "Точно, не видать?" "Да, точно, точно". В сарае новоиспеченного "покойничка" сушилась – вялилась конская колбаса, хранились мясо, сыры и прочие съестные продукты. Так вот, этот соседушка спокойно-преспокойно при хозяине – "покойничке" стал эти припасы снимать и перекладывать в таз. "Смотрю я сквозь дымку, – рассказывал Сексенбай, – и глазам своим не верю. Решил, значит, мой драгоценный соседушка, что колбаска то мне больше и не пригодится. Злость охватила. Набрал полный таз моих-то припасов, «нелюдь».

Слушатели деда, так и лопались, падали от смеха. Люди истосковались по смеху, по обыкновенной человеческой радости. Держался за живот и хохотал, что есть мочи и Алдан. Дед дал вдоволь всем насмеяться, и когда смехомор поутих, продолжил:

– Слушайте дальше, что было с Сексенбаем. "Ну, паразит ты этакий, – думал Сексенбай, – розыгрыш с женой отложу до лучших времен, подождет зануда такая – рассякая, а тебя, соседушка, я проучу, не дам тебе забрать моего добра". Когда сосед поравнялся с ним, Сексенбай схватил его за шиворот. "Никогда не забуду этого момента", – говаривал Сексенбай.

Компанию залила новая волна хохота, смеялись уже громче и до слез, каждый представил себе эту сцену. Повеселился со всеми дед Сауранбай. Как только шум от гогота стал стихать, дед продолжил рассказ от лица Сексенбая:

– Видел бы ты его глаза, физиономию в этот момент. Его как будто ошпарило кипятком. Он отбросил от себя таз с мясом с такой силой! И как кот, убегающий от клыков собаки, с ужасным криком "ой бай!" кинулся к двери.

– Воротник рубашки остался в руках "покойничка". Признаться и сам Сексенбай был ошеломлен и испуган ужасным криком и состоянием соседа. "Ой, бай! Ой, бай!" – не унимался сосед – воришка. Он был напуган до смерти. "Что случилось? Что случилось?" – кричала ему вслед жена. Она ничего сразу и не поняла. Она была шокирована, испугана поведением мужа. Сексенбай стал развязывать себя. В это время он болтался в воздухе. Жена соседа увидела через дверной проем барахтающегося "мертвеца" и с жутким, рвущим воздух воплем, понеслась вслед за мужем-грабителем.

– Вот такая вот история произошла с моим приятелем Сексенбаем. Он долго никому не рассказывал эту историю. С его соседом случился нервный припадок, он не хотел возвращаться домой, плакал, никого не слушал. Говорил, что Сексенбай, "покойник", его не простит. Никто ничего не мог понять. Сам Сексенбай не стал ничего объяснять, а тихо уселся на скамейке возле своего дома. Аульчане, успокоив и приведя в чувство соседа, пытались отвести его домой. Но при виде сидящего на скамейке Сексенбая – "покойника" с соседом вновь случился нервный припадок. Так повторилось несколько раз. Сосед еще долго не мог оправиться от нервного потрясения. Оправился ли вообще – неизвестно, через какое-то время он покинул эти места…

Утром следующего дня дед Сауранбай забрал внука с собой. Алдан был безмерно счастлив. Он любил ездить с дедом. Деда в округе знали, уважали и часто приглашали в гости. У него было много друзей. Везде его встречали и потчевали как дорогого гостя.

Вернулся Алдан домой через полтора месяца. Для него это было время незабываемых детских впечатлений, его первого, самого большого путешествия! Алдан поправился, подрос. Дед одел его во все новое. Как ураган ворвался он в дом с самым большим желанием обрадовать маму своим появлением. В руках у него был баул, набитый гостинцами. Ему не терпелось вручить все это и рассказать о путешествии своим самым близким на этой земле людям – папе и маме. Он видел себя рассказчиком, как и дед. Он поведает им множество смешных замечательных историй. Он знает теперь и историю своего рода….

Дети, они всегда дети…. На любой войне, при любых обстоятельствах – дети остаются детьми! Мать обняла Алдана, прижала к груди и долго не отпускала. Следом зашел дед Сауранбай. Он поздоровался с Асией. На женском лице появились слезы. Дед Сауранбай почувствовал неладное.

– Что случилось, доченька? Говори, не томи душу.

Асия зарыдала. У Алдана перехватило дыхание…

– Аскара забрали на фронт, на войну! – первым нарушил тишину дед.

Асия утвердительно кивнула головой. Она была не в состоянии что-либо произнести.