Сердце отца. Повесть

И опустив руки, сделал движение в сторону Абая.

– Стоять! – рявкнул тот, отчего нарушитель сделал удивленное лицо.

– Ты что?! – сказал он, – Отдай сумку. И, пожалуйста, опусти автомат – не то ненароком выстрелит. Да не смотри так – я не враг. Я такой же казах, как ты. Зовут меня Кадар.

– Что ж тогда воюешь со своими, Кадар, если казах? – сказал Абай, вешая сумку на плечо. Автомат был опущен, но Абай по-прежнему держал его за рукоять и мог в любую секунду поднять и открыть огонь в упор.

– А я не воюю, – отвечал Кадар, – Я пришел с миром.

– С миром? А кто утром обстрелял нас?

Мужчина изобразил удивление, но он был плохим актером.

– Ты, видно, принимаешь меня за другого, – сказал он, притворно улыбаясь, – Из чего же мне стрелять, у меня нет никакого оружия. Да, я нарушил границу – виноват. Но, посуди сам, как было мне иначе попасть на родину?

– А как ты оказался за кордоном? – Абай вел беседу, дожидаясь напарника. И почему бы не поговорить с человеком? Напряжение полдневной гонки преследования требовало разрядки.

– Попал в плен в Афгане, – хмуро проговорил Кадар, – А правительство ваше… наше, – тут же поправился он, – правительство и не подумало вызволять нас. О нас забыли.

В глазах нарушителя мелькнул мстительный огонек.

– Значит, ты пришел, чтобы мстить? Но сегодняшнее правительство не ответственно за афганскую войну. Тогда командовала Москва.

– Знаю. И хочу не мстить, а добиться того, чтобы казахи больше никому не подчинялись, кроме Аллаха, чтили пророка Мухаммада и жили по шариату. А пока вы пляшете под дудку американцев и русских. Слушай, отпусти меня, не препятствуй правому делу, угодному Аллаху.

– Почему ты присвоил себе говорить от имени Аллаха? Я тоже мусульманин, но ни к кому не лезу с оружием в руках. Ты же стрелял в меня!

– Где у меня оружие? – разведя руки, Кадар оглядел себя, – Оружие пока что у тебя. Это ты угрожаешь им, а не я.

– Я защищаю нашу границу и вправе уничтожить всякого, кто вломится, даже если он и прикрывается словами о Аллахе.

Кадар рассердился. Он отбросил маску добродушия и заговорил презрительно:

– Что ты понимаешь, сопляк! Тараторишь слова, заученные на политзанятиях. Ты не мусульманин, нет! Ты кафир! Ты, наверное, даже не обрезан!

– Почему же? Все в порядке…

Абай понял, что затеял ненужный разговор, и решил прекратить. Но нарушитель был другого мнения. Он продолжал дискуссию, незаметно, шажок за шажком, приближаясь к пограничнику.

– Но это ничего не значит. Говорят, евреев тоже обрезают. А вот ответь, – ты совершаешь пятикратный намаз? Соблюдаешь уразу? Посещаешь мечеть? Хотя бы раз в неделю, в пятницу? Да у вас и мечетей нет! Ты не знаешь ни одного аята из Корана! Какой ты после этого мусульманин?

Презрительный взгляд пришельца прожигал Абая, и он невольно оправдывался, забыв, что решил прекратить разговор.

– Я верю в Аллаха. Но – по-своему…

– Не смеши меня! Аллах через пророка нашего Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, дал точные предписания насчет веры, он не давал права каждому верить, как ему заблагорассудится. Вы все живете в неверии. Но мы исправим положение, мы научим народ истинной вере.

Абай заметил маневры нарушителя, который уже оказался на расстоянии прыжка.

– Стой! – воскликнул он, подняв ствол автомата, – Стой, если дорога жизнь! Не заговаривай зубы. Нам не нужна твоя вера. И вообще, хватит агитировать! Руки за голову и марш на заставу! Там и поговоришь, с кем следует.

Кадар нехотя вернул руки на затылок и только собрался повернуться, как послышался стрекот винтов вертолета, быстро превратившийся в рокот. Оба замерли, подняв лица к небу. Вертолет снизился, и Абай отвлекся, махая вертолетчикам, показывая, куда лучше приземлить машину. Кадар достал финку и нажатием потайной кнопки выбросив клинок, свободной рукой схватил ствол автомата. Абай недоуменно взглянул на него, и в этот момент Кадар вонзил нож, процедив:

– Умри кафр! Аллах Акбар!

Кадар попытался вырвать автомат, но руки Абая свело в мертвой хватке. Некоторое время оба стояли, глядя в глаза друг друга, но, заметив, что из снизившегося вертолета десантируются пограничники, Кадар с силой оттолкнул Абая и побежал прочь. Абай упал, прижимая к себе автомат. Он лежал с широко открытыми глазами. Он видел, как пулеметным огнем из вертолета был отрезан путь нарушителю, и как пограничники схватили Кадара, после чего глаза закатились, и все накрыло непроницаемой тьмой.

2

Тьма рассеялась. Сабыр, отец Абая, проснулся из-за острой боли в сердце – словно полоснули ножом! Он сел на кровати, растирая грудь, и невольно застонал. Внезапная боль утихла и быстро прошла, лишь осталось ощущение тупо беспокоящей занозы. Сабыр встал, быстро застелил постель, и наскоро помывшись под рукомойником – сосулькой, вышел во двор. По пути к загону со скотом его окликнул сосед – Рахат.

– Ассаляму аляйкум, Сабеке! – поприветствовал он.

– Уа аляйкум ассалям, – отвечал Сабыр.

– Опять самому придется доить? – этот почти ежедневный вопрос соседа всегда так действует на нервы.

– А что, хочешь сегодня подоить за меня? – в тон ему ответил Сабыр.

– Да нет! Не мужское это дело, – с плохо скрываемым презрением заметил сосед. А затем добавил с фальшивой заботой в голосе:

– Жениться вам надо, Сабеке.

– Куда мне, поздно, – махнул рукой Сабыр, с намерением прекратить этот неприятный разговор. Но от Рахата так просто не отделаться.

– Не поздно, – продолжал он, облокачиваясь на верхнюю жердь ограды, – Вы еще крепкий. Вон сколько скота держите. Хоть какая разведенка пойдет за вас. Здоровья вам не занимать, так что легко справитесь с любой молодухой.

– Какое здоровье! – возразил Сабыр, – Вот проснулся, а в сердце словно воткнули нож. До сих пор еще не отпустило.

– Сердце говорите? – продолжал раздражать поддельной заботой Рахат, – Да-а, с ним шутить нельзя! Но посудите сами, – какое сердце выдержит такую жизнь? Все один да один, не с кем и словом перемолвиться. Сына растили, растили, а он вырос и бросил. Нет, вам определенно нужно жениться, вот увидите – все болячки как рукой снимет, и вы сразу помолодеете…

– Да иди ты! – оборвал его Сабыр и еле сдержался, чтобы не нагрубить – все же сосед. После чего добавил спокойней:

– Тебе что ни скажи – норовишь свернуть на одну и ту же колею. Нельзя мне жениться – Абай обидится.

Рахат из тех, кого ничем не пронять. Он не замечает, каким сердитым стало лицо соседа, как тот еле сдерживается, чтобы соблюсти приличия, предпочитая худой мир доброй ссоре. А может, видит все это, но уверен в своей безнаказанности – он хорошо знает, как чтит Сабыр заветы предков и никогда не позволит себе ссору с соседом. Поэтому продолжает в прежнем тоне:

– Оби-идится! Чего ему еще нужно – вырастили, отправили учиться. Женили. У него своя семья, своя жизнь – чего теперь оглядываться на него? Вы из-за него не женились в свое время, а он бросил вас.

– Нет, он не бросил меня. Абай все время зовет к себе, да я сам не хочу. Что мне в городе делать? Там можно умереть со скуки. Так, на пару дней съездить в гости – это можно. А здесь у меня скот, огород, я все время занят. И потом, в городе все нужно покупать, все дорого, а я им помогаю продуктами, – согым, картошка…

– Ну конечно, удобно держать отца в ауле, бесплатно продуктами обеспечивает. А что он страдает от одиночества, пускай, мы обидимся, если он женится.

Сабыр рассердился вконец. Но выдержка не подвела и в этот раз. А как хочется размазать эти губы по зубам, как хочется врезать по челюсти, так, чтобы Рахат прикусил, наконец, свой ехидный язык! Сдерживаясь изо всех сил, Сабыр произнес с нажимом:

– Не трогай Абая, сосед! Я живу хорошо и мне незачем зря чесать языком. Пока есть силы, буду жить здесь и заниматься хозяйством, а одряхлею – Абай меня не оставит, я ему верю. И давай, не будем больше об этом.

Рахат все же струхнул, ибо Сабыр не был волен над своим взглядом, который пробирал до костей. Сосед инстинктивно отступил, отодвинулся от ограды. Он скривил губы в неприятной улыбке, которая особенно досаждала, и примирительно залопотал: